Из центра города до новой штаб-квартиры можно было добраться за десять минут, но Хэммонду показалось, что он преодолел это расстояние за считанные секунды. Погруженный в собственные мысли, он вел машину совершенно автоматически и очнулся только на служебной стоянке напротив пекарни.
Выйдя из машины, он вошел в подъезд и, миновав охранника у рамки металлоискателя, поднялся на второй этаж, где находилась прокуратура округа. Прежде чем войти в свой кабинет, он велел секретарше ни с кем его не соединять и никого к нему не пускать.
— Но, мистер Кросс… — начала было секретарша, но он отмахнулся.
— Я все утрясу потом, — сказал он быстро. — А пока пусть меня не беспокоят.
Войдя в кабинет, он захлопнул дверь и, швырнув кейс и пиджак на стол, где дожидалась его очередная куча бумаг, с размаху бросился в свое высокое кожаное кресло.
Этого просто не может быть, думал он, прижимая кончики пальцев к вискам. Должно быть, он спит и видит дурной сон, но скоро он проснется на мокрых от пота простынях и, прислушиваясь к сумасшедшему стуку сердца, поймет, что спал и что теперь кошмар кончился.
Но кошмар продолжался. И он оказался в самом его центре. Никаких сомнений у него не оставалось — капрал Эндикотт нарисовала именно его незнакомку, если только у нее не было сестры-близнеца, что было весьма маловероятно.
Чтобы успокоиться, он стал перебирать в уме известные ему факты, но факты были неутешительными. Именно эта женщина провела ночь в его постели, и это случилось через несколько часов после того, как ее видели в непосредственной близости от места преступления. Первой его мыслью было, что это простое совпадение, но Хэммонд слишком давно работал в прокуратуре, чтобы знать: таких совпадений не бывает, во всяком случае на практике, хотя теория их и допускала. Следовательно, она была каким-то образом связана с Лютом Петтиджоном.
Но что это могла быть за связь, он не знал. Больше того, Хэммонду вовсе не хотелось этого знать.
Он с силой потер лицо ладонями, потом подпер подбородок кулаками и, глядя в пространство перед собой, попытался привести свои мысли в некоторое подобие порядка, но ему мешало сделать это нарисованное капралом Эндикотт лицо, которое стояло перед ним, как живое.
Несомненно, это была та самая женщина, с которой он провел ночь с субботы на воскресенье. Хэммонд не сомневался в этом — он просто не мог забыть ее лицо так скоро. С самого начала оно поразило его своей неординарной красотой, и впоследствии он провел несколько часов, разглядывая его, любуясь им, целуя его.
— Откуда это у тебя? — спросил он, касаясь кончиком пальца небольшой выпуклой родинки у нее под глазом.
— Ты имеешь в виду мою бородавку?
— Родинку, — поправил он. — Она тебя только украшает.
— Спасибо.
— Не за что.
— Когда я была моложе, я ее просто ненавидела. Но теперь, должна признаться, она мне нравится.
— Я тебя понимаю. Если бы ты знала, как она нравится мне. Он поцеловал ее в щеку, коснувшись родинки кончиком языка.
— Гм-м.., как жаль…
— Жаль чего?
— Что у меня больше нет родинок.
Ее лицо он знал теперь как свое. Даже лучше, чем свое. Несмотря на очевидное сходство, портрет, нарисованный полицейской художницей, был лишь плоским, черно-белым рисунком, ни в малейшей степени не отражавшим ни характера, ни души этой женщины. И все же даже это двухмерное изображение не оставляло никаких сомнений в том, что доктор Кэрти побывала возле номера убитого — если не в нем самом — незадолго до того, как в ресторане ее “подцепил” некий незнакомец, по странному стечению обстоятельств оказавшийся специальным помощником окружного прокурора, который по случайности еще более странной сам побывал у Петтиджона в день убийства.
Спрашивается, кто кого “подцепил”?
Хэммонд нервно провел рукой по волосам, почти готовый уступить отчаянию и растерянности, которые вдруг навалились на него. Что ему теперь делать? Как быть?
Больше всего на свете ему хотелось потихоньку выйти из кабинета, сесть в машину и уехать из Чарлстона — спрятаться, затаиться, пока этот кошмарный узел проблем не разрешится сам собой. Все, что угодно, лишь бы избавиться от скандала, от лавины домыслов и необоснованных обвинений, которая накроет его с головой, как только станет известна правда.
Что и говорить, соблазн был велик, и какой-нибудь слабый человек на его месте давно бы так и поступил, но Хэммонд всегда считал себя слепленным из другого теста. Он не был бесчувственным истуканом, которому все до лампочки, и воспринимал боль, стыд, неловкость так же остро, как и обычные люди, но врожденное чувство ответственности не позволяло Хэммонду сдаться так легко. Сбежать он не мог, как не мог обрести крылья.
Поэтому, взяв себя в руки, он попытался продолжить анализ ситуации. Установив для себя тот факт, что его гостья имеет отношение к смерти Люта Петтиджона, Хэммонд подумал о причинах, заставивших ее скрыть от него свое имя. Несомненно, кокетство здесь было ни при чем, хотя поначалу он именно так и подумал.
— Имена не имеют никакого особенного значения, не так ли ? Во всяком случае, когда встречаются два приятных друг другу человека, — сказала она, и Хэммонд с ней согласился. Он даже процитировал несколько строк из “Ромео и Джульетты”, которые помнил еще со времен учебы в старшем классе.
— “Что в имени тебе моем?..” — начал он с пафосом, принимая приличествующую случаю театральную позу. Она внимательно выслушала его и сказала:
— Неплохо, неплохо… Ты никогда не думал о том, чтобы это опубликовать?
— Думал, — вздохнул он. — Но сомневаюсь, что это можно будет продать.
Они еще несколько раз шутили подобным образом: он спрашивал ее имя, а она, смеясь, отказывалась отвечать, но все это было не всерьез. Имена им действительно были не нужны. Анонимность была приманкой, еще одним дополнительным соблазном, возбуждавшим их фантазию и придававшим приключению дополнительную остроту. Хэммонд, во всяком случае, не видел в этом ничего дурного.
Но как теперь выяснилось, Юджин Кэрти знала его имя, знала с самого начала. И встреча их была неслучайной. Юджин зашла в этот ресторан вовсе не потому, что ей захотелось потанцевать. Все было запланировано таким образом, чтобы наверняка скомпрометировать либо самого Хэммонда, либо прокуратуру в целом.
Как будут развиваться события дальше, он даже представить себе не мог. Одно было ясно: того, что он уже совершил, более чем достаточно, чтобы погубить его карьеру. Любой, даже слабый намек на скандал, и он может попрощаться и с делом Петтиджона, и с надеждой в ближайшее время занять кресло прокурора округа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
