– Черт! – выругался Григ. – Какого хрена?
Он дернул рычаг, шмякнул дверцей и заглянул под капот. Тихон стоял рядом. Запах подгоревшего масла и перегретого металла вместе с паром волной окутал его.
– Радиатор пробит, – показал Григ. – Наверное, твоя работа, когда в нас вляпал.
– Что-нибудь сделать можно? – Тихон мало что знал об устройстве машины и второй раз за сегодняшний день пожалел об этом. «Освою авто обязательно!» – решил он.
– Все, кранты! Приехали! Вызывай аварийку. Где тут автосервис? Эге-гей! – взвинченный Григ крутился на месте и размахивал руками.
– Что твой приятель может сделать с ребенком? – Заколов одернул Грига.
– Славян? Да хрен его знает! Бросит где-нибудь, а сам смоется. Ты его сильно напугал. Но нам без бабок нельзя возвращаться. Кранты! Ему-то уж точно. Он их профукал. Слушай, а может, подсобишь Толика расколоть? Он ведь порядочная сволочь. Ты же местный, его знаешь, а мы тебе отстегнем процент за помощь. А?
Заколов разочарованно смотрел на сломанную технику. С утра он искал Сашку, а теперь надо в первую очередь найти маленького ребенка. Сашка Евтушенко, даже если угодил в передрягу, может и сам вывернуться, а беспомощный ребенок – никогда. Тихон даже не помнил, кто у Колесникова родился: мальчик или девочка? И Толик еще не знает, что ребенок похищен. Небось перед Ленками хвостом крутит или приметил новый объект для ухаживания. А каково сейчас Любе? Вот кому не позавидуешь.
Как достать теперь Славяна на «Москвиче»? Вот проблема!
– Ты гляди, зоопарк! – Григ указывал пальцем за спину задумавшегося Тихона.
«Посмотри, птичка!» – вспомнил Тихон детский прикол, когда послушно поворачиваешься, а приятель хватает тебя за нос или бьет по плечу. На эту удочку он попадаться не хотел. Сейчас все может получиться не так безобидно, как в детстве.
– Давай повернемся вместе. Обходи меня, – предложил Тихон.
– Ты чего? Да я… – Григ аж задохнулся от наигранной обиды. – Я тебе верблюда показываю. Посмотри!
Григорьев под цепким взглядом Тихона, как конь на коротком аркане, покорно обошел Заколова. В нескольких метрах от них стояла большая светло-рыжая верблюдица с необычными белыми горбами. Рядом с ней вертел слюнявой мордочкой любопытный верблюжонок. От его губ пахло теплым молоком.
– Шиха! – Тихон вспомнил рассказ Мурата. – Шиха, вот ты какая.
Он подошел к ней и протянул руку. Пальцы застряли в жесткой густой шерсти. Верблюдица легла на живот, ладонь Тихона угодила в теплую ложбину между белоснежными горбами. Он посмотрел в большой повернутый к нему глаз. В нем отражалась его маленькая фигура.
Тихон сел на широкую спину животного.
Григ, открыв рот, смотрел, как быстро трусит белогорбая верблюдица, унося странного парня. За нею разлаписто вскачь бежит верблюжонок. Один раз он оглянулся, и тогда Григу стало совестно и неловко, как в далекой школе, когда его застукали с кошельком учительницы.
Шиха шла споро. Заколов не знал, с какой скоростью может бегать это животное, но передвигалась она явно быстрее, чем навьюченные верблюды колдуна, встреченные утром. Иногда она выворачивала взгляд назад, беспокоясь о сосунке. Тот уверенно держался рядом с мамкиным животом, поворачивая мордашку то на незнакомого двуногого, оседлавшего мамашу, то на привычные соски под брюхом.
Случайный всадник верблюдицу, казалось, совсем не интересовал. С непривычки Заколов повалился вперед, вцепившись в дрыгающуюся подушку примятого горба.
ГЛАВА 45
Живое алиби
Около минуты студент и зэк смотрели друг другу в глаза. Сашка – устало и равнодушно, постоянная боль притупила эмоции, а во взгляде Равиля мерцала гремучая смесь испуга и ненависти. Левый глаз Хасимова нервно дергался, но рука твердо держала пистолет.
– Я – твое живое алиби, – как можно мягче прервал молчание Евтушенко.
– Мне насрать! – огрызнулся Равиль. – Прихлопну как муху.
– В это время года скорпион не опасен.
– Точно? – Эта информация заинтересовала Равиля.
– Надо выдавить жало и прижечь. Место укуса покраснеет и опухнет. Может, поднимется температура, но через два дня все пройдет.
– А ты откуда знаешь?
– Друг рассказывал. – А он?
– Из книг.
– Книжки, – скривился Равиль, словно сунул в рот что-то очень кислое. – Я тебе поверил, урод. Руки развязал, ремень вернул, а ты за все это решил грохнуть Равиля Хасимова. Да? Все люди – сволочи! Никому нельзя верить!
