Нея слышала, как за стеной то смеются, то бранятся солдаты. Вероятно, там сидели участники драки со скертанцами.
На памяти Харт подвал всего второй раз использовали как тюрьму. И в перый раз она лично сюда засадила Эрхена, когда тот перепил и полез к ней. Он сидел двое суток на воде и хлебе. Ныл, просил прощения и отделался лишь выговором от коменданта. Хотя его поведение можно было бы считать нападением на офицера. Но комендант решил иначе. Он долго уговаривал Харт не пороть горячку и простить пьяного мужика. Убеждал, что Эрхен может простудиться в сыром и холодном подвале, а им нужен здоровый солдат.
Подвал не был ни сырым, не слишком холодным, теперь Нея это знала наверняка. В любой настоящей тюрьме камеры в десяток раз хуже. Там мокрый камень, капает вода, а для испражнений подойдет любой угол.
Здесь же стены лишь немного сырели, и даже не витал запах плесени. Холод почти ласкал, как будто в подвале стояла ранняя весна, а не суровая зима, как наверху. В углу стояло ведро и его выносили. Кормили нормальной едой. Это бы не походило на заключение вовсе, если бы здесь стояла кровать, горел огонь и не мешали кандалы.
Нея сидела на кучке соломы у стены. В просторной комнате не было больше ничего. Только голые стены, дверь напротив и ведро.
Поначалу она пыталась как-то просунуть под кандалы ткань рубашки, чтобы металл не соприкасался с кожей, но не вышло. Только содрала кожу.
К концу второго дня пальцы уже немели и с трудом гнулись. Магия наручников полностью вытянула резерв, и теперь потихоньку уходила силу жизни. Начиналось это с рук, а закончиться могло сердцем, но до этого якобы не доводили никогда.
Почему ее не убили? Не просто так на нее переводят еду. В жалостливость коменданта она не верила.
Смог ли он подкупить или убедить Олмера?
Что ее ждет?
Конечно, она примерно знала, чем все для нее закончится. Иссушенными руками и обвинением в кражах. Или просто смертью. Если Олмер ничего не предпримет так и будет.
Сама Нея для своего спасения не могла сделать ничего.
Еще где-то там ехал ведьмак, но на заставе ему уготована худшая участь. Его уже пытались убить, если он вернется, они закончат начатое.
В мечтах Эзра ее выпускал из подвала, и они вдвоем пробивались вперед, а затем скручивали коменданта. Почти романтика. В темноте на соломе только и размышлять, о подобных глупостях. В действительности же ведьмаку лучше не возвращаться.
Нея покрутила кистями. Так пальцы приходили в норму, правда, и содранная кожа от этого саднила.
За дверью послышались шаги. Еду уже приносили. Ее ставил у двери хорошо ей знакомый солдат. Он быстро ставил ее на пол, тут же закрывал замок и почти убегал. Она даже не знала, сторожит ли кто-то под дверью. Могла бы попытаться выбраться из подвала, подловить, когда к ней заносят еду. Но даже если она оглушит одного, что потом? У нее руки в кандалах, кругом солдаты, а выход с заставы один.
— Недолго и, чтоб ни-ни, — проговорил кто-то из гарнизона.
Нея поморщилась. Это ни-ни она уже слышала и подозревала это значило «ни звука». К ней вчера зашел Эрхен. Улыбался гаденько, присел на корточки и попросил не ломаться. Даже успел ее потрепать по щеке. Она ему чуть не откусила палец и пинками подогнала к двери. На крик сразу вбежало двое, то ли ждали очереди, то ли охраняли. Но их насторожил вид стоящей в полный рост Харт и лежащего плашмя Эрхена. Они испугались даже закованного мага и ушли.
Сегодня у нее уже не было тех сил. Кандалы ослабляли.
Дверь без скрипа отворилась. Сначала показалась масляная лампа, зажатая в крепкой руке. Нея сощурилась от света и смогла различить пришедшего, только когда глаза привыкли, а он подошел слишком близко. Скертанец.
Харт сцепила зубы, чтоб не застонать от бессилия.
Что он делает на заставе?
Мужчина поставил лампу и присел рядом, неторопливо достал из-за пазухи сверток и развернул его на коленях.
— Вытяни руки, — прошептал он.
