с тобой происходит, Алексей?
— Все хорошо, — ласково произнес я и погладил ее по светлым волосам.
Некоторое время мы молчали. А потом Кристина как-то неуверенно произнесла:
— Знаешь, у меня плохое предчувствие по поводу сегодняшнего дня.
Я удивлённо поднял бровь:
— Ты о чем?
— О похоронах. У меня душа не на месте. Словно сегодня к Троицкому собору снова явится смерть. И заберёт кого-то. А потом все изменится, — она прикрыла глаза. — Странное ощущение.
— Все будет в порядке, — успокоил ее я. — Нам пора. Идём. Нас ждут похороны.
***
Всю дорогу до Троицкого собора Виктор поглядывала в зеркало заднего вида. Юсуповы заняли места по обе стороны от меня и выглядели на редкость довольными. Только мне казалось, что Кристина немного рассеянна.
Парковка у Троицкого собора была забита. И Виктору пришлось парковаться за квартал от места прощания.
— Сегодня здесь собрался весь цвет аристократии города, — поделился он своими наблюдениями. — Сливки общества. И все прибыли попрощаться с Милорадовичем. Аж очередь у входа образовалась.
У дверей собора и правда собралось две сотни человек.
— Думаю, на Милорадовича здесь многим плевать, — продолжил Виктор.
Я кивнул и пробормотал, глядя на очередь:
— Ладно, пора смешаться с великосветским обществом.
Феникс помог мне и Юсуповым выбраться из машины.
— Идёмте, князь, — Кристина поправила юбку, обернулась ко мне, чтобы провести пальцами по узлу галстука. Ольга одернула полу моего пиджака. Я предложил руки своим спутницам, и мы втроем направились к воротам собора.
Если мое прибытие было встречено равнодушно, то Юсуповых высший свет встретил холодно.
— Вы только посмотрите не них, — донеслось до меня. — Дочери изменника явились.
— Наверное, хотят вымолить прощение у императора, — ответил кто-то. — Не понимаю, почему Карамазов до сих пор держит их в своем доме.
Я посмотрел на Кристину Михайловну. Девушка побледнела и опустила глаза, стараясь не отводить глаз от дорожки. И внутри начала закипать злоба:
Она натянуто улыбнулась мне.
Ольга напротив, с вызовом смотрела на окружающих сквозь траурную вуаль и встречала шепотки с высокомерной полуулыбкой.
— Не обращайте внимания, Кристина Михайловна, — я сжал руку блондинки.
— Мастер Алексей Юрьевич дело говорит, — послышалось за спиной.
Мы обернулись. В паре шагов от нас стояла Виктория Муромцева в строгом брючном костюме. В сопровождении высокого мужчины лет сорока в дорогом сюртуке и изысканной тростью.
— Эти снобы воротят нос от всего, что может повредить их репутации, — продолжила Виктория.
Я покосился на ее сопровождающего. Интересно, как он отреагирует на подобное заявление?
Но тот был спокоен.
— Виктория Ильинична совершенно права. Эти снобы неисправимы, — с усмешкой подтвердил он и протянул мне руку для приветствия.
— Петр Чернов. Мой хороший друг, — представила спутника Муромцева.
— Алексей Карамазов, — я пожал протянутую ладонь и почувствовал, как кожу уколола тысяча мелких иголок. — Вы…
— Бастард, — ответил Чернов без тени смущения. — Самый богатый бастард в Союзе. И за выдающиеся заслуги Император пожаловал мне титул князя.
Я улыбнулся, прекрасно понимая, сколько денег стоило заплатить за "выдающиеся заслуги". Но озвучивать свои мысли не стал. Это было лишним.
Мы прошли в собор. Узкий проход был застелен красной дорожкой. По обе стороны от него тянулись лавки, украшенные цветами. У алтаря стоял гроб с телом Милорадовича для прощания. Рядом высился портрет улыбающегося Александра с черной полосой в углу.
У гроба, с темным от горя лицом, стоял Николай Федорович Милорадович. Отец покойного. Аристократы возлагали к плакату цветы с траурными лентами, а затем подходили с утешительными словами к отцу.
Рядом с Николаем Федоровичем принимали соболезнования его супруга Софья и девушка. Последняя была облачена в строгое элегантное платье с глухим воротом. Ее голову покрывала шляпка с широкими полями и вуалью. Но несмотря на непривычный вид, я узнал Екатерину Калинину. Она с достоинством принимала соболезнования и время от времени подносила к глазам шелковый белый платок.
— Бедная Катя, — неожиданно тихо произнесла Кристина и всхлипнула.
— Тебе не обязательно с ней говорить. Я могу сам…
— Неужели ты считаешь меня такой черствой? — пролепетала княжна. — Наши разногласия с ней не имеют значения. Ведь случилась беда. А в такие моменты мы должны отбросить глупые обиды.
— Горжусь тобой, — искренне сказал я.
Тучная женщина перед нами оглянулась и окинула меня недовольным взглядом. Мне стоило смолчать, но что-то внутри меня возмутилось, когда незнакомка перевела глаза на Кристину и скривилась.
— И как только совести хватило прийти, мерзкие… — фыркнула она.
— Вы обращаетесь к нам? — холодно осведомился я.
— Что? — она округлила глаза. — Ты это мне, мальчик?
— Следите за языком, госпожа…
— Ломоносова, — подсказала мне Ольга.
— Если бы не прискорбное событие, то я бы потребовала у вас извинений, — прошелестела дама.
— Потребовать вы можете только пробку для своего рта, — ответил я с кривой усмешкой. — Но буду рад пообщаться с вами относительно вашего вопиющего неуважения к моим подопечным и ко мне лично. Чуть позже я нанесу визит в ваш дом.
Вынув из кармана карточку со своим именем, я протянул ее провожатому толстухи. Тот взглянул на кусок картона и закашлялся.
— Моя маменька не в себе, — быстро произнес он и коротко поклонился. — Примите наши искренние извинения и уверения в глубочайшем почтении.
Он сглотнул и протянул мне дрогнувшую ладонь. Его спутница наконец примолкла и постаралась скрыться за спиной сына.
— Хорошо, — ответил я чуть громче, чем следовало, чем привлек внимание стоящих рядом. — Я и княжны Юсуповы принимаем ваши извинения. В такой мрачный день не станем умножать печали.
У гроба мы не задержались. Мертвый лежал на белоснежном атласе, одетый в роскошный черный костюм, украшенный семейным гербом. Танатокосметолог был талантлив и сумел придать лицу покойного приятный оттенок аристократичной бледности. Однако, создавалось впечатление, что княжич прямо сейчас может открыть глаза. Видимо, не мне одному так казалось, потому что Ольга отвела взгляд и ухватила меня за руку, чтобы не упасть. Кристина отвернулась и шумно вздохнула. Я запоздало вспомнил, что ее брат был лишен достойных похорон. Его останки упаковали в приличный гроб и снесли в склеп без церемоний прощания. И только.
Наша очередь подошла, когда воздух уже сгустился от запаха плавленого воска и дорогого парфюма. Где-то у стены хныкал ребенок. Странно, что кто-то решил притащить на такое мероприятие отпрыска. Хотя стоит учесть, что в последнее время поводов для выхода в свет было немного.
Оказавшись рядом с князем Милрадовичем, я отметил, что он твердо стоит на ногах и держит лицо. Лишь глаза выдавали его переживания. В них колыхалась огненная лава его силы, грозя вырваться наружу.
— Жаль, что для личного знакомства понадобился такой печальный повод. Я не успел выразить вам свое почтение после