Мы не успели еще выбраться из этой свалки во мраке, озаряемом лишь слабой лампочкой над уличной нумерацией 1/15, как вдруг подъехал еще один автомобиль, на этот раз легковушка, то ли «Эмка», то ли «Форд», и осветила по головам кишение битвы. Из машины выбрались три субъекта в шляпах и пальто, а вместе с ними сукин сын Нарарьянц. Главный субьект сложил ладони вокруг рта и проорал: «Немедленно прекратить возмутительную драку! Сотрудники милиции! Начинайте погрузку!» Драка почему-то тут же прекратилась. Страсти, очевидно, были не так уж горячи. Стиляги, вперемешку с дружинниками, под наблюдением регулярной милиции стали влезать в фургоны. Шляпенции внимательно наблюдали процедуру. Нарарьянц в этих ночных трепещущих огнях смахивал на классического Иуду с полотен позднего Ренессанса. Он, стоя сзади и стараясь не засветиться, что-то нашептывал шляпенциям в ороговевшие уши.
Вдруг они все трое посмотрели на нас с Гликой и тут же стали приближаться. Нарарьянц за ними не последовал, а, наоборот, укрылся за автомобилем. Приблизившись, субъекты притронулись двумя пальцами к полям своих шляпенций. Странно, подумал я, какой-то нерусский салют; может, в демократической Германии их учили?
«Если не ошибаемся, Гликерия Новотканная, не так ли? Вас ищет ваша мать, генерал-майор Рюрих. Она очень взволнована в связи с… с некоторыми непредвиденными событиями. Нашим сотрудникам всем дан приказ сопроводить вас до дверей вашей квартиры в корпусе „Б“ на восемнадцатом этаже. Вот капитан Умывальный будет вашим спутником. Всего хорошего».
«Ну пойдем, — Глика дернула меня за рукав и тут же ослепительно улыбнулась капитану Умывальному. — Это мой мальчик, — и с ходу придумала мне имя: — Вася Волжский, — попала почти в точку. — Мы к тем ребятам не имеем отношения. Просто гуляли там и попросили закурить».
«А вот это зря, Гликерия Ксаверьевна», — строго сказал капитан Умывальный.
«Что зря?» — удивилась Глика. Мы уже шли. Быстрыми шагами удалялись от поля боя. Меня терзала досада и что-то вроде угрызений совести. Бросаю товарищей, сматываюсь под прикрытием дочки генерала Рюрих. С другой стороны, Глика недаром тянет меня за собой. Она понимает, наверное, что после дознания ребят передадут их высокопоставленным папашам, а меня с моими данными отправят прямой дорогой в лагерь. С третьей стороны, «Васе Волжскому» подвалила фортуна: он спасен удивительной девушкой!
«Зря вы курите, Гликерия Ксаверьевна! — с еще пущей строгостью сказал агент. — Зачем вам портить ваш великолепный цвет лица? — Порция строгости досталась и мне: — А ты, Василий, наверное, совсем уж искурился с твоим цветом лица».
Через несколько минут мы уже поднимались в лифте на восемнадцатый этаж. На этаже Глика хотела было открыть дверь своим ключом, однако капитан приостановил ее и нажал кнопку звонка. Дверь тут же открылась, за ней стояла удивительно красивая и величественная женщина. Капитан приложил два пальца к полям шляпы. «Ариадна Лукиановна, передаю вам вашу дочь Гликерию Ксаверьевну и ее друга Василия Волжского. Капитан МГБ Умывальный».
Ночной клуб
В Москве, хоть и именовалась она «столицей мира и социализма», как в любом мегаполисе бытовали некоторые кодовые фразы. Вот, например, если вы вознамерились купить доброй мясной вырезки, вам не обязательно было делать партийно-государственную карьеру и присоединяться к спецбуфетовским рационам. Можно было на Центральном, скажем, рынке подойти к мясному ряду, подмигнуть специалисту и задать ему условный вопрос: «У вас есть колхозное мясо по три двадцать?» Не пройдет и десяти минут, как вам вынесут увесистый кусман в газетном свертке и назовут окончательную цену. Будьте уверены, заказанный продукт не подкачает ни в свежести, ни в качестве разруба.
На исходе только что описанного дня с его столь паническими треволнениями, ближе к полуночи, в опустевших проходах закрывшегося на ночь Центрального рынка появилась высокая мужская фигура в черном кожаном пальто и в зеленой узбекской тюбетейке. Длинные тамерлановские усы изобличали в этой фигуре обитателя Ферганской долины, но уж никак не контр-адмирала Георгия Моккинакки. Подойдя к закрытым дверям мясного павильона, узбек стукнул по ним три раза увесистым кулаком и произнес с присущим этому народу акцентом: «У вас есть колхозное мясо по три семьдесят пять?» Внимательный читатель сразу же заметит разницу между цифрами «три двадцать» и «три семьдесят пять», а после того, как из-за дверей глухой, но внятный голос произнесет: «Колхозное мясо сегодня идет по три семьдесят семь», сможет предположить, что это похоже не на куплю-продажу, а скорее на обмен паролями для прохода внутрь. Читатель окажется прав. Двери приоткрылись, и высокий узбек вступил в мясной павильон.
