…если б это было сделано в ироничной, шутливой форме, или хотя бы часом ранее, Маргарита, скорее всего, попробовала бы. Что она – наркотиков не видала? И видала, и едала….
Но стоящий на коленях с горстью таблеток на ладони, студент был жалок, мерзок и отвратителен. Маргарита пинком выбила таблетки, так что они разлетелись по всей комнате и начала поносить торговцев наркотиками, на чем свет стоит.
Ругань студент переносил покорно, потому что, как ни странно, совершенно не ассоциировал себя с наркоторговцами. Но, когда Белка в праведном гневе заявила, что она немедленно позвонит отцу, а уж он-то прикроет их уголовную лавочку, заволновался, даже начал уговаривать не делать этого, чем распалил ее еще сильнее.
Маргарита выхватила из сумочки телефон и начала судорожно тыкать пальцем в клавиатуру. Она сидела на кровати, отвернувшись от Вити, даже спина ее выражала презрение и решительность. И Витя испугался. Не всемогущего папы, нет. Он испугался, что утром не сможет объяснить Боцману…
И тогда он одним движением набросил длинную цепь, служившую ручкой сумочки, на шею девушке и стал тянуть.
Маргарита выронила телефон, вцепилась в цепь и попыталась бороться, но студент был сильнее. Процесс удушения оказался неожиданно долгим.
Когда Маргарита затихла, Витя с трудом разжал занемевшие пальцы, в несколько глотков допил шампанское и выбежал из квартиры. Благо, что его дом был рядом – уже через пять минут он лежал под собственным одеялом и напряженно вслушивался в звуки просыпающегося города. Он ждал, что сейчас за ним придут.
Около десяти утра в дверь позвонили. Полумертвый от ужаса студент открыл. Но это оказались ребята Боцмана. Увидев его в относительном здравии, они успокоились, отпустили пару шуточек, списав внешний вид на бурно проведенную ночь.
Витя сказался больным и отказался ехать с ними на дачу, где уже была готова к работе лаборатория. В общем, никто сильно и не уговаривал – воскресенье, у всех своих забот хватает. Решили отложить на завтра – а то еще растрясет похмельными руками ингредиенты…
После обеда Витя все-таки заставил себя вернуться на квартиру. Ту самую, где…. Он начал с того, что исползал весь пол, собирая таблетки. Монотонная работа принесла почти философское успокоение. После таблеток он уже совершенно без мандража приступил к Белке – уложил ее на кровать, придал рукам геометрически правильное положение, поправил одежду. Потом огляделся и понял, что в квартире может быть слишком много его отпечатков – в общем, аналитический ум вернулся в полном объеме.
До двух часов ночи он тщательно вымывал, протирал и обезжиривал квартиру. Мусор, бокалы и бутылку упаковал в мешок. Туда же сначала хотел положить и сумочку Маргариты, но передумал в последний момент.
– Не понял… – удивился Глебов, – а где же тогда эта сумочка?
Вместо ответа студент пошарил рукой под диваном и к немалому изумлению Андрея вытащил отливающую золотом женскую сумочку. На метровой цепочке цвета все того же презренного металла.
– И ты… хранил ее? Но зачем?!
– Красивая, – потупившись, объяснил свой невероятно глупый поступок Витя.
Он начал говорить что-то еще, но ошарашенный Андрей уже не слушал. Он смотрел на сумочку как удав на кролика и думал, что только что студент вытащил из-под дивана не просто выигрышный билет – он вытащил джек-пот! Пусть и не для себя, а для Глебова. С таким вещественным доказательством он, Глебов, стопроцентно выйдет от любого следователя оправданным, даже если следователь – Рогулин…
– Что, что? – его внимание внезапно привлекли совершенно нелепые слова студента, – будь добр, повтори-ка еще раз…
Студент, явно обиженный невниманием повторил:
– Я попросил у нее прощения…
Глебов не поверил ушам:
– Ты? Прощения? У нее? Когда?!
– А я потом еще раз заходил… посмотреть – хорошо ли убрался.
– И что?
– Ничего, нормально убрался. Даже полы помыл в коридоре и на кухне.
– Да нет, я… тьфу ты, черт! Ну, простила она тебя?
Витя неопределенно качнул головой, пожав при этом одним плечом. Не до конца, стало быть, уверен!
– Блин, детский сад какой-то, – растерянно пробормотал Андрей. – Сначала убил. Потом у трупа прощения попросил. Витя, ты у психиатра на учете никогда не стоял? А? Странно, что мимо проскочил.
Он поднялся с колен, подцепил сумочку стволом револьвера и аккуратно положил ее на стол. Спросил не оборачиваясь:
– Телефон в доме есть?
