— От чего, — говорит, — покойница скончалась? Земля ей пусть будет прахом.
— Да ни от чего. Молнией убило. Видал, какая вчера молния шарашила?
Конечно, от этих слов Николаев подумал: «Хоть здесь мне повезло крупно, по-настоящему». А вслух он сказал:
— Ну, слава те, Господи, — и: — От судьбы, — сказал, — не уйдёшь.
Тут же настроение у него заметно улучшилось и, что ли, просветлело. А люди его слов не поняли. «При чём тут судьба? — не поняли они. И подумали: — Странный какой-то мужик. Хотя с виду этого и не скажешь».
Паук и женщина
У Бори в окне, в верхнем правом углу, жил паучок. Или вернее сказать, паук фантастических размеров и ужасного внешнего облика. Борино жильё на третьем этаже многоэтажного дома расположено, так соседи наблюдали паука с клумбы, подняв лица, и видели всё членистоногое строение его тела. Даже зрения особо не напрягая. Потому что был этот паук колированный, мохнатый и жирный, как Лохнесское чудовище в юности. Зато какую доброкачественную паутину сплело это чудовище через весь оконный проём! Любо-дорого. Во-первых, узор тончайшей работы изысканный и по всем канонам народного промысла выполненный. На этот узор часами можно было любоваться и днями, не отводя глаз в сторону. Особенно когда солнце в окно светило. Или звёзды. А во-вторых, такая эта паутина была частая и прочная, что ни мухи, ни комары, ни бабочки в дом сквозь неё проникнуть не могли — застревали. И окно у Бори всегда было отворено настежь, то есть распахнуто. По причине жаркого дождливого лета.
Но это ещё не всё. Существовало ещё в-третьих и, возможно, в-главных: Боря со своим пауком чудовищным разговаривал. Вёл с ним, что называется, беседы при ясной луне на досуге.
— Как жизнь? — говорил. — Всё плетёшь? На мух-цокотух с мойдодырами сети ставишь?
А паук ему философски отвечал:
— Да, плету. Плету свою пряжу в поте лица. — И: — У каждого, — отвечал, — есть предназначение. У тебя, допустим, пахать на предприятии тяжёлой металлургии в две смены, у меня — плести до конца дней и ночей паутину.
— Я понимаю и с тобой согласен, — говорил Боря. — И возражений никаких против тебя и против паутины твоей не испытываю. Мне с паутиной даже лучше. Потому как я наличие мух, комаров и бабочек в доме никоим образом не приветствую. Они мне жить беззаботно по вечерам мешают. При свете электрического тока. А кроме того, красота от паутины твоей исходит невъебенная. Я такой красоты, сколько живу, не встречал в окружающей меня действительности и среде. Вот я сижу, любуюсь ею, а душа моя тихо поёт мелодии и ритмы зарубежной эстрады. Или старые песни о главном советских композиторов-песенников. Обожаю я красоту во всех её проявлениях и песни разных народов, в том числе советских, тоже обожаю.
Короче говоря, жили Боря и паук душа в душу. Я думаю, будет правомерно сказать именно так. Хотя и не принято вроде говорить такое о человеке — царе зверей — и пауке насекомом. Всё-таки стоят они на разных ступенях эволюционного развития. И умственно, и в целом. Но мало ли чего у кого не принято. У многих не принято, например, жить поодиночке тет-а-тет с самим собой. А Боря жил. Все свои сорок шесть или сколько там лет жизни за вычетом детства. Старым холостяком он жил, значит. Несмотря на то, что был не таким уж и старым. Лысоватым — да, был. Тощим и сероглазым — тоже да, никто не отрицает. А старым — пока ещё всё же не вполне, не окончательно. И почему он не жил с кем-нибудь, а жил один, как палец или перст, этого он и сам в частности недопонимал. И никогда эту тему всерьёз не обдумывал. И вообще никак не обдумывал. Потому что жил он так, как жилось, без раздумий на разные темы. А жилось ему неплохо и в одиночестве. Вряд ли ему жилось хорошо. Но неплохо — жилось. По всей видимости.
Тем не менее, однажды Боря позволил себе лишнее, злоупотребил и привёл в дом женщину. Не на вечер привёл, чтобы приятно его провести, и не на ночь глядя, а чтобы жить с нею бок о бок. В смысле, жить-поживать да добра наживать. Честным или другим каким-либо трудом. Вот так вот вдруг, для всех неожиданно, взял и привёл. Может, по материнской ласке он соскучился или вспомнил, что надо бы ему потомство после себя оставить. А без женщины в этом деле обойтись сложно. Да значит… Симпатичная такая женщина, со всеми удобствами, достоинствами и прочим. Возраста, правда, довольно среднего, а всё остальное, слов нет — симпатичное.
