Хайден поднялся с колена. Как ни хотелось Лотти услышать конец этой истории, еще сильнее ей хотелось прижать палец к губам Хайдена, прекратить его муку.
Но он заговорил вновь, сухо и бесстрастно:
– Когда я вернулся, то застал в ее постели Филиппа. И знаешь, что было хуже всего?
– Нет, – прошептала Лотти, вжимаясь в спинку дивана, но было уже поздно.
– Филипп заставил ее поверить, что он ? это я. Жюстина так и не поняла, что ее обманули, она находилась под воздействием наркотика. Не знаю, что меня удержало от того, чтобы не свернуть Филиппу шею прямо на месте.
И Хайден медленно сжал в кулаки свои могучие руки.
– И слава богу, иначе тебя посадили бы в Ньюгейтскую тюрьму и Аллегра осталась бы без отца, – сказала Лотти.
«Интересно, осталась бы она при этом и без матери?» – хотела спросить Лотти, но удержалась.
Хайден взъерошил ладонью волосы и сказал, покачав головой:
– Филипп тогда ушел, а все остальное я помню как в тумане. Наверное, я сам тогда едва не сошел с ума. Помню, как я нес на руках Жюстину, мне хотелось поскорее вытащить ее из постели, где она… где они… – Он снова сжал кулаки. – Она не понимала, что случилось. Лежала у меня в руках, обхватив мою шею. Смотрела мне в глаза и просила прощения за какие-то свои слова, сказанные утром. Говорила, что любит меня и благодарна за то, что я дал ей возможность выразить свою любовь.
Он разжал кулаки и посмотрел на свои руки так, словно они были чужие.
– На короткий миг меня охватило желание задушить Жюстину прежде, чем она узнает о том, что она…
– Но ты ее не задушил! – пылко воскликнула Лотти вскакивая с дивана.
– Мне не нужны ни ваши оправдания, ни ваше сочувствие, миледи, – сказал Хайден.
– Я не жалею тебя, – возразила Лотти. – Я тебе… завидую.
– Завидуешь? – удивился Хайден. – Ты что, тоже сумасшедшая?
– Многие люди так и проживают свою жизнь, не узнав той любви, которая связывала вас с Жюстиной, – покачала головой Лотти.
– Господи, сохрани меня от восторженных школьниц, – сказал Хайден, возводя глаза к небу. – Если это была любовь, то не дай мне испытать ее еще раз. Не дай погибнуть.
– Но эта любовь не погубила ни тебя, ни Аллегру.
– Ты уверена? Но разве ты не слышала того, что сказала Аллегра? Она ненавидит меня.
– В самом деле? – подбоченилась Лотти. – Но разве она не впала в истерику, когда узнала, что ты собираешься расстаться с ней? Разве не для тебя она разыгрывала весь этот маскарад с привидениями? Она же надеялась, что это ты придешь на звуки музыки, а не я. Разве она переоделась в платье покойной матери не для того, чтобы привлечь к себе твое внимание?
Хайден долго молчал, а затем ответил, недоверчиво покачав головой:
– Это глупо! Когда я стараюсь проявить к ней внимание, Аллегра просто убегает от меня. Или поступает так, как поступила с куклой, которую я ей подарил.
– Это потому, что она ждет от тебя вовсе не подарков. Она хочет твоего внимания к себе! Хочет чтобы ты видел в ней ее саму, а не Жюстину!
Лотти сама не заметила, в какой момент перешла на крик. Ей хотелось лишь всегда стоять вот так лицом к лицу с Хайденом, настолько близко, чтобы чувствовать тепло его тела, ощущать тонкий запах его мыла.
Хайден протянул руку, поправил пальцем локон на голове Лотти и негромко спросил:
– А ты, Карлотта? Чего хочешь ты?
Ей тоже хотелось, чтобы он видел в ней ее саму а не Жюстину. Ей хотелось быть уверенной в том, что она вышла замуж не за убийцу. Но больше всего ей хотелось, чтобы он поцеловал ее. Хотелось привстать на цыпочки и подставить ему свои губы. Хотелось самой поцеловать его прежде, чем сюда вернутся полчища призраков. Хотелось обхватить его за шею, прижаться к его груди и согреть своим теплом.
Что она и сделала.
15
Хайден замер, когда Лотти коснулась его подбородка, закрыл глаза и тяжело сглотнул, когда почувствовал ее нежные губы. Застонал, когда язык Лотти коснулся кончика его языка. Это было мучительно-сладко и горько, это было невыносимо.
Обняв Лотти, он ответил на ее поцелуй, глубоко погрузив свой язык в шелковистую, влажную пещеру ее рта. Этот поцелуй обещал неземное блаженство, блаженство, которого Хайден не знал уже столько лет. Где-то в глубине его сознания любовь навсегда соединилась с чувством утраты. Но Лотти постепенно растапливала тот лед, возвращая Хайдена к жизни.
Он поднял глаза и поймал насмешливый взгляд Жюстины, улыбавшейся ему с портрета. Она словно предупреждала его, что это искушение обернется для него новым несчастьем.
Хайден нашел в себе силы оторваться от Лотти, окинул взглядом ее волосы, посеребренные лунным светом, ее полные влажные губы, заглянул в ее бездонные загадочные глаза, в которых так легко было утонуть. Как легко повалиться сейчас вместе с ней на этот диван и отдаться неудержимому потоку страсти, но…
– Я уже говорил тебе, – хрипло сказал Хайден, – что не заслуживаю твоей жалости.
– Так ты считаешь, что все это я делаю только из жалости?
Хайден закрыл глаза, вслушиваясь в звук ее голоса.
– Я уверен, что вы можете предложить мне гораздо большее, миледи, – сказал он, – но боюсь, что мне нечего предложить вам взамен.
– Потому что все, что мог, ты уже отдал ей.
Даже зная о том, что не прочитает в глазах Лотти ничего, кроме молчаливого осуждения, Хайден не удержался и взглянул на нее. В последний раз.
Глаза Лотти были мокрыми от слез, но, несмотря на это, она держала голову высоко поднятой.
– В таком случае мне остается лишь надеяться на то, что вы будете с ней счастливы, – сказала она. – Я начинаю думать, что вы в самом деле стоите друг друга.
С этими словами его жена повернулась и покинула комнату точно так же, как покинула ее незадолго перед этим его дочь. Что за проклятый день!
Прикусив губу, Хайден схватил первую подвернувшуюся под руку фарфоровую фигурку из тех, что стояли на каминной полке, и с силой запустил ее в портрет. Фигурка легко отскочила от холста, не причинив ем ни малейшего вреда, не оставив и царапины на ангельском лице Жюстины.
На следующее утро Лотти ушла к скале и села на самом обрыве, подставив лицо ветру. Ей хотелось плакать, но она, сдерживая слезы, смотрела на пенные валы, разбивавшиеся о кромку берега далеко у нее под ногами.
Интересно, как часто сидела здесь Жюстина, ведь она не могла не приходить на это место?
Только теперь Лотти начала понимать, какую ошибку допустила, приехав сюда, в Оукли. Она надеялась изгнать привидения, живущие в доме, но на самом деле они гнездились не в нем, а в сердце Хайдена. А как сражаться с врагом, который для тебя остается невидимым?
