— Я замечу со своей стороны, — сказал он, — одно обстоятельство. Тайна происхождения огня лежит на совести архиерея. Но теперь подумайте: можно ли допустить, чтобы старый архипастырь позволил себе обмануть пред Богом, пред Гробом Христовым, толпы верующего народа, весь мир? К чему ему насиловать свою совесть и брать на свою душу такой грех? И, наконец, это ведь не один архиерей, а ряд их, с самых древних времён. Я согласен, в наше время трудно предполагать здесь чудо, но ещё труднее, мне кажется, допустить, чтобы архиерей добровольно взял на себя роль лжеца, обманщика в таком важном деле. Надо также иметь в виду и ту колоссальную веру, которую при этом проявляет простой народ. А по вере всё возможно. И, право, он блажен. Мне так кажется: если огонь благодатный, а человек не верит этому, то для него он только обыкновенный огонь. Обратно: если огонь обыкновенный, а человек верит в его «благодать», то он и будет для него благодатным. Проще: по вере вашей будет вам, как сказал Спаситель.
Тут вспомнили общеизвестную легенду, как огонь долго не сходил на гроб, а потом вдруг показался через колонну у входа в храм. Один турок, поразившись чудесным видением, стал кричать, что и он христианин. Его тотчас же зарубили мусульмане. И теперь показывают у входа в храм могильную плиту этого исповедника и чёрную широкую щель в колонне, из которой вышел огонь.
Выслушав от собеседников разные соображения и за, и против чудесного огня, я мысленно сказал Подателю света, как евангельский муж, которого Христос спросил: «Веруешь ли, что Я могу это сделать?» — «Верую, Господи! Помоги моему неверию».
ГЛАВА 37. Пасха в Иерусалиме.
Обязательность ветхозаветного паломничества. — Пасхальная утреня у Гроба Господня. — «Пуп земли». — Розговенье в подворье Палестинского общества. — Еммаус. — Путешествие в Горнюю. — У источника Иоанна Крестителя. — Католический монастырь. — У русских инокинь в Палестине. — Жалобы на строгие порядки.Мы, христиане, многое заимствовали из ветхозаветных установлений, но почему-то мало обратили внимание на следующую заповедь: «Три раза в году должен являться весь мужской пол твой пред лицом Владыки, Господа Бога Израилева, ибо Я прогоню народы от лица твоего и распространю пределы твои, и никто не пожелает земли твоей, если ты будешь являться пред лицем Господа, Бога твоего, три раза в году». И известно, что родители Христа каждый год ходили в Иерусалим на праздник Пасхи. Наконец, сам Христос ежегодно приходил к Пасхе из Галилеи в Иерусалим. Посещать святые места, или «являться пред лице Владыки Господа Бога», вложено в самую природу человека, что мы можем видеть из многочисленных странствований нашего народа. Точно какая-то неведомая сила подымает весной и старых и молодых, и мужчин и женщин, и толкает их сходить куда-нибудь на богомолье.
И я, повинуясь этому внутреннему голосу, тоже достиг святых мест и явился «пред лице Господа» в священный день воспоминания воскресения Христова у самого Его Гроба. Пасха в Иерусалиме! Каким благоговейным восторгом должно наполниться здесь сердце верующего человека!
С сознанием важной минуты, вечером в Великую субботу, я приоделся и отправился в храм Воскресения, чтобы провести эту в своём роде единственную ночь у Гроба Господня. Если мы другие храмы называем православными, католическими, лютеранскими, армянскими, то этому храму, главным образом, приличествует название христианский в широком смысле этого слова.
Среди густых масс народа, я едва пробрался до южных дверей греческого придела. Сзади меня стояли турецкие солдаты с ружьями и не пропускали публику в переполненный храм. Произошла обычная в эту ночь борьба. Солдаты как-нибудь ещё умели сдерживать мужчин, но пред женщинами и они были бессильны…
В тесноте теряется то благоговение, с которым относится наш русский богомолец вообще к храму. Но иногда по неведению он делает здесь непозволительную непристойность. В иерусалимском храме каждая народность старается побольше воздвигнуть своих алтарей. Во всех углах замечаешь по небольшому престолу. Некоторые из открытых алтарей украшаются только во время богослужения. Не видя на них никаких священных предметов, наши паломники прикасаются к ним руками, кладут на них шапки. А один при мне полез на престол, чтобы быть повыше и лучше видеть богослужение.
— Куда ты лезешь! — остерегают его соседи. — Ведь это армянский престол.
— Ну, вот выдумали! — недоверчиво отзывается паломник. — Разве такие престолы бывают?
