Под моей подушкой лежал нож, который я планировала прихватить с собой на случай побега… или снова всадить Ивару в живот при очередном визите. Никому, казалось, не было дела. Мои руки оставались в кандалах — и это всех успокаивало.
Я поражалась их наивности, открытости, какой-то детской душевной простоте. Зато поняла, почему этот народ так легко оказалось поставить на колени. И лишний раз убедилась в правдивости слов Милы.
Ивар был не такой.
А потом судьба неожиданно улыбнулась — и стала кидать в мой пустой котелок монетки удачи одну за другой.
Очередным утром я проснулась и обнаружила, что мои бедра и постель испачканы в крови. Ежемесячный цикл пришел в срок, и о нежелательной беременности теперь не стоило волноваться. Я поднялась, чтобы пойти к Миле и попросить средства гигиены, ведь Ивар бросил меня тут без сменной одежды и прочих нужных вещей. Хорошо, что в одном доме со мной жила девушка, иначе Лексу пришлось бы выкручиваться, а мне — краснеть, объясняя ему свои потребности.
Дверь беззвучно открылась, выпуская меня в коридор. Старые привычки никуда не делись. Освоившись в доме, я научилась передвигаться так же тихо, как делала это под родительской крышей.
С первого этажа доносились голоса. Я опустилась на верхнюю ступеньку лестницы и прислушалась. Лекс посетовал на то, что у западной стены ограды, как раз возле большого дуба, рассохлись бревна. Они с Милой обсуждали, что неплохо бы поискать досок для укрепления забора.
Сегодня… неужели я, наконец, сбегу и это случится сегодня? Но как сделать все незаметно и не нарваться на случайных свидетелей? И постепенно в моей голове созрел план.
Для начала я, громко топая, спустилась по лестнице и позвала Милу. Та с видимым облегчением выдала мне необходимое. Мысль о ребенке наверняка приходила на ум и ей, особенно, если учесть, что сестра Лекса сама выносила незапланированную беременность.
Приведя себя в порядок, я дождалась обеда, во время которого стащила из кухни коробок спичек. Мила возилась со стиркой, ей было не до меня. Лекс куда-то ушел. Под предлогом прогулки я переоделась, потом кое-как спрятала под курткой нож и вышла на улицу. План был несложным, но для его выполнения требовалось не вызывать подозрений. Постояв на крыльце, я полюбовалась голубым небом, а потом не спеша двинулась дальше.
— Тетя Кира! — вдруг окликнули за спиной.
Никитка стоял в дверях. У меня сердце в груди замерло. А что, если ребенок заметил, как я брала спички? Что, если сейчас закричит и позовет мать? Только усилием воли я приказала себе не дергаться. На воре и шапка горит. Буду нервничать — сама себя выдам.
— Тетя Кира, а ты уходишь? — уставились на меня любопытные глазенки.
— Всего-то иду погулять, — пожала я плечами.
— А мне показалось, ты навсегда уходишь, — с неожиданной грустью протянул он.
Мила, как и раньше, не разрешала нам много общаться, но я чувствовала, что мальчик тянется ко мне, и тоже вдруг ощутила тяжесть на сердце от расставания. Подошла и погладила ребенка по темноволосой головке.
— Да куда же я уйду отсюда? — я показала кандалы. — Никуда не денусь.
— Хорошо, что дядя Ивар держит тебя здесь, — сообщил он. — Он будет дракон. Когда я вырасту, то освобожу тебя, как принцессу, и женюсь на тебе. Ты только дождись.
Я рассмеялась.
— Обязательно.
— А еще ты вот это забыла, — малыш поднял сжатый кулачок, из которого что-то свисало.
Смеяться тут же расхотелось. Я опустилась на корточки, во все глаза уставившись на детскую ладошку, раскрывшуюся для меня, как бутон цветка. Посерединке лежала моя пуля, и это концы цепочки свисали и свободно болтались. Охнув, я схватила пулю, погладила пальцем нежную детскую кожу… ни пятнышка. Ни следа от ожога.
— Никитка… — простонала я, прижав детское тельце к себе.
Сграбастала в объятия так крепко, что чуть не раздавила. Сама не знаю, почему такая волна жалости нахлынула. Мальчик стоял, сопел носом и явно не понимал, с чего вдруг во мне проснулись телячьи нежности. А я тискала его и думала, как сообщить его матери о том, что он — обычный человек.
Потом решила — никак. Не мое дело. Я ухожу отсюда и все проблемы этих людей тоже должны остаться позади. Меня ждала долгая дорога, встреча с отцом и бесконечная череда ночей, в течение которых мне будет сниться бессердечный мужчина со шрамом на груди.
— Где ты ее взял? — удивилась я, выпустив из рук Никитку.
— На полу в твоей комнате. Мама не разрешает туда ходить. Но мне стало так интересно!
Точно. Пуля осталась в кармане моих джинсов, когда папа вернул ее. Наверно, когда я перебирала вещи для стирки, она выпала. А мальчик нашел.
Я застегнула цепочку на шее и погладила пулю на груди. Еще один знак. Я возвращаюсь домой, в свой клан, к своим людям. И пусть мне немного жаль покидать Сопротивление, но я не предала отца, не стала Сочувствующей и не влюбилась в Ивара. Почему-то последнее пугало больше всего.
Отправив Никиту в дом, я направилась к воротам. Если навстречу и попадался кто-то из жителей, все ограничивалось слабым кивком или безразличным взглядом. Присев на скамью неподалеку от выхода из поселения, я стала ждать. В паре метров от меня была навалена целая куча сена. Его собирались куда-то убрать, но никак не доходили руки.
Как только дежурный зазевается — мигом начну действовать.
— Привет, — ко мне подошел Байрон.
Мы с ним почти не виделись с той поры, как ехали в одной машине, и я удивилась, что он решил подойти. Да к тому же, так не вовремя! Парень явно смущался в моей компании, а мне как никогда срочно требовалось от него избавиться.
— Привет, — буркнула я.
— Я уже несколько дней подряд вижу, как ты тут сидишь. Ждешь Ивара, да? — Байрон опустился на самый край скамьи.
— Жду, когда джипы моего отца проломят ваши хлипкие ворота и разнесут тут все.
— Ого… — он побледнел. — Думаешь, это, правда, случится?
Я покачала головой.
— В любую минуту.
Байрон поерзал на своем краю, но уходить не торопился. Дежурный повернулся к нам спиной, и я только скрипнула зубами от жалости, что такой удобный момент упущен.
— Как тебе живется здесь? — предпринял он новую попытку завязать вежливый разговор.
— В гостях хорошо, а дома лучше. Байрон, не томи, что тебе нужно? — не выдержала я.
Мой собеседник сложил руки на коленях и посмотрел жалобно.
— Все говорят, что мои стихи — отстой. Ты — человек со стороны. Непредвзятое лицо. Можно, я тебе прочитаю кое-что из своего, а ты скажешь мнение. Только честное мнение. Жалеть меня не надо.
Дежурный начал прохаживаться вдоль ворот и бросать на нас косые взгляды.