– Нет, – с искренним сожалением ответил Витя, – обычный все не было денег поставить, а мобильник на даче сгорел…. Мне можно встать или я еще полежу?
– Да вставай, – рассеянно сказал Глебов, – даже можешь начать одеваться.
Студент обрадовался:
– Спасибо! А телефон в сумочке есть. Батарейка еще, наверное, не до конца разрядилась. Я не звонил, только эсэмэски читал, – он хрюкнул, – прикольно так… все ищут…
– Ага, охренеть как прикольно…
– А одеваться зачем? Сейчас же ночь, все закрыто.
– Не переживай, Кулибин, отделения полиции работают круглосуточно.
Студент замер:
– Полиция? Зачем?
Глебов повернулся к нему и деревянным голосом сказал:
– Затем, что убийца Маргариты Белянчиковой должен сидеть в тюрьме. А так, как убийца не я, а ты – то и сидеть должен ты. Одевайся потеплее – в тюрьме отопление давно не чинили. На мобильнике пин-код есть?
– Нет, – что-то случилось с блестящим аналитическим умом студента, – а я это… не хочу в тюрьму!
– Куда деваться – заработал. Или мне прикажешь вместо тебя десять лет в тайге снег убирать?
– Вы же не виноваты! Вам тоже не надо в тюрьму. Вам поверят. А мне совсем туда нельзя! Я только жить начал… хорошо. А, это… вы куда звонить хотите?
– Не пешком же нам с тобой добираться, – пожал плечами Глебов, – еще смоешься по дороге. Позвоню в полицию, пусть машину с охраной присылают, следователя – надо ведь и обыск провести.
При этих словах Витя заполошенно заметался по квартире, вытащил из-за двери объемистый чемоданчик, в народе известный как дипломат, снова сунул его обратно, подобрал с пола половинки очков, зачем-то сунул их в карман, потом резко остановился, ухватив Глебова за рукав:
– Нет! Нет! – прошептал он, вложив в короткое слово максимум убеждения, – она же сама виновата! Почему я должен из-за нее калечить свою жизнь?!
– Думаю, у тебя будет возможность обсудить этот вопрос с ее отцом, – ответил Андрей и отвернулся, набирая короткий номер на усеянном блестящими кристаллами телефоне.
В следующее мгновение перед глазами мелькнула черная смазанная полоса, что-то сдавило горло так, что хрустнуло в кадыке. Он выронил телефон, вцепившись обеими руками в холодную скользкую ленту. Хорошо ухватиться мешал револьвер.
– Я не пойду в тюрьму! – радостно кричал за спиной студент, задыхаясь от прилагаемых усилий, – я не должен идти в тюрьму! Да я просто не могу идти в тюрьму, потому что не хочу!
Дышалось очень тяжело, но, однако, все-таки дышалось. Зато начало заволакивать какой-то пеленой глаза, в ушах зашумело так, что звуки слышались в сопровождении эха. Вот и Белка чувствовала то же самое – отстраненно подумал Глебов, скользя непослушными пальцами по отросшей щетине. Провод – или что там было – никак не давался и тогда последним усилием воли Андрей вывернул руку за спину, уткнул револьвер стволом во что-то упругое и нажал на спуск.
Раздался выстрел, заглушенный одеждой – а, может, это уже начал отказывать слух.
Еще через мгновение удавка на шее резко ослабла и Глебов едва не задохнулся от обилия воздуха. Хрипя и откашливаясь, он без сил повалился на пол рядом со столом, сорвал с шеи петлю – оказалось, обычный удлинитель для бытовой техники, в толстой резиновой оплетке. Пять метров – такие есть чуть ли не в каждой российской квартире.
– Вы меня ранили, – удивленно сказал Витя, – в живот. Там много жизненно важных для меня органов. Мне нужно срочно в больницу, чтобы я не умер!
Пелена медленно отступила, и Глебов разглядел, что между пальцами студента сквозь рубашку силится вырваться на свободу алый родничок. Справа, там, где печень.
– Что вы лежите? – со слезами в голосе выкрикнул Витя, – хотели звонить в полицию – так звоните! Куда-нибудь звоните – в скорую помощь, полицию, пожарным…
Совсем другая пелена внезапно затянула глаза Андрею. Он с трудом поднялся на ноги, подошел к стонущему Вите и скрипучим голосом, глотая буквы, сказал:
– Что, теперь и в полицию согласен?
– Согласен! – простонал Витя. – Уж посадят меня или нет – неизвестно, а вот вам за мою рану, точно, срок будет! Боцман сделает!
– Боцман сделает, говоришь? А я могу ему помешать. Знаешь – как? – и когда студент вскинул на Глебова круглые заплаканные глаза, приставил ствол к его лбу и нажал спуск.