Среди храма стояли солдаты в ещё большем числе, в фесках и с ружьями. Сначала я не порывался пройти на середину и простоял всю полунощницу у южных дверей, откуда мне хорошо были видны все приготовления в алтаре к крестному ходу.
В 11 часов ночи патриарх открыл торжественное шествие вокруг храма Воскресения, в сопровождении всего духовенства, греческого и русского. Обычно при этом несли кресты и хоругви. Большинство паломников тоже двинулось следом за крестным ходом. Мне уже неудобно было стоять в проходе дверей, и я поневоле прошёл на середину храма, к невысокой каменной урне, известной здесь под названием «Пупа земли». Так как, по пророческому восхвалению
Праздничный обед паломников в подворье Палестинского общества
Давида, Господь устроил спасение людей посреди земли, то середину иерусалимского храма наш народ и назвал «пупом земли». В самом деле, взглянув на карту, мы должны признать Иерусалим средоточием трёх материков Старого Света.
Когда следовал мимо меня крестный ход, то знакомое духовенство попутно христосовалось со мною. Русские священники вскоре отделились от греческих, и ушли в свою церковь св. Троицы, а греки продолжали служить утреню, непрестанно повторяя своё «Христос Анести» (воскресе). С уходом русского духовенства заметно и народ поредел в храме.
В двигающейся толпе с зажжёнными свечами трудно сохранить своё платье, чтобы не закапали его воском. В этих видах я прислонился к «Пупу земли». Но кому-то вдруг вздумалось поцеловать нарисованный на нём чёрный крест. Глядя на него, стали прикладываться и другие. И вот во всё время службы народ подходил и целовал камень. Мне пришлось, конечно, отойти и ещё ближе стать ко Гробу Господню, где с полночи шла уже обедня. Гнусавое пение греков иногда перемежалось радостным хором наших паломниц, и это до некоторой степени скрашивало для русских пасхальную службу греков. Храм осветили, насколько это позволяло имеющееся здесь в распоряжении греков количество лампад и свечей, так что в эту ночь я видел его во всём блеске и великолепии. Сегодня четвёртый раз, как я ночую в Иерусалимском храме. С большим трудом, но всё-таки я пересилил себя и достоял обедню до конца. По окончании богослужения всё множество народа с зажжёнными свечами и с пением «Христос Воскресе» двинулось в нашу русскую «Палестину».
Тут, в Свято-Троицкой церкви ещё продолжалась пасхальная служба. Я пробрался на хоры и там, борясь с дремотою, терпеливо дожидался окончания ранней обедни.
В пятом часу утра народ разошёлся из церкви по своим местам разговляться. В гостинице для паломников первых двух классов приготовлен был изысканный стол, но сидел за ним, когда я подошёл к нему, только один человек — тамбовский помещик.
Мне в это утро хотелось видимого объединения с верующими людьми. Я спустился вниз в народную столовую. Здесь были приготовлены столы для розговения, с особой платой по тридцати копеек с человека. Куличи, пасхи, яйца, окорока, вино и пр. предлагали всем в изобилии. Все сидевшие за длинными столами остались очень довольны, и по адресу заведывающего подворьем сыпалось множество искренних благодарностей.
Исполнив обычай пасхального разговенья, я поспешил к себе наверх: чувствовалась потребность отдохнуть.
В первый день Пасхи Христос явился двум ученикам, шедшим в Эммаус. Но где находилось это селение? До сих пор спорный вопрос. Одни указывают на селение Эль-Кубебе, отстоящее от Иерусалима на двенадцать вёрст (и это весьма справедливо, потому что по Евангелию Эммаус отстоит от Иерусалима на 60 стадий, т. е. на 12 вёрст приблизительно), другие относят Эммаус вдвое дальше, к селению Амвас. Но в том и в другом случае указывают на запад от Иерусалима.
Привыкнув здесь все евангельские воспоминания связывать с путешествием, я и на сегодняшний день наметил пройти пешком на запад, в селение Айн-Карим, которое лежит, вероятно, не очень далеко от евангельского Эммауса.
Под известным деревом «собрания паломников» я нашёл небольшую группу людей, оживлённо беседующих о только что высказанном пророчестве. Сам пророк, какой-то живописец, повторил и мне своё предсказание о падении в этом году Денницы-Люцифера на Елеонскую гору. Свои предсказания он подкреплял ссылками на пророков Исаию и Даниила. В другое время я с удовольствием занялся бы им, но теперь я должен был спешить в Айн-Карем, чтобы сегодня же вернуться в Иерусалим. Со мной изъявили желание идти ещё три человека.
