Несмотря на его свою древность, Додонский храм пользовался меньшей известностью, чем святилище в Дельфах. К Додонскому оракулу обращались главным образом простые люди, которые стремились решить разные трудности повседневной жизни. В этом смысле Додонский оракул чем-то похож на современного адвоката или врача. Все, кто обращались к оракулу, должны были предоставить свои вопросы этим двум богам в письменном виде — нацарапать их на свинцовых табличках. Затем таблички помещали в горшок, и их изучала одна из жриц. Археологи нашли несколько табличек (это за всю долгую историю существования оракула). Среди просителей встречались не только местные крестьяне, но и паломники со всех концов Средиземноморья.
Среди них — Эвбандр и его жена, которые спрашивали о том, какому богу, герою или духу (даймону) они должны молиться и приносить жертвы, чтобы они сами и их имение стали богатыми «навсегда». Человек по имени Сократ хочет знать, как ему надлежит торговать с наибольшей выгодой для себя и своей семьи. Агис спрашивает о своих утерянных матрацах и подушках: не мог ли их украсть какой-нибудь иноземец?
Время от времени с додонскими божествами советовались разные знаменитые личности. Ахиллес у Гомера молился «Зевсу пеласгийскому, додонскому, далекому владыке Додоны», чтобы его любимый друг, Патрокл, одержал победу и живым возвратился из сражения с греками на равнине у Трои. Но бог обычно одной рукой дает, а другой отнимает. Далее Гомер пишет: «И внял ему Зевс промыслитель. Дал Отец Ахиллесу одно, а другое отвергнул». Патрокл оттеснил троянцев, но был убит.
Оракул вполне мог допустить какую-нибудь неразборчивую отговорку. В V веке во время крупной войны между Афинами и Спартой афинянам посоветовали основать свои колонии на Сицилии. Не задумываясь о том, что на самом деле означало предсказание оракула, афиняне решили, что оракул одобрил их вторжение на Сицилию, оказавшееся неудачным. Однако «голубицы» имели в виду холм вблизи Афин с таким же названием.
Поскольку Додонский оракул находился на территории Эпира, то царь молоссов, Пирр, стал его покровителем. Он восторгался предсказаниями оракула и сделал Додону религиозным центром своего царства. Пирр вложил большие средства в укрепление додонских храмов. Он восстановил и существенно расширил храм Зевса, учредил фестиваль искусств, игры атлетов и организовал представления в новом амфитеатре.
Когда царь собирался в военный поход в Италию, он советовался с оракулом о том, что его ожидает. Будучи в близких отношениях с оракулом, он был полностью уверен, что ожидания его не обманут, что царь богов и его супруга дадут ему благоприятный прогноз. Однако «голубицы» послушали шелест листьев и высказали неоднозначное предсказание. По-гречески их слова можно было прочитать двумя способами: «Если ты войдешь в Италию, то ты победишь римлян» или «Римляне победят тебя».
Пирр, будучи неглупым человеком, конечно же, понял, что предсказание неоднозначно, однако, как выразился Дион Кассий, он решил «толковать его по своему желанию, так как желания довольно часто разочаровывают». При осуществлении своего грандиозного замысла он не потерпел никакой задержки и даже не стал дожидаться наступления весны.
Поскольку Пирр не был полновластным монархом в Эпире, он не мог ничего сделать только по своему усмотрению. Сначала ему надо было получить поддержку племен, которые жили в его государстве, то есть заключить с ними соглашение о снабжении войска. Он воспользовался своей родословной от Ахиллеса, ведь если римляне утверждали, что они являются наследниками троянцев, то вторжение во главе с царем молоссов будет считаться ответным действием. Возродившуюся Трою необходимо разрушить во второй раз. Будучи наследником славы Александра, Пирр представил себя предводителем греческого похода против варваров. Он также считал, что должен отомстить за своего дядю Александра Молосского.
Монеты широко распространились по всему Средиземноморью. Правители, стремящиеся подать себя в выгодном свете, быстро поняли, что их можно использовать в качестве удобного средства передачи информации. Монеты, выпущенные в Таренте при поддержке Пирра, не являются исключением. На некоторых из них можно увидеть изображение Зевса и Дионы Додонских. Это свидетельствует о том, что Пирр надеялся на получение божественного благословения для своих начинаний. Другие монеты стали подражанием золотым статерам Александра Великого. На них изображена Афина-Воительница, побеждающая варваров, а также олицетворенная Ника, или Победа, приносящая трофеи. На одной монете мы видим Ахиллеса, которому, видимо, придали облик Пирра. На другой изображена мать Ахиллеса, Фетида, которая, как написал в «Илиаде» Гомер, несет щит и новое оружие, чтобы перевооружить своего сына после смерти Патрокла.
