Так промысловое рыболовство вносило, причем в широком масштабе, новый элемент – элемент товарно-денежных отношений – как в хозяйство феодала-вотчинника, так и в хозяйство крестьянина, не говоря уже о городской экономике. Именно в городах рядом с рыбаком-профессионалом вскоре (не позднее середины XIV в.) возникает фигура рыбника или рыбного прасола, скупавших рыбу с целью ее последующей перепродажи. Они уже выступают в роли прямых посредников между непосредственными производителями и всемерно содействуют упрочению и развитию рыночных связей. В торговлю рыбой включаются и некоторые землевладельцы, в частности монастыри, укреплявшие свое хозяйство на почве связи с рынком.
Объем этой торговли во второй половине XV–XVI в. возрос необычайно. Практически в каждом городе имелись специальные рыбные ряды или рыбу продавали в отдельных лавках, полках и шалашах. Причем рыбой торговали не только местные рыбники и ловцы, но и приезжие – как из ближайшей сельской округи, так и из более отдаленных мест. Это обстоятельство привело исследователей к мысли, что рыба и продукты ее переработки составляли «одну из важнейших статей питания»[613]. Крупнейшими рынками и поставщиками рыбы на северо-западе стали Новгород и Псков, откуда импортировавшиеся из Европы сельди и местные сиги развозились по всей России. Поморский край, особенно Холмогоры, а также Карелия и Терский берег поставляли на рынки государства семгу. По словам Штадена, «с Поморья шли торговые люди с семгой и с солью»[614]. На северо-востоке оживленно торговали рыбой в Белоозере, Вологде, Ярославле, Костроме, Шуе, Волоколамске. На берегу озера Селигер процветала под властью Волоцкого монастыря Осташковская (Осташков) ловецкая слобода. На ее примере легко судить о высокой товарности и доходности рыболовства. С конца XV в. денежный оброк со слободы в пользу монастыря за короткое время возрос почти в 4 раза (с 37 руб. до 150 руб.)[615].
Одним из крупнейших русских рынков рыбы в XVI в. был Нижний Новгород, не уступавший по своему экономическому значению Пскову и Смоленску. Сюда поступала рыба не только с Волги, но и со славящихся рыбными запасами угодий Нижней Оки. Особенно возросло значение Нижнего Новгорода как всероссийского рынка осетровых рыб после присоединения к Москве Казани и Астрахани. Последние города, естественно, также стали важнейшими поставщиками рыбы.
Но самым емким потребителем рыбы и ее самым значительным рынком была, конечно, Москва. В столицу Руси рыбу везли со всех концов страны. Ченслер в XVI в. наблюдал, как каждое утро в Москву по Ярославской дороге направлялось 700–800 саней с хлебом и рыбой[616]. Здесь закупали рыбу большими партиями многие монастыри. Помимо трех рыбных рядов в Москве для приезжих купцов был построен специальный Рыбный двор, обслуживавшийся штатом грузчиков-«дрягилей», которым платилось «деловье» за провоз товара на взвешивание от двора к важне[617].
Таким образом, с конца XV в. наблюдается (во всяком случае, в торговле рыбой) постепенное стирание граней между местными рынками и медленное, но неуклонное формирование предпосылок «всероссийского рынка», выразившееся в укреплении дальних и ближних торговых связей таких городов, как Москва, Новгород, Псков, Смоленск, Нижний Новгород и др. Конечно, для рыбака-крестьянина эти связи не простирались дальше волостного или уездного центра, или даже ближайшего рядка, а то и просто торгового села. Наконец, он мог сбывать улов прямо в реке или озере – «у неводов». Но купцы-рыбники на возах и в ладьях колесили и плавали из конца в конец огромной страны.
Тем не менее нельзя не согласиться с мнением ряда исследователей, что корни территориального разделения труда уходят вглубь веков, вплоть до времени Киевской Руси[618].
Этот процесс не миновал и рыболовство. Выше мы уже говорили, что к XVI в. образовались целые районы промыслового рыболовства: в окрестностях Онежского и Ладожского озер; вокруг Ильменя, Псковского и Чудского озер; на Двине и по берегам Белого моря; на Белоозере, а также Кубенском и Чарондском озерах; у озера Селигер; на верхней Волге и поблизости от Нижнего Новгорода; на Оке в пределах Муромо-Рязанской земли. Здесь, конечно, обнаруживается не территориальное разделение труда в полном смысле слова, а его элементы, среди которых рыболовство занимало не последнее место. Именно лов рыбы стал для многих жителей этих районов важнейшей стороной их хозяйственной деятельности. Любопытно, что, как и в случаях с некоторыми видами ремесла, области развитого рыболовства начинают складываться еще в домонгольскую эпоху, что подтверждается археологическими находками в Новгороде, Пскове, Ладоге, Белоозере, Старой Рязани.