– Я не собирался на тебя нападать.
– Откинь бутылку!
Сашка подчинился. Равиль убрал пистолет. Он морщился и давил ногтями вокруг укуса. Решив, что достаточно, спросил:
– А как прижечь?
– Дай спички.
Сашка подхватил коробок, взял в щепотку несколько спичек. Спички вжикнули о коричневую полоску, серные головки вспыхнули. Сашка ткнул маленький факел в ногу Хасимова. Огонек с шипением утонул в смуглой коже.
– Ой! Гад! Ты что делаешь? – вскрикнул Равиль.
– Зачем дернулся? Я промахнулся, – сказал Сашка, рассматривая ожог. – Давай еще раз.
– Издеваешься? Сволочь! Ты все специально задумал! Ляг на живот! Руки за спину.
Хасимов плюхнулся на студента сверху и скрутил Сашкины руки все той же сеткой. Чтобы узел был плотнее, Равиль со всей силы поддернул завязанную сетку вверх. Впившиеся капроновые нити грубо содрали кожу.
– А теперь вставай и топай. Если через час не придем к станции – тебе хана. Сейчас, – Равиль посмотрел на снятые с Сашки часы: – полседьмого. Шайтан тебя подери, да я уже весь день с тобой по пустыне шляюсь!
И впрямь, Евтушенко с удивлением отметил, что быстро темнеет. Прошли сутки, как он с Боней вышел из магазина. Уже сутки, как он плутает по степи и не может выйти ни к реке, ни к железной дороге.
Он вспомнил карту, которую видел первого сентября около института в руках Колесникова. Он сам тогда сказал, что на ней изображены здешние места. Что там было? Река. Железная дорога. Между ними в этом месте большое расстояние. Но не настолько большое, чтобы его не преодолеть за несколько часов. Получается, либо они идут все время параллельно железной дороге, либо крутятся в одном и том же районе.
Был, правда, и третий вариант. Если по пути к аулу на водовозке они переехали железку, а потом Боня ошибся и выбрал направление на север или северо-восток, то в этом случае на тысячу километров не встретишь ни одного поселка. Из-за этого в здешних местах и построили космодром, чтобы отработавшие ступени ракеты без ущерба падали в безжизненную пустыню.
Сейчас в любом случае надо было идти на юг или юго-запад.
Куда они шли все это время, задумался Сашка. Он пытался припомнить, как светило солнце и куда падала тень. Но размытая облачность весь день рассеивала солнечные лучи, и никаких контрастных теней Сашка не запомнил. Он посмотрел на небо. Стремительно смеркалось. Спереди темнеющий небосвод выглядел немного светлее, чем сзади, значит, надо идти налево, решил Сашка. Там юг. Там должна быть или железная дорога, или река.
Евтушенко шагал, черпая туфлями песок, не замечая ни времени, ни расстояния, которое он протопал. Равиль шел сзади и постоянно ругался, угрожал и задавал какие-то вопросы. Сашка поначалу односложно отвечал на его стоны о еде, но потом плюнул и больше не прислушивался к монотонному бурчанию за спиной.
Вдруг где-то впереди раздался взрыв. Звук был тихим, но отчетливым.
– Что это? – Равиль замер и насторожился.
На темном горизонте появилась маленькая дрожащая огненная капля. Казалось, ее кто-то дергает за верхний кончик и вытягивает вверх. Вместо того чтобы упасть, капля росла, ее огненное брюхо набухало и светлело. Но вот острие сорвалось, брюхо сдулось, капля превратилась в затухающую точку, изрыгающую мелкие искры. Вскоре она и ушла в землю. Стало еще темнее.
– Что это было? – Тревога в голосе Равиля только усилилась.
– Пойдем посмотрим, – предложил Сашка.
– Ты хочешь меня сдать? – взвился Равиль. – Туда сейчас менты понаедут.
– Должно быть, там станция.
– Держи левее, – приказал Равиль. – Мне все равно, где выйти на железку. На ходу зацеплюсь.
ГЛАВА 46
19.00
Игорь Лисицын сидел в комнате один. На столе перед ним стояли удлиненная бутылка коньяка «Белый аист» и часы. Взгляд Игоря был прикован к циферблату. Стрелки часов двигались очень медленно. Ему казалось, что смотрит он на них уже целую вечность, а минутная стрелка только-только завершала полный оборот и готовилась принять строго вертикальное положение, как солдат на посту. Коньяк был давно открыт, и, хотя Игорь выпивал только по праздникам и торжественным случаям, добрая половина янтарного напитка уже перекочевала в его желудок.
Стрелки подползали к семи часам – времени взрыва. Коньяк не помогал, Игоря знобило, словно он стоял раздетым на морозном ветру. Если он пытался сдерживать дрожь и зажимался, то дрожь в ответ переходила в наступление, укрупнялась и колотила тело явно и нагло. Только полностью расслабившись, можно было избавиться от нее. Но вот этого как раз и не удавалось сделать.
