Графтон излагал один смешной случай за другим. Рита, покончив с едой и извинившись, ушла, Бабун же остался, увлеченно слушая байки капитана. Доджерс-младший заказал десерт и задал несколько вопросов; даже его старику, похоже, нравились истории Графтона о пари на десять центов в салуне у Мамаши и о том, как пьяные летчики в полночь гоняли на мотоциклах по пустыне, чтобы успеть прийти в себя к вылету, назначенному на пять утра.
Доктор Фриче закурил сигару и удовлетворенно вздохнул. Ему, видимо, тоже пришлись по душе рассказы Графтона о похождениях молодости - в этот теплый вечер во флотской кают-компании за двести километров от моря.
"Как и Джейк Графтон, я люблю эту жизнь", - поймал себя на мысли Бабун. Он вспоминал собственную двухнедельную командировку в Фаллон перед тем, как попасть на авианосец. В Фаллоне все забывали о женах и подружках; именно там, в атмосфере круглосуточного разгула, между молодыми офицерами завязывались дружеские отношения, которые потом продолжались до конца жизни. Там можно было летать на боевых машинах два-три раза в день, показывая все, на что они были способны. Как описывал Джейк Графтон и вспоминал Бабун, это была веселая, беззаботная, волнующая жизнь, идеальное времяпровождение для юноши, становящегося мужчиной.
Когда байки Джейка иссякли, Бабун улыбнулся всем и ушел. Шагая в сторону общежития, он поймал себя на том, что снова насвистывает. "Что-то я часто это делаю в последнее время", - подумал он и громко засмеялся. Жизнь проходит разумно и правильно; Ему так понравилась эта мысль, что он расхохотался, а потом хмыкнул, какой же он все-таки дурак, и злость на Риту прошла без следа.
Никто не ответил, когда он постучал в дверь Ритиной комнаты. Наверное, она в туалете или стирает внизу. Ладно, зайду к ней позже.
Когда он толкнул дверь собственной комнаты, там горел свет, а в кресле у маленького столика сидела Рита. Волосы у нее были распущены по плечам, а надета на ней была лишь коротенькая рубашка, нечто крохотное и прозрачное настолько...
У Бабуна перехватило дыхание.
- Слушай, закрой-ка дверь, пока сюда не сбежалось все общежитие.
- Как ты сюда попала? - спросил Бабун, не отрывая от нее глаз.
- Взяла ключ на доске внизу.
Он запер дверь и присел на краешек кровати, совсем недалеко от нее. Мебель в комнате, весьма немногочисленная, была в стиле раннего Конрада Хилтона.
Он прокашлялся, когда она посмотрела ему прямо в глаза.
Я писала письмо, - сказала она, не отводя взгляда. -Тебе.
- Угу.
- Я могу дописать и позже.
- А что должно случиться?
- Извини за сегодняшнюю сцену на стоянке. Я просто хотела... Ладно, давай забудем, хорошо?
- Конечно, - согласился он. - Это был лишь крохотный ухаб на трудной, но праведной дороге. - Его взгляд опускался все ниже и ниже. - Он не мог свести нас на короткую, обрывистую тропку, которая ведет прямо... прямиком в... Сквозь кружева рубашки виднелись соски, красные, спелые, словно вишни...
Она поднялась порывистым изящным движением.
- Я хочу заниматься любовью с тобой, - пробормотала она, снимая рубашку, но только не надо чересчур спешить.
Он плотно сжал губы и кивнул. Он протянул руки, и она бросилась к нему.
Кожа у нее была гладкая, шелковистая.
- Давай выключим свет, - предложила она, когда он прильнул губами к ее груди.
- Ты прекрасна при свете, - возразил он, укладывая ее рядом с собой на кровать.
- Не хочу, чтобы ты считал, что нужен мне только для секса, - запустила она пробный шар.
Рот у Бабуна был занят, поэтому он смог лишь что-то промычать в ответ.
- Секс - это, конечно, замечательно, но я хочу, чтобы у нас было и что-то еще. - Она запустила пальцы в его волосы, потом пригладила вихор. - Ты потрясающий парень, и здесь речь идет о большем, чем секс. Вот что я хотела узнать днем на стоянке.
Бабун неохотно расстался с набухшим соском и выпрямился, его глаза оказались рядом с ее глазами, в упор смотревшими на него.
- Ты хочешь сказать, что любишь меня? Она сдвинула брови.
- Видимо, да. Это случилось не совсем так, как я мечтала, У девушек, знаешь ли, бывают фантазии. - Она чуть прикусила нижнюю губу. - Надеюсь, я говорю то, что нужно. Ты не возражаешь?
- Мне это нравится. Я чувствую, что влюбляюсь в тебя и рад, что ты испытываешь то же самое.
- Я люблю тебя, - тихо, словно обкатывая каждый звук, произнесла Рита Моравиа и, нежно притянув его голову, поцеловала волосы.
