Волки вплотную прижали оборотня к мельнице, но не спешили на него бросаться. Они остерегались длинных лап, только когти на которых были толщиной с волчью лапу. Размахами этих лап оборотень удерживал волков, но и сам двинуться больше никуда не мог. Монах встал напротив него и, ухватившись за флейту обеими руками, медленно поднял её над головой. Губы беззвучно шевелились, словно монах перечитывал по памяти одну из камишутт.
Брикабрей наконец отдышался и попытался встать на ноги, которые ещё сопротивлялись. «Сейчас монах этот с оборотнем расправится, – решил он. – А я ему помогу!» Отступившая угроза придала трусливому колдуну сил. Он даже приосанился. В голову ему пришло подходящее заклинание.
Ночное небо разрезал всполох молнии. Погода стояла безоблачная, поэтому всем было ясно, что молния эта была призвана колдовством. Стоявших за забором крестьян оглушило громовым раскатом.
– Получил, окаянный! – заорал, сам себя не слыша, мельник.
Он решил, что это колдун поджарил оборотня своим заклинанием и тому наступил конец. Мельник уже представлял разгромленный, но теперь безопасный двор, который ждал его за забором.
Но молния, призванная колдуном, не причинила оборотню никакого вреда. Хоть и была она колдовской, вела себя молния, как и все прочие, самые обыкновенные грозовые – приметилась в блестящую сталь, высоко поднятую над землёй.
Если бы не мельничный громоотвод, молния бы угодила прямо в покрытую полированным металлом флейту сякухати. Туго бы пришлось тогда монаху! Но на его удачу, разряд молнии пришёлся в острый шпиль, закреплённый на крыше мельницы. Шпиль загудел, наполнившись грозовой силой. А монах бросил на присевшего от неожиданности колдуна такой взгляд, что Брикабрею захотелось провалиться в Донную Страну.
«Ты с оборотнем заодно! – вот что Брикабрей прочёл во взгляде монаха. – С ним закончу, за тебя примусь!» Разобрав эти слова, трусливый колдун попятился назад, запнулся о брошенный оборотнем пшеничный сноп и повалился на спину. А монах повернулся к оборотню и перехватил флейту поудобней.
Оборотень зарычал и бросился на монаха. Волки прыгнули наперерез, метясь в заросшие косматой шерстью ноги. Монах сделал быстрый шаг вперёд и взмахнул флейтой. Попавший в клин воздух запел тонкую мелодию, которая тут же оборвалась и захлебнулась кровью, хлынувшей у оборотня из разрубленного флейтой горла. Оборотень схватился за шею, пытаясь остановить кровь, но было уже поздно. Жизнь выходила из него вместе с тёмно-зелёным дымом, и через несколько секунд оборотень был мёртв.
Монах развернулся к молотильне, чтобы заняться колдуном, но того нигде не было видно. Волки вопросительно посмотрели на монаха, но он лишь покачал головой, одними губами что-то говоря. Затем он подошёл к оборотню и тщательно обтёр флейту о косматую шкуру. Монах достал из дорожного мешка тряпицу и смахнул ею с флейты последние капли крови. Он ещё раз посмотрел на блестящий в лунном свете клин и, вздохнув, завернул флейту в тряпку. Убрав её в дорожный мешок, монах направился к воротам и распахнул их.
Хоть монах и не произнёс ни единого слова, крестьяне быстро поняли, что произошло и кого им следует благодарить. Колдун исчез претаинственным образом, и не было сомнения, что как раз он-то и был в появлении оборотня виноват.
Прорицатель, который так рьяно защищал колдуна, тоже куда-то запропастился. Но на это никто внимания не обратил. Обрадованные победой крестьяне повели монаха на постоялый двор, где накормили и уложили спать в лучшей комнате, не взяв никакой оплаты.
О том, куда пропали трусливый колдун и странствующий прорицатель, читайте в следующей главе.
Глава девятая
в которой повествуется о том, как Брикабрей с Такуаном прятались от охотника на демонов, каждый по своим причинам, а также о том, как был обнаружен волшебный посох Яньвана Умма-ё
Итак, странствующий монах-комусо разделался с огромным бесом-оборотнем, нападавшим на деревню вот уже вторую ночь. Наутро монах отправился дальше своим путём, который, к вящей радости уже знакомого нам круйтепского купца, вёл в Сурин. Купец тотчас скомандовал и своему обозу выдвигаться в путь таким образом, чтобы оставшиеся до Сурина дни от бродячего монаха не отставать.
