В следственном изоляторе Ломаев доставил немало хлопот персоналу.
Однажды он разорвал наручники, раскидал троих сопровождавших офицеров и, хотя все время содержался в подвале, инстинктивно побежал по направлению к выходу из СИЗО.
После этого Ломаева стали выводить в двух наручниках. Однажды он прыгнул на решетку, уцепился за нее, как орангутанг, и, смеясь, стал подтягиваться вместе с повисшими на нем офицерами.
Неожиданные выходки Виталия приводили в трепет и бандитов. Однажды оперативники РУБОПа вместе с СОБРом сделали неожиданный визит братве, собравшейся на поминках вора в законе Олега Черного.
У Ломаева была пачка патронов, от которой он решил избавиться. И не нашел ничего лучшего, как бросить их в печку. Бандитское сообщество, естественно, поняло, что если сейчас начнется пальба, в ответ на нее СОБР откроет ответный огонь, и тогда положат всех.
Позже Ломаеву сделали предъяву: «Ты что, идиот, сделал? Чем ты думал?» Ломаев: «Да если что, я вас всех сдам».
Когда оперативники услышали эту историю с патронами от одного из участников поминок, они поняли, что силача нельзя обижать и что он готов поквитаться с бывшими дружками.
И уже буквально через несколько дней из Ломаева начали вытягивать показания, по крупицам, по капельке.
В чистосердечном признании по убийству Евсеева Ломаев рассказал, что после службы в армии нигде не мог найти работу. А на его плечах были запойная мать-инвалид и два несовершеннолетних брата.
Из беседы с Ломаевым в СИЗО:
– Мать была рабочей на заводе. Мать умерла сейчас. Отец неизвестно где. Нас три брата. В общем, жили одни.
В детстве Ломаеву был поставлен диагноз – олигофрения, как последствие органического поражения головного мозга. На работу после армии его никто не брал. И вот судьба неожиданно свела его с давним знакомым Владимиром Руслановым.
Русланов предложил ему работать на Дуреева, совершать заказные убийства. Обещал за это хорошо платить. Ломаев согласился и начал «работать». Тем более он обладал необходимыми для этой профессии качествами: мастерски владел приемами карате и оружием.
Из беседы с Ломаевым в СИЗО:
– До армии я занимался карате. Имел синий пояс. Потом оборудовал спортзал, тренировался, занимался в секции. Люблю оружие, автомат. Он надежный. Когда попадает в руки оружие, я автоматически проверяю – заряжено или нет. Если можно – смазываю, только после этого пользуюсь.
За убийство Евсея вместо обещанной автозаправочной станции киллеры получили на троих от Дурея подержанный «жигуленок», который потом уступили Ломаеву. За те восемь пуль, выпущенных им в вора в законе.
Этот автомобиль Ломаев продал. На эти деньги похоронил мать.
Очередное убийство Ломаеву заказывает Сергей Пьянов. Объект – предприниматель Павлов в Мариинске, которому Пьяный задолжал большую сумму денег. И решает свой должок вернуть в виде пули. Ломаев три недели жил в избе неподалеку от офиса Павлова. Изучал график его работы, образ жизни, вел наблюдение. И когда бизнесмен появился у здания весовой, Ломаев вышел через калитку и двинулся навстречу.
Из протокола допроса Ломаева:
– Я подошел к нему и выстрелил два раза в голову. Один раз сразу в упор, подошел и второй раз, когда он падал, побежал. Он мне за это дал 2 тысячи денег. А потом дал машину. Я не требовал ничего. Я думал, что как друг, что отказаться, я вообще не хотел это делать. Откажись – просто сразу меня убьют, и все.
...Прошло полгода, как канул в неизвестность Дуреев. В криминальных кругах поговаривали, что был на него серьезный заказ, и он исполнен. Но неожиданно адвокатские конторы Кемерова, прокуратура и другие учреждения стали получать письма от Владимира Дуреева. И не с «того света».
Следователь Бачурский рассказывает:
– Он писал жалобы в областную прокуратуру, в Кемеровский областной суд, в областную коллегию адвокатов. Жаловался на плохую работу адвокатов, что они плохо защищают его. При этом находился в федеральном розыске.
А в родную криминальную среду Дуреев направлял так называемые циркуляры с приказом убрать свидетелей, которые начали давать против него показания. Убедившись в неэффективности своих посланий, Дуреев пытался руководить по телефонной связи.
Вот тут-то Владимира Игнатьевича и запеленговали. Дуреев звонил из Новосибирска с телефонов-автоматов, установленных на вокзале, на стадионе, в узлах связи.
Оперативный сотрудник оперативно-розыскного бюро ГУ МВД РФ по Сибирскому федеральному округу Виктор Кургузов вспоминает:
– Мы неоднократно выезжали, но не успевали его задержать, потому что его телефонные разговоры длились не более 10–12 минут.
