это общение вожака стаи и обладателя, вернее, обладательницы светящихся глаз…
Словно тумблер переключился в рассудке, уже наполовину отказавшем от лютого холода. Ка вспышка-озарение. Она была цвета моря, как… как глаза женщины. Миланы. Той, что заставила его жить вопреки всему и всем.
— Твоя жена, — пожалев, что не курит, впервые, констатировал мужчина. — Наверняка голодна. Ты мужик, я понимаю. Без мамонта в пещеру не вернешься…
Вспышка отдалась жаром во всем теле. Уже точно зная, что терять нечего, но почему-то испытывая желание выговориться — хотя бы перед смертью, он сжал пальцы, почти потерявшие чувствительность, в кулаки. Боль отрезвила, аукнувшись в замерзающем теле вспышкой ярости.
— А я вот тоже не могу к своей вернуться… Хот я она бы рада была, даже если бы я пришел с пустыми руками. Только я не приду, представь. Ни с пустыми, ни с полными…
Волк приблизился настолько, что мужчина услышал его рваное дыхание. С клыков на снег капала горячая слюна, прожигая в нем дыры. Зверь принюхался, вновь продемонстрировав оскал, и начал опускаться на задние лапы в снег.
Хоть мужчина и не был знаком с миром животных так близко, почему-то понял — хищник готовится к нападению. Меньше минуты — и все будет кончено. Хорошо, что бы именно так. Если больше — это будет означать лишь более мучительную гибель.
Ярость поднялась в его душе. Темная, жаркая, согревшая силой своего огня. Он уже не думал о том, что адреналин только сильнее разозлит зверя, он просто не мог удержать эту волну чувств, которые накрыли его неконтролируемым приступом.
— А я хочу к ней, понимаешь? — подался вперед, глядя в безжалостные бездонные глаза своего будущего убийцы, проговорил он, и голос не надломился, не дрогнул. Наоборот, прозвучал так строго и уверенно, что время вокруг замерло, остановившись. — Я ждал ее гребаных четыре года! Я себе жилы на кулак мотал, пока ее медленно убивала тварь в человеческом обличье! Я меньше всего ее хочу сейчас бросать, пока она поломанная этим уродом и заблудилась в жестоком мире! Да тебе плевать, верно? Жрать, рвать, все равно, что с ней будет…
Горло сжало стальной петлей.
— Я не собираюсь дохнуть сегодня! Понял? Мне, мать твою, надо к ней! Вернусь — хоть на куски рвите живьем! Сейчас, твою мать, мне надо к ней!
Договорил и без сил откинулся на ствол сосны, выдыхая… и, тем не менее не разрывая зрительный контакт с волком.
Выговорился. Можно сказать, попрощался. Оставалось надеяться, что его предсмертный крик души долетит до сознания Миланы через расстояние. Он и сделал это с подобной целью, прекрасно понимая, что волк не выпустит свою добычу живой…
Желтый огонь в глазах хищника как будто заколебался, сменив оттенок на зеленый — а может, так замерзающему человеку в тот миг показалось.
А затем волк поднялся на четыре лапы и завыл. Жутко, пронзительно. Свет полной луны, проглянувший сквозь брешь в облаках, осветил картину — шесть волков, ожидающих сигнала к нападению, окружившие его.
Глухо зарычав, хищник заглянул в глаза своей жертве. Долго. Пристально. Так, словно пытался понять, есть ли смысл в его отчаянных словах.
А затем… Взвыв, отступил.
И серые спины хищников растаяли во тьме, как только луна скрылась за облаками. Вожак, оглянувшись напоследок, медленно побрёл в чащу густого соснового леса…
Сначала он не поверил тому, что все это происходит наяву. Вглядывался в просветы между стволами сосен, выглядывая свою неминуемую гибель от острых клыков голодной стаи, не замечая, как коченеют все сильнее руки и ноги. Как убийственная сонливость окутывает с головы до ног, и держать глаза открытыми становится все сложнее. Попытался встать на ноги, но перед глазами потемнело вновь, ударив по затылку головокружением.
Мужчина подул на потерявшие чувствительность пальцы и рассмеялся, почти признав свое поражение.
Ирония судьбы затянулась. Смерть продолжила свои пляски вокруг, то и дело позволяя надежде подарить веру, но затем вновь жестоко ее отнимая.
Волки ушли. Отчего-то они не тронули человека. Но он не сможет добраться до кабины вертолета — силы тают. Через сколько переохлаждение отправит его в вечный сон? Десять минут? Полчаса? Час?
Нет никакой мистики в том, что хищники отступили. А он почти поверил, что вожак стаи внял его словам. Лесная дикая тварь — вняла словам. Смешно. Нет, волки решили не тратить силы. Зачем, если спустя время они получат к своему столу охлажденное мясо без каких-либо усилий?
«Я должен встать. Я никогда не сдавался, — сказал он себе. Но мысли путались. Вой где-то вдалеке заставил его покачать головой. — Спасибо за то, что решили сделать мою смерть не такой ужасной. В чем-то вы лучше людей…»
Порыв ветра сбил снег с сосновой лапы. Мужчина смотрел, как в застывшем воздухе кружит ледяная пыль. Повинуясь какому-то безотчетному порыву, поднял голову, глядя в небо.
В пелене свинцовых тяжелых туч образовалась прореха. Яркие звезды равнодушно глядели сквозь верхушки сосен на человека, который хотел жить, но силы его стремительно таяли. Почему-то он смотрел вверх и не мог отвести взгляд от колючих холодных звезд. Но именно это не позволяло погрузиться в смертельный сон.
Мороз крепчал, достигая критической отметки. Казалось, что уже не только лицо и конечности, но и сердце сжимает ледяная рука смерти.
Он смотрел в далекие просторы вселенной, еще более холодной и безжизненной, чем густые заснеженные леса земли. И на пороге своего последнего, самого крепкого сна он произносил ее имя, едва шевеля заледеневшими губами. Просил быть сильной хотя бы ради того, чтобы его смерть и все то, что он с ней сделал, не были бессмысленным набором действий. Простить, если чем-то ее так сильно задел. Осознать однажды, если не получится сразу, что все, что произошло, было также и ради нее. Не отрицал, что были и иные способы подарить Милане новую жизнь — но он сам не пожелал справляться с искушением владеть ею. Хотя бы недолго. Он любил ее едва ли не с первого раза, как только увидел. Но это был не его путь — страдать в тишине, не попытавшись добиться взаимности. Любовь бывает разной. Его была вот такая, неправильная и одержимая. Единственное, что успокаивало — он всегда желал ей только добра.
Можно сказать, что он так и не сознался ей. Что навсегда останется в сердце Миланы Савельевой человеком без лица. Она так и не узнает, что перед своей смертью он принял решение никогда и ничего от нее не скрывать.
Тучи скрыли безмолвные звезды, и мужчина закрыл глаза.