Его встретил молодой человек в клеенчатом фартуке, надетом поверх морской тельняшки. Молодая плешь светилась в темных кудрях. Плечевые мускулы, нажитые мясной работой, распирали одежду. «Добрэ дошли, товарищ адмирал», — сказал мясник, и мы тогда сразу узнали под тюбетейкой и длинными усами нашего подозрительного Моккииакки. Пожав друг другу руки, двое пошли вдоль тускло освещенного торгового зала. Шаги адмирала гулко отдавались от кафельного пола, в то время как мясник семенил бесшумно, словно кот. Над прилавками на крюках свисали бараньи тушки с горчащими изо ртов игривыми бумажными цветочками. У поросят такие же цветочки торчали из задков. По ночам вообще-то читающей публике не рекомендуем прогуливаться вдоль мясных рядов. Могут одолеть мысли о первородном грехе.
«Как вообще-то дела, Владимир?» — спросил Моккинакки.
«Совсем неплохо, — был ответ. — Квартиру подходящую нашел. Собираюсь жениться».
«Ты что, с ума сошел? — ахнул Моккинакки. Он даже приостановился от этой новости, как будто сам не собирался жениться совсем недавно. — Забыл, что приближается?»
Владимир хохотнул. Приподнявшись на цыпочки, положил руку на кожаное плечо. «Ничего, ничего, адмирал, все будет тип-топ. Я ведь не сейчас собираюсь жениться. В перспективе». Они говорили на сербско-хорватском. «Все собрались?» — спросил Моккинакки. «Почти все. Кроме председателя. Можно сказать, что все». «Он будет?»
«Можно сказать, что будет. На девяносто процентов будет».
«А десять процентов откуда взялись?» «Десять процентов риска, друже адмирал. Сегодня по всей Москве какие-то облавы».
«Да, это верно, — вздохнул Моккинакки. — Однако ты же знаешь, Владимир, что председатель неуловим».
«Натюрлих, — подтвердил Владимир. — Но все-таки».
«Никаких все-таки, — сказал Моккинакки. -Риск есть риск, но не надо высчитывать его в процентах. Иначе все провалится».
Из торгового зала они прошли в разделочный цех. Там висели здоровенные говяжьи и свиные туши. Работала ночная смена. Несколько молодцов восточного вида, то ли кавказцы, то ли тюрки, а может быть, и южные славяне, стоя вокруг колод для рубки мяса, споро работали топорами. Пахло сукровицей. При виде адмирала они приостановили свой вдохновенный труд и с превеликим почтением ему поклонились. Моккинакки и Владимир прошли в дальний угол цеха, где за большим столом с закусками и бутылками сидело не менее дюжины мужчин разных возрастов, кто в обычной городской одежде, а кто с намеком на Среднюю Азию в стеганых халатах и в ковровых тюбетейках. При виде Моккинакки все встали и даже слегка как бы вытянулись на военный манер.
Рубщики тем временем возобновили разделку туш. Между делом они обменивались репликами, Занимливьё, кто он все-таки такой, этот верзила, которого называют адмиралом? Можда, белградский. Не знам, белградский он или загребский, но ясно, что птица высокого полета, интеллектуален. Из евреев, должно быть. Говорят, что грек. Евреи часто косят под греков. И наспрам, верно? По тому, как щедро деньги раздает, видно, что еврей. Душко, перестань зубоскалить. А что? Евреи — самый щедрый народ, щедрее даже, чем черногорцы, этот парень близок к председателю. Неужто? Тут есть ребята, которые видели его во время войны в боях за Баньску Быстрицу. Он был тогда при штабе председателя и звался Штурманом Эштерхази.
Над столом с яствами и напитками на белой стене висела большая схема коровьей туши, похожая на карту Советского Союза. Пунктирами на схеме были отмечены секторы разделки. Жорж после первого стакана водки расслабился, откинулся на спинку стула, вытянул под столом ноги и уставился на схему. Задние ляжки, окорока с филейными частями и последующими голяшками отчетливо напомнили ему дальневосточные пределы СССР. грудника с корейками, а также с куском, именуемым «почетный караул», — Украину. Загривок и седловина с ее отменными вырезками — Прибалтику с Белоруссией. Пашина и брюшные полости — разлюбезный Туркестан. Не исключено, подумал он, что когда-нибудь именно по этой схеме и всего нашего великого дракона разнесут.
