Если бы Юля узнала, что и Роман встречается с ней из-за какой-то надобности, а не ради нее самой, это явилось бы для нее тяжким ударом. Но сейчас, взглянув в его горячие карие глаза, она на минуту забыла о своих опасениях. Ей просто хотелось жить сегодняшним днем и радоваться жизни.
Когда Роман помогал Юле надеть куртку, мимо них через холл прошествовал Герасим, как всегда хмурый и непроницаемый. Он быстрым, но довольно цепким взглядом скользнул по Роману, затем скосил глаза на Юлю и вроде бы даже слегка ей улыбнулся, хотя улыбка на его лице была скорее похожа на гримасу.
Уже на улице Роман спросил Юлю:
— А кто этот мрачный тип?
— Герасим ни му-му, — засмеялась Юля. — Он у Голенищева правая рука. И телохранитель, и помощник, и организатор.
— Кажется, я его уже видел по телевизору. Он всегда возле Голенищева, да? Значит, он у них и дома — свой человек? А как Инга к нему относится?
— По-моему, неплохо. А вот Светина мама, Кира Васильевна, говорит, что у него плебейская рожа, и она не стала бы с таким общаться. Но он вообще-то мужик неплохой, добрый, хоть с виду и хмурый. Он мне вроде бы даже сочувствует.
— Сочувствует? А, может, ты ему нравишься? — Роман обнял Юлю за плечи и заглянул ей в глаза. — Признайся, этот тип к тебе приставал?
— Да ты что? — шутливо возмутилась Юля. — Герасим вообще от этого далек. Может, где-то на стороне он и развлекается, все же ведь живой человек. Но чтобы в хозяйском доме — ни-ни! Инга с Виктором его бы за такие номера понизили в звании.
— Да? У них строгий семейный дом? — с иронией спросил Роман. — А как Инга относится к тебе? Неужели не ревнует Голенищева к такой красивой девушке?
— По-моему, она ни к кому его особенно не ревнует. Не знаю, почему. Возможно, ревнует к памяти Марины Потоцкой, потому что все время старается говорить о ней гадости и поощряет, когда другие говорят.
— А что, у нее были враждебные отношения с Потоцкой?
— Да вроде нет. — Юля пожала плечами. — Не помню, чтобы они когда-то ссорились, выясняли отношения. Вражда у нее к Потоцкой была исподтишка, а с виду все выглядело прилично. Она даже специально ходила к Марине в театр, приглашала ее на юбилей к своему папаше. Мне запомнилось, потому что это было незадолго до Марининой гибели. Я потом еще слышала, как Инга докладывала по телефону не то отцу, не то брату: «Мадам сказала, что уезжает в Париж, так что не ждите ее на своем торжестве».
— Ну, если Инга так не любила Потоцкую, то, наверное, очень обрадовалась ее отъезду?
— Ничуть. Как ни странно, она в тот день была злая. Помню, я зашла к ней в комнату прибраться, а у нее из сумки выпал какой-то плакатик, я хотела его поднять, так Инга меня чуть по руке не ударила и тут же выгнала из комнаты. Я только успела заметить, что это была фотография молодой Марины. Потом еще я про себя посмеялась, подумала: может, Инга, как индианка какая-нибудь, втыкает иголки в изображение соперницы?
— Да, опасная у тебя хозяйка, — хмыкнул Роман. — И брат у нее — серьезный тип. Кстати, мне Эльвира советовала с ним познакомиться. Говорила, что Ховрин в рекламном деле — настоящий зубр.
— А у вас с Эльвирой, я чувствую, была интимная беседа? — Юля погрозила ему пальцем. — Зря я тебя брала с собой в театр, ох, зря.
— А как ты вообще решилась проталкиваться в театр, где верховодит эта женщина-танк? Между прочим, Ингу называет своей подругой. Не понимаю, что у них общего. Ты не знаешь, они давно знакомы?
— Может, знакомы и давно, но сдружились только в этом году. Вот как пришла к нам Эльвира на старый Новый год — так с тех пор и приятельствует с Ингой.
— Старый Новый год? — переспросил Роман, и странное выражение промелькнуло у него на лице. — Это, когда вы с Фалиным сошлись?
— И это тебе Эльвирка доложила. Вот змея!
Роман обнял Юлю уже знакомым ей грубовато-порывистым жестом и небрежно сказал:
— Ладно, чего уж там. Не будем ворошить прошлое. Лучше пойдем ко мне.
Девушка не стала возражать, хотя что-то во взгляде и голосе Романа ее настораживало. Но, отправляясь на свидание, она дала себе установку сегодня делать то, что хочется. А ей очень хотелось быть с этим парнем. Здесь не было желания утвердиться, как со Щукиным, или делового расчета, как с Фалиным. К Роману ее влекли естественные чувства. На перекрестке он кинулся к цветочному ларьку, купил Юле букет сиреневых, тонко пахнущих хризантем. Она прижала цветы к губам, скрывая довольную улыбку.