22 октября в 10 утра специалисты, отслеживающие телефонные переговоры, передали экстренную информацию: Дуреев звонит в Кемерово из узла связи, находящегося в Калининском районе. Опергруппа по тревоге выехала по указанному адресу.
– Мы видим, что идет мужчина, – рассказывает про дальнейшие события Кургузов. – Совсем не похож на того, кого мы ищем. У нас по ориентировке проходил человек плотного, крепкого телосложения, а здесь идет худощавый ссутулившийся мужчина.
На всякий случай сотрудники попросили его предъявить документы. Фамилия и имя незнакомца сыщикам ничего не говорили. Все же ему предложили проехать в оперативно-розыскное бюро. Там долго расспрашивали о близких и дальних родственниках. И вскоре мужчина, что называется, «поплыл».
– И в какой-то момент он посмотрел и сказал: «Да Дуреев я, Володя», – продолжил историю поимки Дурея Кургузов. – И после этого разговор у нас зашел уже на другие темы. И потом в беседе он посетовал, что вот сделал ошибку: всегда звонил с разных телефонов, специально ездил в разные районы города. А вот тут повторился.
Очутившись за решеткой, Дуреев официально отказался от знакомства с ранее задержанными членами его группировки. А неофициально – с помощью тайных писем стал руководить их действиями. Все эти так называемые на воровском языке «малявы» были зарегистрированы в оперативной части следственного изолятора. Первое послание за подписью Батя получил Эдуард Никонов, совершивший вместе с Саловым неудачное покушение на Дурея.
И Никонов, опасаясь за свою жизнь, начинает сотрудничать опять с Дуреевым.
Затем наставления пошли Ломаеву.
Из записки Дуреева Ломаеву:
«Адвоката твоего оплатили, потому что ты был не чужой. Я к тебе отношусь как к родному. Вспомни, как ты жил в последнее время, до того, как тебя забрали. Как ты мог поверить ментам, а не мне? Кто помогал? Где они были, когда ты штурмовал сопки. Ты им поверил. И чем дальше ты будешь их слушать, тем дальше они тебя затянут в пропасть. Думаю, что тебе надо подумать и сделать обратный шаг. Посмотрим, как все изменится в обратную сторону. И те люди, которых ты оговорил, пойдут тебе навстречу, потому что обиды на тебя не имеют и понимают, что тебя обманули. Батя».
Но бывший морской пехотинец, хоть и был внушаем, не любил, когда на него давили. И не стал отказываться от своих показаний. Тогда взбешенный Дурей измененным почерком написал другую записку.
«Вот послушай, мразь, и почитай, а также подумай своей головой. Если не заткнешь свою поганую пасть, то ты, мразь, обречен на пожизненное заключение. Забыл о грабеже, когда ты застрелил хозяина дома, оставив жену и ребенка без отца? А также подстрелил у себя под окном невинного человека из обреза. Я знаю всех подельников, менты сломают и раскрутят их, а я еще подучу как это быстрей сделать. Вот и подумай, мразь, выбирай, или будешь осужден на пожизненное, или самое малое – 5 лет. Я смеюсь, как ты мог поверить легавым, что в наказание они отправят тебя в Чечню. Легавые сами над тобой со смеху катаются, какой ты идиот. Ну а что касаемо меня и тех людей, что ты оклеветал, ты один не докажешь. Просто еще придется с полгода разбираться, не больше. Пожалей своего брата, он тоже участвовал в том разбойном грабеже и убийстве. Прочитав эти бумаги, сразу их сожги или порви. Если они случайно попадут в руки легавых, то ты тоже будешь висеть кверху ногами. Ведь здесь написано про твои преступления. Ну а у тебя есть шанс отделаться минимальными сроками за твой дебилизм. И еще раз хочу подсказать тебе, дураку, никогда не верь легавым. Короче, в середине следующей недели я должен услышать, что ты отказался от своих показаний, которые давал. Если будет промедление, то жди в гости своих подельников и настраивайся на подвальную Чечню, из которой ты не вылезешь».
Рассказывает следователь Сергей Бачурский:
– По сути, в этой записке Дуреев сообщил об эпизоде, о котором мы на тот момент вообще ничего не знали. Когда Ломаев получил эту записку, он нам ее выдал и тут же написал явку с повинной. В ней рассказал о том, как с Игорем Карием по кличке Брат убил Цыплакова.
Совершить 3 декабря 1997 года грабеж семьи предпринимателей Цыплаковых на улице Спортивной Ломаеву предложил Игорь Карий. Грабители надели маски и, дождавшись, когда ребенок открыл дверь, чтобы пойти в школу, ворвались в квартиру. Цыплаков попытался оказать сопротивление и был тут же застрелен Ломаевым.
