— И он тоже,— кивнул Онисим.
— Значит, я должен делать то, что вы мне прикажете? Ты — неизвестно кто и откуда явившийся ион -мой слуга?
— Твой брат,— спокойно поправил его Онисим.— Твой брат перед Господом.
Никий повернулся к Теренцию:
— Ты теперь тоже?..— Он не закончил, но Теренций хорошо понял, о чем он спрашивает.
— Да,— ответил он и добавил чуть слышно,— хозяин. Онисим объяснил мне, и я верю.
— Онисим объяснил тебе, и ты веришь?! Когда он успел? Пока сидел в моем кабинете?
Теренций опустил глаза и ничего не ответил, за него сказал Онисим:
— Мы встречались с Теренцием не один раз. Он был на наших собраниях, и он молился с нами.
— Он был на ваших собраниях? — вскричал Никий не столько с возмущением, сколько удивленно.— Но когда?
— Ночью. Когда ты бывал на пирах императора. Когда смотрел на те мерзости, которые делало это чудовище, и, наверное, принимал в них участие. Он молился с нами, когда ты удовлетворял свою плоть. Ночью, потому что мы можем собираться только в темноте, как воры, как преступники, как изгои.
— Но... но он... Разве он не должен был сказать мне об этом?
— А разве должен? Твой брат держит ответ перед Богом, а не перед тобой. Или ты, Никий, стал настоящим римлянином?
— Значит, вы... значит, вы за моей спиной... Это заговор против меня, вот что это такое!
— Твой слуга стал твоим братом, а ты говоришь о каком-то заговоре,— спокойно и устало выговорил Онисим.— Я тут только потому, что он опасается за твою жизнь, за жизнь своего брата. Разве он побежал к римлянам и выдал тебя, выдал нас всех? Он мог бы, останься он только твоим слугой. Но он хочет спасти тебя, потому что он твой брат.
Никий сделал два коротких шага и бессильно опустился на край ложа. Сидел, свесив голову на грудь. От разноцветных плиток на полу рябило в глазах, и он устало прикрыл их.
Глава тринадцатая
Никий чувствовал себя не столько удрученным, сколько потерянным — прошлое, будущее и настоящее переставали иметь какой-либо смысл. С одной стороны стоял Нерон, с другой — Онисим. Они в равной степени давили на него, и Никию казалось, что он уже никогда не сможет вырваться.
Сейчас он сидел на краю ложа, низко опустив голову и закрыв глаза. Услышал, как Онисим подошел, встал над ним, ощутил затылком беспрекословную тяжесть его взгляда.
Онисим стал говорить: тихо, убежденно, обвиняюще.
Он сказал, что это чудовище Нерон устроил мерзкое цирковое зрелище на погибель их братьям. Более двухсот христиан, среди которых старики, женщины и дети, сегодня же примут смерть в Большом цирке. Нерон устраивал что-то вроде кораблекрушения на заполненной водой арене. Онисим сказал, что не хочет об этом рассказывать и что если бы он сам мог добраться до Нерона, то за один удар кинжалом готов отдать себя разрезать на куски. Но Онисим не имеет возможности сделать это, а он, Никий, имеет такую возможность, и ее нельзя упускать.
Онисим помолчал некоторое время (Никий приоткрыл глаза, глянул на носки ветхих сандалий Онисима и отвел взгляд), потом вдруг спросил:
— Отвечай, почему ты не убил мать этого чудовища?
Он не просто спросил, но потребовал ответа.
Никий медленно поднял голову, посмотрел на Онисима с болезненной гримасой.
— Почему ты не убил мать этого чудовища? — повторил Онисим.
Никий хотел спросить: «А откуда тебе известно, что я должен был ее убить?» — но не посмел произнести таких слов. Вместо этого он сказал:
— Ты считаешь... можно убить женщину? Что можно... убить. Разве Спаситель не завещал нам всем...
— Нет.— Онисим не дал ему закончить, и голос его прозвучал как удар хлыста, Никий даже зажмурился на мгновенье.
— Нет? — осторожно переспросил он.
— Нет! — Глаза Онисима угрожающе блеснули.— Спаситель говорил о человеке, но не говорил о чудовище, о диком звере, алчущем крови невинных. Не говорил о волчице, породившей кровожадного волка. Она и сама не менее кровожадна, чем ее порождение. Ты должен был уничтожить волчицу, но ты не сделал этого. Почему? Ты боялся? Ты пожалел ее?
Никий вспомнил ночь с Агриппиной, ее ласки, ее нежное бормотание. Вспомнил, как огонь ее плоти перекинулся на его, Никия, плоть и как его плоть трепетала в сладком и страшном огне. Никий боялся поднять глаза на Онисима, он был уверен, что тот поймет все.
— Ну? — торопил его Онисим.