Зачем она ему сдалась на самом деле, фактически, — до сих пор неясно. Спрашивать у Бори было как-то неудобно с точки зрения этикета и элементарных правил человеческого поведения в обществе. Он мог обидеться на такой излишне прямолинейный вопрос. Или удивиться ему. Да и не успел никто ничего спросить в отпущенный им отрезок времени. Потому что выгнал Боря эту женщину через день под вечер. И она безропотно ушла туда, откуда он её к себе в родительский дом привёл.
— Дура! — кричал на женщину Боря перед тем, как выгнать. — И чтоб я тебя здесь невооружённым взглядом никогда не видел!
Некоторые соседи могли, конечно, осудить Борю за такие слова и проступки, если бы он впоследствии всё им не объяснил, ища понимания и поддержки.
— Эта дура, — объяснил Боря, — первое что сделала, когда стала в доме хозяйничать и порядок свой блядский наводить, паука моего уничтожила. Веником уникальную паутину разрушила и в клочья разорвала, а его самого в унитаз спустила, где он захлебнулся, пойдя на дно.
Соседи слушали Борю и с трудом верили его словам, говоря «разве так можно? Нет, так нельзя». И это он ещё не стал им рассказывать, что она весь оконный проём тем же самым веником сначала обмела — чтобы собрать паутину всю до последней нитки, — а потом тряпкой мокрой остервенело вымыла, с каким-то освежающим моющим средством. Ну, и окно, конечно, тем же средством выдраила. Так, что оно блестеть со всех сторон стало, как котовы уши в праздники, и сейчас кажется, что стёкол в нём вообще нету. Не вставлены. А запах от моющего средства в квартире такой по сей день стоит, что хоть святых выноси, хоть об стенку горохом бейся. И никакие проветривания против этого освежающего запаха не спасают.
В общем, женщина по глупости своей природной думала, что старается она для Бори и для себя лично не впустую, а чтобы их новая жизнь в чистоте и уюте протекала с первых счастливых дней. Она по своему женскому опыту и чутью знала, что если в доме чистота и уют господствуют, то и в отношениях между мужчиной и женщиной то же самое примерно наблюдается. Она хотела именно этого — того же самого. А получилось совершенно другое. Получилось, что Боря пришёл с предприятия тяжёлой металлургии уставший, как пёс, увидел весь этот вопиющий бардак, навешал женщине пиздюлей и выгнал её в три шеи на все четыре стороны.
Хотя мог и не выгонять, мог оставить на своём месте. Всё равно было уже непоправимо поздно. Паука погибшего не вернёшь.
Теперь Боря опять живёт без женщины и без никого — бобылём.
Раньше у него паук был, теперь и паука нету. Одни комары, мухи и бабочки в доме.
А вид из окна — на хранилище радиоактивных отходов.
Шиповник с пивом
После дня рождения Шулыка… Шулык — это человек такой. Хороший человек. Если не вдаваться в его подробности. И фамилия у него неплохая — Шулык. Распространённая, кстати, фамилия. Особенно в среде современной украинской интеллигенции, а точнее, в среде лучшей, творческой её части. И Шулык не часто, но и не реже других, праздновал свой день рождения. И после этого дня все, включая самого Шулыка, лечились шиповником на спирту. Купив его дёшево в аптеке «Дельфин». Или возможно, «Филин». И пивом тоже лечились. Потому что именно таким народно-демократическим средством завещал Шулыку лечиться после дней рождения его дедушка Кирилл со стороны папы — философ и мудрец, каких мало, хотя и неграмотный. Он ему детальный рецепт в завещание вписал, где чёрным по белому утверждалось, что пиво после дня рождения полезно для здоровья вчерашних гостей. И шиповник тоже. Ну, а как ужасно полезен спирт, это все и без дедушки со школьной скамьи по себе знают. Недаром же он называется «медицинский».
Правда, в аптеке пиво не продавалось принципиально. Посланные гонцы спросили, а им говорят «какое пиво, когда тут волшебный мир лекарств, медпрепаратов и тому подобного нарзана. Вы что, не понимаете?» Плохая, в общем, оказалась аптека. Несмотря на её рекламу по телевизору, которая осточертела всей стране. В ней, кстати, не только пиво не продавалось, в этой аптеке, в ней и спирт отдельно от шиповника без рецепта не продавался. Только вместе. Ну явно, чтобы наживаться на больных после дней рождения людях. С шиповником же спирт дороже стоит, чем без шиповника. Поэтому за пивом пришлось бежать дополнительно и в другую сторону. На оптовый рынок пришлось бежать. Или не бежать — кто после дня рождения Шулыка мог себе позволить бежать? — но двигаться в направлении рынка с максимально возможной скоростью двоим из числа вчерашних гостей — пришлось. Не пить же было шиповник на спирту без пива. Если б ещё спирт без шиповника, если б его от шиповника как-нибудь хитро отделить, так можно было бы и без пива попробовать обойтись, и без шиповника, а так, конечно, без пива — это почти что нонсенс.