Когда она уснула, Бабун выбрался из постели и выглянул сквозь штору. Он испытывал беспокойство. Зачем он сказал это - чушь насчет любви? Только идиот говорит женщине такие слова, прежде чем уложит ее в постель. Он сидел в кресле и грыз ногти. Эта мысль неотступно преследовала его, и в то же время его одолевали сомнения. Неужели он испугался? Да нет, слегка взволнован, нервничает, но не боится. Почему всем женщинам так хочется любви? Интересно, что сказал бы по этому поводу Сэмюэль Доджерс.
***
Дрейфус положил бумагу на стол Камачо, сел и принялся раскуривать трубку.
Камачо знал, что это такое: шеф уже звонил ему. Копия письма. Оригинал в лаборатории.
Он раскрыл папку, в которую сотрудники лаборатории клали копии, и взглянул на письмо. Без даты. На конверте штамп: Бейкерсфилд, Калифорния. Поставлен три дня назад. Написано витиеватым, с завитушками, почерком, но вполне разборчиво.
"Уважаемый сэр!
Считаю своим долгом уведомить Вас, что муж моей дочери, старшина 1-го класса флота США Терри Франклин, - шпион. Он работает в Пентагоне. Занимается компьютерами или что-то вроде того. Не знаю, давно ли он стал шпионом, но стал.
Моя дочь Люси уверена в этом, и я тоже. Люси однажды слышала странный телефонный разговор, и он совершенно взбесился, когда узнал, что Люси рассказала о своих подозрениях соседке. Люси боится его, и я тоже. Он сумасшедший. Он шпион вроде того Уокера.
Мы добропорядочные граждане, мы платим налоги и уверены, что Вы сделаете то, что положено. Нам его жалко, но он сам выбрал этот путь. Люси не имеет абсолютно ничего общего с его шпионскими делами, поэтому я пишу это письмо, Я хотела, чтобы написала она, но дочь говорит, что не в состоянии, хотя и понимает, что это необходимо. Пожалуйста, арестуйте его, чтобы Люси и дети, я остались не при чем. Пожалуйста, не говорите газетчикам, что он женат. Его зовут Терри Франклин, и он работает в Пентагоне, и он шпион. И РАДИ БОГА, что бы Вы ни сделали, не говорите Терри, что мы написали о нем. Он бешеный.
Искренне Ваша Флора Мей Саутуорт. Можно ли получить развод в штате Калифорния, если ваш супруг шпион?" Дрейфус хмыкнул:
- В Калифорнии можно получить развод, если супруг пукает в постели.
- Ужасно прогрессивно.
- Да уж, они во всем передовые.
- Лучше позвони туда, чтобы послали агента поговорить с ними. Пусть сидит подольше и как можно больше записывает.
- Вы не хотите, чтобы они обратились в газеты? Вам известно, что распорядится сделать комитет по этому поводу?
- Ну, конечно, что-то им придется предпринять. Вот уже теща написала нам письмо. Наверное, они уже говорили и священнику, и адвокату, и соседям не менее чем в пяти кварталах.
- Пока что одно письмо. В нем никаких фактов, а только куча необоснованных обвинений. Мы каждый месяц получаем по три десятка таких писем от тех, кто хочет нагадить людям, имеющим секретную работу. Повторяю, вам разве известно, что распорядится...
- Нет, - словно выплюнул Дрейфус.
- Значит, нам остается только убедить миссис Саутуорт, что мы, словно муравьи, бросились на ее зов. Взять подписку о неразглашении. Лучше послать к ней двух агентов. Пусть побудут у нее подольше. А через пару дней вернутся и зададут еще несколько вопросов. Новых, не повторяя прежних.
- Если дело принимает такой серьезный оборот, может, вы пошлете меня туда проверить, чтобы все было сделано правильно? Я могу ехать автобусами, глядишь, через недельку доберусь.
Камачо промолчал. Он взял письмо и прочитал еще раз. Затем вынул блокнот и начал что-то писать. Дрейфус все понял и тут же исчез, закрыв за собой дверь и оставив облако табачного дыма.
Камачо запустил блокнотом ему вслед.
Глава 14
Хотя рев двигателей был слышен за много километров, "Интрудер" оторвался от земли, лишь слегка покачивая крыльями, которые Рита Моравиа автоматически выровняла, едва заметно прикоснувшись сбоку к ручке управления. Она дала носу машины задраться на восемь градусов кверху и остановила дальнейшее кабрирование, слегка сместив ручку вперед именно в тот неуловимый миг, когда двадцать пять тонн взлетного веса перераспределились с опор шасси на крылья.
Мерцающий, неуловимый миг, когда самолет собрался с силами и уверенно прорезал крыльями теплый утренний воздух.
Теперь, когда взлет состоялся, Рита левой рукой хлопнула по рукоятке, убирая шасси. Большим пальцем правой она прижала похожую на шляпку гриба кнопку на ручке управления, установив последнюю в нейтральное положение, пока двухмоторный боевой самолет разгонялся в воздухе.