Роман взял такси, и скоро они оказались возле его дома. Дорога прошла перед Юлей, как в тумане, она даже не разбирала, по каким улицам едет машина. Все ее усилия уходили на то, чтобы пресекать слишком уж откровенные жесты Романа, которые шофер мог наблюдать в зеркальце. Юля, хоть и насмотрелась американских фильмов, изобиловавших любовными сценами в такси, но все же не могла спокойно воспринимать подобную ситуацию.
В квартире Романа она тоже не успела оглядеться, потому что парень буквально с порога, не включая свет, набросился на нее, и девушке стоило большого труда его остановить, не дать ему заняться любовью прямо на полу прихожей. Он отпустил ее только тогда, когда она, теряя силы, с горечью и слезами в голосе сказала:
— А я так надеялась, что у нас все будет по-человечески…
После этих слов Роман, словно одумавшись, разжал руки и, тяжело переводя дыхание, постепенно обуздал свой порыв. Они вошли в комнату, тонувшую в вечернем полумраке. Роман не включил свет, а зажег две свечи на столе. Эти свечи, а также бутылка шампанского, ваза с фруктами и коробка шоколадного печенья свидетельствовали о том, что парень готовился к сегодняшнему вечеру, старался, чтобы все выглядело приличным. Юлю тронула эта забота. Но, в то же время, девушка сразу же обратила внимание на красноречиво разложенную постель, с которой заранее было снято покрывало. Она невольно подумала о своих предшественницах на этом ложе.
За столом Юля нарочно тянула время: медленно пила из высокого бокала, не спеша, закусывала. Ей нравилось наблюдать, как нетерпение все сильнее прорывается в каждом взгляде и жесте Романа. Наконец, она почувствовала, что играть с ним больше нельзя, и с улыбкой протянула к нему руки.
Они сблизились так, как Юля и мечтала: на постели, в мягком свете ночника, под звуки тихой и нежной музыки. Впервые в жизни девушка, привыкшая всегда все рассчитывать и предусматривать, не контролировала себя, полностью отдавшись во власть своих чувств и желаний. Ей даже показалось, что в минуту наивысшей близости и она, и ее партнер признались друг другу в любви.
Но потом, когда экстаз сменился тишиной и блаженным покоем, Роман внезапно все испортил. Приподнявшись на локте и заглядывая в полуприкрытые Юлины глаза, он с усмешкой проговорил:
— А ты не так опытна, как я думал.
В другое время Юля бы, наверное, обиделась, но сейчас она все еще была полна нежности к Роману, а потому ответила просто и искренне:
— Ты у меня второй. Так уж получилось.
Лицо непредсказуемого парня внезапно исказила саркастическая гримаса, и он слегка охрипшим голосом заметил:
— Ну да, как в песне: «Каждый, кто не первый, тот у нас второй».
Тут уже Юля не выдержала. Ее словно подбросило с кровати. Она стала трясти Романа за плечи, испепеляя его яростным огнем изумрудных глаз и с ненавистью повторяя:
— Подлец!.. Негодяй!.. Скотина!.. Почему, зачем надо обязательно все опошлить, выкачать в грязи?!.
— Успокойся! — прикрикнул Роман и, повалив Юлю на спину, крепко прижал ее руки к кровати. — Хватит разыгрывать из себя оскорбленную невинность. У тебя это неважно получается, потому что ты слабенькая актриса. И не сверкай на меня глазами, все равно не выпущу тебя, пока сам этого не захочу.
Юля сделала попытку вывернуться из-под него, но тут же с ужасом ощутила, что мускулы у этого парня железные. Она хотела закричать, но Роман зажал ей рот поцелуем. И через несколько секунд ей уже и самой не хотелось сопротивляться. Она и не заметила, как во время этого долгого поцелуя ее руки обвились вокруг шеи Романа. Оторвавшись, наконец, от губ девушки, он пытливо и настороженно посмотрел ей в глаза и с нарочитой грубоватостью спросил:
— Неужели старый алкаш Фалин тоже так тебя целовал?
Сопротивляться его силе было бесполезно, да ей и не хотелось этого. Юля внезапно почувствовала, что ее злость улетучилась, что расслабляющее тяготение к Роману взяло верх над всеми ее мыслями и порывами. Она ответила спокойно и даже с улыбкой:
— Не вспоминай о Фалине. Сегодня я окончательно поняла, что он мне совсем не нравился, как мужчина. Фалин был моим проводником в театральный мир, вот и все. Но я уже давно с ним не встречаюсь.
Юле показалось, что в глазах Романа промелькнула радость, но слова его по-прежнему звучали грубо:
— Теперь тебя интересуют только небритые художники? Отдаешь им в распоряжение свое голое тело?