Пирр добился своего. Он завоевал поддержку не только своих эпирских племен, но также и других эллинистических монархов — диадохов или их наследников, — которые радовались тому, что все эти военные неурядицы происходят где-то далеко и мешают каким-то другим людям в каких-то неизвестных местах. Царь собрал армию из 22 500 пехотинцев, в число которых вошли 2000 лучников и 500 метальщиков (у римлян не было воинов, которые могли поражать с некоторого расстояния). Кроме этого у Пирра была конница из 2000 всадников и 20 слонов.
Слоны тогда еще были в диковинку. Греки впервые столкнулись с ними в 331 году, когда персидский царь царей Дарий III, который неудачно для себя выпустил их на поле боя против армии Александра Великого в битве при Гавгамелах. Сам Александр никогда не использовал слонов, однако его преемникам понравился такой «род» войск. Слонов привозили из Индии. Индийские слоны, в отличие от африканских, имели очень большой размер и могли нести паланкин с погонщиком и несколькими воинами, вооруженными метательным оружием.
Главное преимущество слонов состояло в том, что они устрашающе действовали на врага. Кони очень пугались их, особенно если они никогда раньше не видели этих животных. С другой стороны, слоны могли нанести серьезный ущерб своей армии, если их вдруг охватит бешенство из-за ранения или по какой-то другой причине.
Арриан приводит красочное описание того, что может произойти при таких обстоятельствах, в своем рассказе о другом сражении Александра, на этот раз с войском индийского царя: «Слонов оттеснили, наконец, в узкое место, и здесь, поворачиваясь, толкаясь и топча людей, вреда своим наносили они не меньше, чем врагам. Погибло много всадников, отброшенных в это узкое место вместе со слонами; многих слонов и их вожаков поразили дротиками; одни слоны были ранены, другие, истомленные, без вожаков, беспорядочно бродили по полю битвы. Словно обезумев от боли и горя, они бросались одинаково и на своих, и на врагов, расталкивали людей, топтали и убивали их».
В начале 280 года Пирр осмотрительно отправил вперед Кинея с авангардом в три тысячи человек. Только после того как они благополучно прибыли в Тарент и получили там надлежащий прием, Пирр последовал туда с основной частью своей армии. Они пересекли Адриатическое море на грузовых судах, которые тарентинцы прислали в Эпир. Вскоре царь пожалел о том, что он отправился по морю, не дождавшись окончания зимы. Сильный шторм рассеял его корабли. Некоторые суда, включая флагманский корабль, на борту которого находился сам Пирр, не смогли обогнуть Япигский мыс (кончик «каблука» итальянского «сапога») и войти в Тарентинский залив. К наступлению ночи они оказались у дикого неприспособленного для причала побережья, где многие суда разбились о скалы. Царская галера не пострадала благодаря своей большой величине и прочности.
Казалось, что спасение уже близко, но внезапно все изменилось. Ветер изменил направление и начал дуть с берега. Появилась опасность, что судно разобьется, если оно пойдет навстречу огромным валам, однако носиться в открытом море и прыгать на огромных волнах было не менее страшно. Царь принял смелое решение, как сообщает Плутарх: «Пирр выбросился в море, а приближенные и телохранители немедленно кинулись его спасать. Однако в темноте, в шуме прибоя, среди откатывающихся назад валов трудно было оказать ему помощь, и только на рассвете, когда ветер спал, Пирр выбрался на берег, изможденный телом, но бодрый духом, отважный и готовый преодолеть любые превратности».
Царь добрался до Тарента и какое-то время оставался там. Его сразу же назначили главнокомандующим, однако он не предпринял ничего против желания его хозяев, пока не вошли в порт спасшиеся корабли и не привезли эпирскую армию. Как ни странно, но все слоны благополучно перенесли переезд, хотя совершенно непонятно, как возбужденное животное весом в пять тонн может оставаться спокойным в бурном море на борту галеры длиной 25 метров. После этого Пирр показал себя в истинном свете. Он быстро понял, по словам Плутарха, что «чернь в Таренте по доброй воле не склонна ни защищаться, ни защищать кого бы то ни было, а хочет лишь отправить в бой его, чтобы самой остаться дома и не покидать бань и пирушек».