Выехав за пределы деревни, охранники прошлись вдоль обоза и не досчитались двух путников: на постоялом дворе остался толстый колдун в заляпанном халате, а с ним и бродячий прорицатель.
«Проспали, наверное!» – решил главный охранник. Сам он всю ночь спал так крепко, что о схватке с оборотнем узнал только утром от своих товарищей. «Не возвращаться же за этими двумя, – рассудил он. – Пока будем их дожидаться, монах далеко вперёд уйдёт. А ну как там ещё оборотни на дороге?» И охранник решил обоз не задерживать, а колдуна и прорицателя оставить в руках судьбы.
К слову сказать, ни Такуан, ни Брикабрей вовсе и не собирались продолжать путь с обозом. У каждого из них были на то важные причины, о которых они сообщили друг другу минувшей ночью.
Звёзды повелели Такуану сворачивать в сторону Мандалая без промедления. Так он сказал Брикабрею, когда обнаружил того за колодцем. Колдун прятался там от монаха-комусо, который – по мнению колдуна – полагал, что убитый им волк-оборотень был заодно с этим низеньким толстоватым колдуном. Хоть брошенная Брикабреевым колдовством молния по монаху и не попала, вышло всё так, как если бы в него колдун и метил. Во всяком случае, так считал сам Брикабрей.
Поэтому-то, стоило монаху вплотную заняться оборотнем, Брикабрей со всей скоростью, которую смог развить на четвереньках, убрался с мельничного двора и притаился за колодцем. Он закрыл глаза и принялся творить молитвы: «О, Тёмный Владыка! Пошли монаху другие заботы, чтобы он обо мне позабыл, чтобы имени моего не знал даже!»
С перепугу Брикабрей даже позабыл, что с монахом он раньше знаком не был и монах знать колдуна по имени никак не мог. Поэтому, когда он услышал своё имя, сердце у него сжалось в комочек и провалилось прямо в пятки.
– Бри-Кабрика-Брей! – услышал он прямо над своим ухом.
– Пощади меня, почтенный монах! – взмолился Брикабрей.
– Никак убоялся ты монаха? – ответил на это Такуан, стоявший рядом.
Брикабрей понял, что опасность миновала, и с шумом выдохнул, разминая жирной ладонью бешено стучащее сердце.
– Он, – сказал колдун, – он с одного маха оборотня убил! И меня хотел убить! И тебя, уважаемый, убьёт. Стоит ему понять, что ты не прорицатель, а из Донной Страны посланник! Никак нам нельзя с монахом встречаться больше!
– Идём в Мандалай! – сказал Такуан голосом прорицателя. – Так требуют звёзды.
Он помолчал и добавил:
– Тёмный Владыка там приготовил тебе следующее испытание. Здесь ты хорошо справился, не убоялся с оборотнем лицом к лицу встать.
Колдун засиял от гордости.
– Я этого оборотня своим волшебством на землю бросил. И к воротам приложил! – показал Брикабрей толстым пальцем на створку ворот, в которой была хорошая промятина. – А потом заявился монах-комусо и всё испортил. Я и без него справился бы! Вот негодный комусо! Сейчас я ему всё выскажу!
Колдун уже и позабыл, как только что трясся от ужаса об одной мысли о встрече с комусо. Он вскочил на ноги, готовый бежать на постоялый двор.
Такуан представил себе, сколь быстро при встрече с монахом напускная храбрость пересохнет у Брикабрея на лице, и улыбнулся.
А колдун схватил Такуана за рукав:
– Пойдём со мной!
Надобно сказать, что Такуан обнаружил трусливого колдуна за колодцем вовсе не потому, что искал, где тот спрятался. Стоило Такуану увидеть монаха-комусо с двумя волками, как он тут же его узнал. Это был тот самый монах, что возвращался в ставший Такуану родным горный монастырь тем самым днём, когда Такуан из него сбежал, переодевшись в белую робу камунуси. Но об этом Такуан ничего колдуну не сказал. Вместо этого он повторил:
