— И все-таки Мэрион не смогла переиграть мою мать — этим и объясняется сегодняшний визит. Существовало дополнение к завещанию, которое вступало в силу через год после моего развода. Помнишь, в Роузвуде меня Сэм попросил зайти — так он сказал, что раз я развелся, то деньги все-таки переходят ко мне — это и было в дополнении.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Весь день Дел был слегка рассеян и, казалось, обдумывал что-то, а за ужином неожиданно объявил, что завтра с утра уедет по делам и вернется только поздно вечером.
— Мне к Сэму надо, в Роузвуд, — объяснил он, — постараюсь вернуться к концу твоих занятий и встретить тебя. Если не успею, поезжай домой на такси — никаких автобусов и пеших прогулок по темной улице без меня.
Карен стало смешно — он забыл, что на этих самых темных улицах она была дома — много лет.
Карен весь день сидела одна — ей было тоскливо и одиноко. Дел никогда еще не уезжал так надолго.
Дел... Она никогда и не мечтала, что встретит такого человека — доброго и сильного, нежного и заботливого — самого лучшего, самого светлого.
С ним, впервые в жизни, Карен поняла, что прикосновение мужчины может быть радостью, что тело мужчины может восхищать и возбуждать ее. Своей нежностью он заставил ее забыть обо всем, что было раньше, почувствовать себя нужной и желанной — она словно начала жить заново, в прекрасном, добром и теплом мире — в мире, в котором можно было ничего не бояться, потому что рядом был он.
Дел... Кусочек сказки, по ошибке судьбы доставшийся ей — так ненадолго.
Стоило ей увидеть знакомое узкое лицо, русую прядь, упавшую на лоб, плотно сжатые губы — они могли быть такими нежными — и все вокруг преображалось, становилось светлым и радостным, словно повсюду, куда бы он не ступал, светило солнце.
Все это слишком напоминало сказку — а сказки, как известно, всегда кончаются. Он и не предполагал, как часто Карен хочется умереть — чтобы не присутствовать при конце сказки, чтобы не жить, зная, что она была — и кончилась.
Вечером она сидела, как на иголках, ожидая окончания занятий и боясь, что он ее не встретит. Но выйдя, с облегчением увидела знакомую машину и побежала к ней.
Он был там — усталый и очень довольный, обнял ее, и все снова стало хорошо. Карен уткнулась носом ему в плечо и почувствовала, как ласковые пальцы гладят ей волосы, отгоняя страх и тоску, как он прижимается губами к ее макушке, согревает теплым дыханием, шепчет что-то. Ей стало уютно и спокойно, не хотелось говорить или шевелиться — просто чувствовать его рядом. И не думать ни о чем плохом.
По дороге домой он рассказал:
— Я Кэсси видел — он тебе привет передает. И его напарник — этот молодой Ланс... с которым ты танцевала, — и она рассмеялась, услышав в его голосе ревнивые нотки.
Дел не сказал ей, что в тот день написал завещание — на всякий случай — и оставил ей все, что у него было — чтобы хоть как-то защитить ее, если его когда-нибудь не будет рядом.
Поздно ночью, когда Карен уже засыпала, он неожиданно спросил:
— Послушай, а что, если мне снова предложат назначение в Южную Америку? Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
— Хоть на край света! — в доказательство она устроилась поудобнее — подсунулась под его руку и положила голову ему на плечо.
— Тогда тебе придется выйти за меня замуж, иначе не выйдет.
— А ты возьми меня в клетке — вместе с Манци. И скажи, что мы твои домашние любимицы, — и она первая рассмеялась своей шутке.
— Карен, ты просто невозможный человек! — Дел попытался не улыбнуться, представив себе ее в багажной клетке, с плюшевой мышкой в зубах.
Это был всего лишь короткий шутливый разговор — пара минут, не больше — но у него осталось царапнувшее душу чувство, что в этом разговоре было сказано что-то очень важное — и не замечено им.
Через три недели Дел уже знал, что никакого нового назначения не будет.
Он гнал машину по шоссе, ничего не видя перед собой — в глазах темнело от ярости. Чувствуя, что сейчас взорвется, повернул на первую попавшуюся заправку, резко затормозил и невидящими глазами уставился вперед. Потом резко ударил обоими кулаками по рулю.
— Сволочи!
Руль выдержал, но боль в руке несколько отрезвила его и дала, наконец, возможность обдумать случившееся.
Вызов в штаб-квартиру был несколько неожиданным — оставался еще месяц отпуска. Он сразу почувствовал неладное, поэтому решил ничего не говорить Карен.
До сих пор в его ушах, казалось, отдавался дружелюбный голос:
— Вы сами понимаете, что личность вашей... подруги была тщательно проверена — обычное рутинное мероприятие, правила вам хорошо известны. То, что выяснилось в результате, нас несколько встревожило и может стать для вас серьезной проблемой. Наверное, вам стоит ознакомиться с данными проверки — это может облегчить вам принятие соответствующего решения.
С трудом сдерживаясь, чтобы не заехать прямо в еле заметную двусмысленно-сочувственную улыбочку, которая проступила на лице его собеседника, Дел спокойно ответил:
— Не стоит. Я все это знаю.
Сотрудник управления кадрами ЦРУ был явно удивлен, если не шокирован.
— И то, что она была...
— Я знаю, — прервал Дел.
— В таком случае вы сами должны понимать, что, продолжая поддерживать с этой женщиной... постоянные отношения, вы не можете рассчитывать на работу в том качестве, в котором мы до сих пор вас использовали. Вам необходимо до конца отпуска разобраться с этой проблемой.
Дел уже все понял, но хотел, чтобы его собеседник довел свою мысль до конца:
— То есть?
— То есть прекратить эту связь, — объяснил кадровик, очевидно, удивляясь его тупости — и Дел вдруг вспомнил слова Томми: «Девочке моей обид в жизни хватило — не хотелось бы добавлять».
Он написал заявление об отставке сразу же — не выходя из кабинета.
Кадровик удивленно приподнял брови и сказал, что у него еще есть время подумать в течение месяца — только пото.м отставка вступит в силу. В случае, если он не передумает, его адвокат должен связаться с ними по поводу пенсионного фонда. Дел едва слушал его — было душно и противно, хотелось уйти как можно скорее, но пришлось еще подписать несколько документов — согласно инструкциям о режиме секретности.
Только после этого он в последний раз прошел через КПП, вышел и оглянулся на огромное семиэтажное здание из светлого камня, с которым было связано двадцать лет его жизни.
В глубине души он понимал, что этого следовало ожидать — правила ему действительно были хорошо известны. И все-таки было неприятно внезапно лишиться работы, которая ему так нравилась.