Прежде чем ответить, Никий вспомнил другое, увидел так, будто все происходило перед его глазами в эту минуту. Вспомнил, как Агриппина, энергично взмахивая руками, проплыла мимо лодки. Потом вспомнил, как, отступив на шаг, он замахнулся на Кальпурния веслом. Потом удар, и голова раскололась на две половины. Но сейчас это уже была не голова Кальпурния, а голова Агриппины... Он посмотрел на Онисима и произнес:
— Я не мог ударить ее веслом по голове.
— Почему веслом? — нахмурился Онисим.— При чем здесь весло?
— Я не мог ударить ее веслом по голове! — с надрывом, срывая голос, крикнул Никий и вдруг повалился на пол, стукнувшись лбом о гладкие плитки.
Когда открыл глаза, увидел лицо Теренция, склонившегося над ним.
— Что? — выдохнул Никий, тревожно водя глазами по сторонам.
— Успокойся,— ласково проговорил Теренций,— ты просто неудачно упал, ничего страшного.
— Он должен идти,— услышал Никий голос Онисима, и лицо последнего показалось из-за спины Теренция: тяжелое, пугающее лицо.
— Сейчас он не может,— не оборачиваясь, ответил Теренций,— он слишком слаб.
— Он должен! — Онисим отстранил Теренция и склонился над Никием.— Вставай, с чудовищем надо покончить еще до захода солнца.
— Оставь его, он не сможет! — жалобно и сердито одновременно проговорил Теренций.
— Молчи! — сквозь зубы процедил Онисим и, обращаясь к Никию, спросил: — Ты сможешь? Ответь.
— Смогу! — ответил Никий со страхом в голосе и попытался приподняться на локтях.
Тело было ватным, перед глазами плавали разноцветные круги, и движение давалось с большим трудом. Онисим взял его за плечи и рывком посадил, сбросив ноги на пол:
— Ты можешь идти? — не дожидаясь ответа Никия, он схватил его за одежду и поставил на ноги.— Пройдись по комнате, я посмотрю.
Никий сделал шаг, потом еще один и еще. Теренций шел рядом, готовый в любой момент его подхватить.
— Он сможет, сможет! — уверенно воскликнул Онисим, достал из-под одежды короткий кинжал и протянул его Никию.— Возьми. Ты умеешь с ним обращаться?
Никий принял оружие слабой рукой, неуверенно посмотрел на Онисима:
— Не знаю.
— Это очень просто,— почти весело произнес Онисим.— Чтобы ударить в сердце, нужен навык. Бить нужно вот так, снизу вверх. (Вытянув вперед длинный и корявый палец, он показал, как следует бить в сердце.) Но тебе это не понадобится, ты все равно не сможешь, поэтому бей в горло. (Протянув руку, он дотронулся до горла Никия. Никий вздрогнул и отстранился, Онисим улыбнулся довольно.) Надо только провести справа налево, кинжал сам сделает то, что нужно.
Очевидно, он получал удовольствие от своих объяснений. Никий смотрел на него настороженно, Теренций — недовольно.
— Оставь его.— Теренций шагнул к Онисиму, словно закрывая от него Никия.— Он не сумеет, он слишком слаб.
— Но здесь и не требуется сила,— Онисим развел руками,— это сможет проделать даже ребенок. Всего-навсего поднять руку и провести справа налево.
— Не знаю, что сможет проделать ребенок,— неожиданно смело заявил Теренций,— но ему это не под силу, он слишком слаб. И потом... он не должен.
— Что он не должен?
— Он не должен убивать.
— А кто должен? Я?
Теренций вздохнул:
— Оставь его в покое, ты видишь, он не в себе.
Некоторое время они продолжали перебранку, все
возвышая голоса и резко взмахивая руками.
— Мне нужно ехать,— неожиданно произнес Никий, и они оба, внезапно замолчав, посмотрели на него.
— Ехать? — переспросил Онисим.— Куда ехать?
— К императору,— ответил Никий, с каждым словом тон его делался все тверже,— он ждет меня.
— К императору? — недоуменно, будто не понимая, о ком идет речь, сказал Онисим и тут же, словно спохватившись, добавил: — Да, к императору, он в цирке. Ты спрячешь нож под одежду.
Под ободряющим взглядом Онисима и укоряющим Теренция Никий спрятал нож и слабым голосом, но с прежними интонациями господина, приказывающего слуге, сказал:
— Теренций, распорядись, чтобы подали мои носилки. И как можно быстрее. А ты,— он повернулся к Онисиму,— будешь следовать за мной. Но незаметно. Ты хорошо меня понял?
Онисим угрюмо кивнул: власть над Никием опять ускользала, и он был недоволен. И он снова не мог понять почему.
— У тебя много людей? — по пути к двери, не оборачиваясь, бросил Никий.
— Мои люди со мной,— уклончиво отозвался Онисим.