Особо следует сказать о широком освоении во второй половине XVI в. района Нижней Волги (от Казани до Астрахани) – будущего главного рыбного центра России, сохранившего свое ведущее значение вплоть до начала ХХ в. «После казанского взятия, – подчеркивает М. Н. Тихомиров, – богатые рыбные ловли на Волге сделались объектом вожделений больших и влиятельных монастырей[619]. Англичане рассказывали, что вниз по Волге каждое лето отправлялось «за минеральной солью и осетрами» не менее 500 больших и малых судов[620]. Однако русские рыбаки появились в этих водах еще задолго до падения Казани. Летописцы сообщают об их ограблении под Астраханью в 1489 г., о бегстве 1000 московских рыбаков в 1521 г. из-под Казани, о том, что в иное лето на среднем течении Волги скапливалось до 10 000 русских рыбаков, ловивших рыбу в «диких водах» и, «наловящеся и обагатившеся», возвращавшихся осенью назад[621]. Более того, археологическими раскопками на Водянском городище близ Волгограда обнаружена славянская колония на этом золотоордынском поселении[622]. Огромное количество костей осетровых рыб, десятки железных рыболовных крючков, сотни каменных и керамических грузил не оставляют сомнений о главном занятии ее жителей[623].
Как мы видим, рыболовство здесь привлекало тысячи рабочих рук, велось с широким размахом и самыми хищническими методами, но его товарный (некоторые монастыри получили право покупать или вылавливать до 10 тыс. и больше одних только длинных осетров!) характер выражен совершенно отчетливо[624].
Нельзя не коснуться и другой стороны изученного вопроса. Внимательное знакомство с источниками полностью опровергает получившее права гражданства мнение, что «судя по археологическим данным и письменным сообщениям, в X–XII вв. уже существовали почти все известные сейчас способы ловли рыбы и орудия рыболовства»[625]. Как раз все материалы, напротив, свидетельствуют о постоянном развитии и совершенствовании рыбацкой техники, без чего рыболовство никогда бы не смогло достичь тех масштабов, в каких оно осуществлялось в XV–XVI вв. Прогресс в развитии рыбного промысла был тесно связан с подъемом других отраслей хозяйства, прежде всего с успехами в возделывании прядильно-масличных культур – льна и конопли. Недаром районы развитого рыболовства были и передовыми по льноводству и высевам конопли[626]. Рост продуктивности рыбного промысла стимулировал и добычу соли, в больших количествах требовавшейся для посола рыбы.
Наконец, ярким доказательством важного экономического значения рыболовства является возникновение к XVI в. специальных отраслей ремесла, изготовлявших промысловые орудия для продажи их на рынке. Среди кузнецов выделяются специалисты-удники, производившие рыболовные крючки[627]. На Белозерской ярмарке в конце столетия бойко шла торговля мережами, тетивами неводными; продавались бочки рыбные, проволока на уды (крючки)[628]. В Заозерье, расположенном на берегу Кубенского озера, продавали мережи и неводные рукава[629]. Деготь и смола, необходимые для предохранения снастей от гниения, также в изобилии поступали на рынки. Торговали всякими рыболовными снастями и в слободе Ипатьевского монастыря под Костромой[630].
Таким образом, история древнерусского рыбного промысла вполне согласуется с точкой зрения тех исследователей, которые считают конец XVI – начало XVII в. временем формирования всероссийского рынка и складывания буржуазных связей (первый этап процессов, ростки которых обозначились еще раньше)[631].
Конечно, переоценивать влияние новых, буржуазных по сути отношений, внедрившихся в промысловое рыболовство, в своем развитии часто опережавшим такие важнейшие отрасли народного хозяйства, как земледелие и скотоводство, нельзя. Рядом с хозяйствами рыбаков-профессионалов и вокруг них располагалось море из тысяч и тысяч мелких крестьянских хозяйств, являвших типичный для средневекового режима пример соединения крестьянских «промыслов» с земледелием. Даже продажа такими крестьянами рыбы не нарушала «натуральности» их экономики, поскольку вырученные деньги целиком уходили на выплату землевладельцу денежных повинностей[632].
