Я не собирался отступать. Пройти такой длинный путь в два года, чтобы потом отступить?! Тогда, когда цель так близка, совсем недавно спала в соседней с твоей комнате, стояла в твоих объятьях, дрожа от возбуждения и желания, и готова была отдаться на милость победителя за один лишь поцелуй?! Отступить сейчас означало бы полное поражение по всем фронтам. Но я еще не был готов на подобную жертву. Я вообще не был готов к поражению. Потому что сейчас стремление выиграть эту битву, а не просто схватку, стало для меня ключевой задачей.
И так или иначе, но Алина придется смирится с тем, что ей от меня никуда не деться.
Хотя потому, что она сама этого не хочет.
Ведь то желание, тот трепет, то возбуждение, промчавшееся по ее горячему телу, жаркой удушливой волной, не могло быть мнимым и нереальным?! Я ощущал его, я чувствовал, я вместе с ней сгорал дотла в той комнате, прижимая к себе маленькое тело, слушая ее сердцебиение, смешанное с моим, задыхаясь, не в силах вдохнуть воздух, ставший вдруг раскаленным и спертым, разлетаясь на части от возбуждения и собственного бессилия, от желания, что горело внутри пламенным кострищем, и надеясь найти спасение в словах. Которые тем не менее не спасали, а только сильнее распаляли огонь в твоей душе.
Разве можно было ошибиться?! Разве тело может лгать?! Разве могут глаза утаить правду?!
Не могут. Не ее глаза. Не она…
Она сопротивлялась, но в ее сопротивлении было больше упрямства и нежелания принимать истину, чем самой борьбы. Конечно же, сдаваться она не собиралась. Просто так — не собиралась. Но тело уже проиграло в этой войне. Осталось и разуму принять поражение и признать неоспоримый факт.
Я так же нужен ей, как и она мне.
Я понял это пару дней назад, когда она после моих многочисленных звонков с предложениями встретиться и ее многочисленными отказами все же не смогла отказаться (еще бы ей отказаться, ведь я приехал к месту ее работу и пригрозился не впускать ее внутрь!) и согласилась на встречу. Она тогда вела себя странно, с диким остервенением пытаясь доказать и мне, и себе, что того, что произошло в комнате, не было в действительности. Смотрела на меня пристально и прямо, словно внушая эту мысль, а потом хмурилась, краснела, смотрела в сторону или опускала глаза. Уже потом я уловил то, что ускользнуло от меня в то вечер. Как она теребила край салфетки, как подрагивали ее пальцы, как нервно она поправляла выбившуюся из прически прядь волос… Волнение?.. Испуг?.. Возбуждение?.. Страсть, которую она хотела контролировать и заключить в собственном теле, не дав ей и единого шанса вырваться на свободу?!
И в тот вечер я понял. Упрямство не дает ей сделать выбор. Желание и стремление к самостоятельности словно бы тормозило ее. Она никогда не уступит мне. Потому что этот выбор — не ее. На интуитивном уровне она словно бы чувствует — не она все это решила, ее принудили, заставили, вынудили пасть, пойти в противоречия со своими принципами и желаниями. Словно бы навязали чужую волю. И даже то чувство, что, возможно, зародилось в ней, она не сможет принять. Потому что чувствует, что она пришло извне, а не от нее самой.
И мне нужно было сделать так, что она осознала, что все зависит от нее. Что я считаюсь с ее мнением. Что я хочу считаться с ее мнением. Что для меня это так же важно, как и то, чтобы она была со мной.
Она должна была принять эту истину. Рано или поздно. Решить, решиться, принять решение. Сама.
Вот тогда-то я и решился на отчаянный шаг. План должен был сработать. Это был шанс. Это был даже больше, чем шанс. Это было последней надеждой. Алина слишком упряма, чтобы отступить. А я, хоть и упрям даже больше нее, но не такой идиот, чтобы не понимать, — теперь мне ни к чему ее тело, которое я и так мог получить, стоило лишь приложить усилия.
Мне были нужны ее чувства.
Но ее чувства нельзя было завоевать. Их невозможно было заставить сдаться. Их невозможно было взять напором и атакой. Их нельзя было вынудить отдаться мне.
Свои чувства она могла отдать только сама.
И это единственное, в чем она преуспела, в чем стояла выше меня на одну ступень.
Я свои уже решил отдать ей, если бы она их приняла. А она… все еще боролась.
Поставив бокал на столик, я потянулся за телефоном и набрал ее номер.
Мучительные секунды ожидания, когда длинные гудки почти сводят с ума, отдаваясь эхом в ушах.
И наконец…
— Да?
Сердце дрогнуло и пропустило один удар.
— Здравствуй, Алина, — тихо проговорил я, глядя в пространство.
— Здравствуй, Игорь, — проговорила она так же тихо, и я услышал в трубке ее глухое тяжелое дыхание.
— Мне кажется, мы давно не виделись, — улыбнувшись, сказал я, сжимая руки в кулаки от напряжения — Ты еще не соскучилась?
Ее звонкий смех почти резал нервы и оседал в ушах резкой болью и радостью одновременно.
— Всего два дня, — проговорила она, и я словно бы ощущал ее улыбку, даже сквозь расстояние — Я еще не успела.
Я усмехнулся в трубку, но сцепил зубы и поджал губы.
Как жаль. Потому что я почти умирал без нее…
— Два дня, ммм, — протянул я, заставляя взять себя в руки и не дрожать голос — Это оооочень много.
— Хм, много? — хмыкнула она, не выражая недовольства или нетерпения — Неужели?
— Да! — резко выдавил я, но тут же добавил томным голосом: — И мне кажется, что пора бы нам уже назначить время и место нашей встречи.
Молчание.
Какое гнусное, противное молчание!! Режет ножом, рвет на части, вынуждает сердце биться в груди резко и отчаянно. И ждать, ждать, ждать… Почти сходить с ума от вечно тянущегося молчания.
А потом… ее голос, и внутри вспыхивает искра, почти разжигая огонь надежды.
— Тебе кажется, значит?
— А тебе разве не кажется? — парирую я в ответ, сжимая кулаки все сильнее.
— У меня есть время подумать? — с иронией спрашивает она.
— Да. Пяти минут достаточно?
И вновь ее звонкий смех раздается болью в ушах.
— Хорошо, я согласна, — произнесла она тихо — Где и когда? Я подъеду.
— Завтра, у меня дома, тебя заберет Саша, — выдал я на одном дыхание, и наверное, слишком резко, но не стал поправляться или извиняться за такой тон.
Кажется, такой напор ее смутил, потому что она вновь замолчала.
Удивлена? Шокирована? Все еще пытается сопротивляться?!
За те мгновения, что я ждал ее ответа, или всплеска возмущения и протеста, наверное, можно было бы сойти с ума, поэтому когда она заговорила, я едва сдержал себя от того, чтобы облегченно выдохнуть.
— А не слишком ли это..? Вольно?
— Нет, не слишком, — возразил я — У меня для тебя… ммм… сюрприз.