Нея ничего не понимала и так же сидела, не шелохнувшись. Скертанец зло выдохнул и грубо взял ее за кандалы. Тонкой палочкой он начала просовывать под металл промасленную полоску ткани. Делал он это быстро, не замечая как Нея кривит губы. Ее полузасохшие раны будто в один момент размокли и начали зудеть. Но она молчала. Потому что масло все же было каким-никаким барьером, способным немного сдержать магию наручников.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Зачем? — спросила она тихо.
— Это тебе от Свена, — ответил скертанец, еще ниже наклоняясь к ее рукам. — Не любит, когда страдают ни за что.
— Лучше совсем их снять — с болезненной усмешкой сказала она, а мужчина в ответ назвал ее дурой на своем языке.
Он вытер пальцы о тряпку, в которую были завернуты промасленные полоски ткани, подхватил лампу и вышел. Никаких больше слов, даже взгляда — ничего. А рукам стало легче.
Выходит, Свен все же заодно с комендантом? Но не настолько важная персона, чтобы освободить ее. Хотя, возможно, в его планы такое совсем не входило.
Нея вздохнула и прикрыла глаза. В темноте ей все время казалось, что на улице ночь и, возможно, потому она много спала.
Когда она открывала глаза, то чувствовала только слабость, а сознание куда-то моментами уплывало. Нею не тревожили ни шорохи, ни звуки из-за стенки. Если бы рядом стучали в барабаны, она бы могла не заметить. Во всяком случае, ей так казалось.
Но когда за дверью послышались возбужденные голоса и крики, она все четко слышала.
— Держи!
— Надевай!
Звуки борьбы и отборный мат.
— Комендант, велел оставить в живых!
Затем крики стихли, слышалась только возня, и закончилось все чьим-то победным возгласом.
Нея сосредоточилась на звуках, но ничего больше не разобрала. Она не надеялась на спасение, просто стало интересно, кто и почему дерется. Да еще в таком неудобном месте, как подвал. Неужели кто-то из заключенных по соседству солдат?
Дверь широко открылась, и проем заполнил желтый свет. Трое солдат втащили по ощущениям Неи какой-то мешок и бросили посередине.
— Двое в одной клетке? — послышался деловой голос Олмера.
— Больше некуда, — отрапортовал солдат. — Нет, пускать никого нельзя! Это приказ. Выйдите.
Харт не видела чиновника, но поняла, что он сделал шаг внутрь, а потом его оттолкнули.
— А хорошее место для раздумий, — проговорил вдруг Олмер. — Такой холодный земляной пол прочищает голову лучше, чем дубина.
— Ага, идите уже, — опять сказал солдат.
— Тут им и место, сволочам, — кто-то сплюнул.
Дверь закрылась. Вокруг Неи опять была лишь чернота.
И откуда такая злоба? Удивительно, как быстро люди начинали ненавидеть тех, кто сидел в кандалах. Наручники каким-то образом опускали заключенного до уровня грязи, а тюремщиков возвышали до лордов.
А ведь Нея знала этих «тюремщиков» как облупленных. Солдаты родной заставы, чтоб их.
Она слышала лишь голос того, кто не пустил Олмера, но в памяти тут же появился улыбчивый Паскет. Молодой мужчина, прошедший войну, не отличался особой силой или ловкостью. Но она считала его хорошим солдатом. Дисциплинированным.
В первый день на заставе только Паскет не прятал глаз, когда она представилась. Солдаты морщили и хмурились, украдкой разглядывая магичку в кителе, а он смотрел спокойно.
— Куда нести ваши вещи? — спросил он, когда все разошлись, а Нея осталась посреди двора с тяжелым сундуком у ног. Как-то забыла приказать поднять его в комнату.
— В дом, — и сама же взяла за ручку с одной стороны, а солдат тут же схватился с другой. — Вы дежурный?
— Нет. Сегодня я должен быть патруле. Но ждал, когда представят нового лейтенанта.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вы сержант Милкот? — почему-то решила она.
— Рядовой Паскет. Сержант пока занят, он еще не вернулся из деревни. Но я могу вам показать все что нужно. Я тут уже два месяца служу.
— Недолго, — заметила она.
— Подольше остальных, — улыбнулся он. — Других перевели только две недели назад. Из третьего полка. Его расформировали и разбросали. А я как-то сам попросил перевода. Я из Южной крепости, надоело мне воевать. Вот и вышло что раньше.
