– Бо-же! Бо-же! Бо-же!
«Что „Боже“? Ну, хорошо, я всё мог бы сделать с вами, я, самозванец и плут, бродяга и злодей. А на что я мог бы позвать вас? Резать иноверцев или инакомыслящих?.. Ничего не скажешь, прекрасная роль. Самозванцу повезло. Никому ещё не везло так. По крайней мере, очень интересно. И чтобы удовлетворить этот интерес, нужно тянуть до конца. Что ещё остаётся? И понятно, творить зло. Живой Бог злого общества не может не творить зла».
Он протянул к народу руки. Просто, чтобы поглядеть, что будет. Как раз в это мгновение над площадкой появилась голова Лотра, а затем и весь он.
«Молодчина, – подумал кардинал. – Быстро привыкает».
Народ, увидев руки, протянутые к нему, взвыл. Крик стал неистовым. В нём нельзя было различить даже отдельных выкриков.
Польщённый взрывом воодушевления, Лотр, хоть и брезговал этим быдлом, стал с милой улыбкой благословлять толпу.
– Вот, – шепнул Юрась, словно его могли услышать. – Почему же не выбрать там любую женщину и не заставить подняться сюда? Плакали бы от воодушевления… Почему бы не заставить их прыгать в ров?
Тон его, признаться, был довольно гадким, но Лотра удовлетворял. И вдруг кардинал с удивлением увидел, как изменилось лицо Христа, как дрогнули брови: тот заметил кого-то в людской гуще.
В толпе выделялась фигура женщины на муле. Школяр невольно бросил взгляд туда и вдруг увидел почти у самой головы мула голубой с серебром кораблик на девичьей голове, косу, чёрные с синевою глаза, глядящие на него, Братчика, с неприкрытым, почти молитвенным вдохновением, ожиданием, радостью и надеждой.
«Боже мой, какая святость! – подумал Юрась. – А я…».
– Ты что? – спросил Лотр. – Вправду хочешь кого-то заставить подняться сюда? Так помани пальцем, и всё.
– Замолчи, – сквозь зубы сказал школяр. – Кто это там? Вон там?
Взгляд Лотра упал на «Магдалину» верхом на муле. И кардинал возрадовался. Не потому, что женщина успела надоесть ему, вовсе нет, а потому, что он нащупал наконец у этого человека слабое место, нить, за какую его можно вести куда хочешь.
«Что ж, придётся отдать, – думал он. – Жаль, а придётся. Ради такого человека, ради главного козыря в большой игре. За меньшие козыри в куда меньших делах отдавали не только женщин, но и друзей. А тут и сам Бог велит… Гляди, любенький, гляди. Лопай, лопай, равняй рыло с мягким местом».
Вслух он произнес нарочито обычным голосом:
– Та? Да что… Магдалина… Лилия долин. Не трудится и не прядёт. Но и Соломон во всей славе своей не одевался, как она. Хочешь? Возьми её.
И чуть испугался, увидев оскал Христовых зубов:
– Э-э, кардинал. Не бреши. По целой собаке у тебя изо рта прыгает. На такую чистоту брешешь.
Народ, увидев, что Бог говорит, неистово закричал.
– Слышишь? – проговорил Лотр, показывая на него. – Вот триумф Церкви. Жизнь мы тебе дали. Женщину ту дадим. Служи.
Крик начал затихать: люди хотели послушать, о чём это говорят на башне. А вдруг для них.
И внезапно в этой относительной тишине загремели выкрики, которых раньше нельзя было расслышать:
– Эй, Лотр! Ты что это рядом с Христом встал, хамуйло?
– Место знай, зачуха!
– Опустись ступенек на пять! Мышей вспомни! Хлеб!
– А то мы тебя подвесим, кот шкодливый!
– М-мяу!!! В-ваа-у! Ва-а-а!
Начинались кошачьи песни, дикие, многоголосые, пронзительные. Лотр побледнел и спустился ниже. Совсем немного.
– Красивая, – вздохнул Юрась.
Он так упорно смотрел на явление, тянущее к нему руки, что не заметил, как больно ударил по гордости Лотра народ.
Униженный и слегка напуганный, сразу отрезвевший, Лотр понял: всё было ошибкой, этот человек почувствовал силу. Он согласен сейчас даже на плохие поступки, ибо что-то сломалось в его душе. И он, даже если и будет работать, то ради собственного успеха, а не ради них.
Поняв, какое чудовище породил и выпустил на свет, Лотр похолодел. И тут его ждал ещё один удар. Машинально он глянул в ту сторону, куда смотрел Христос, и увидел, что под гульбищем стоит одна Анея.
«Магдалины» и слуги с конём не было.
И тогда, понимая, что куда уж ему строить высокие планы, что всё сорвалось, что теперь лишь бы сохранить то место, какое у него есть, остаться на нём и ещё помешать этому плуту угнездиться в сердце девушки, которую он, Лотр, последние дни так безумно и безмерно желал, нунций начал неистово думать.
Он, Лотр, хотел эту девку. До сей минуты он сам не понимал, как сильно её хочет. И значит, она должна принадлежать ему. Ему, и никому другому, покуда он этого хочет. Завтра же он попробует добиться своего. Завтра же окружит жулика сотней глаз. Завтра же потолкует с доминиканцем, попробует удалить опасного человека из города. Пусть ходит, пусть плутует, как и раньше, лишь бы в городе был покой, лишь бы этот школяр шлялся подальше от мечниковой дочки, упорство которой так разжигает его, Лотра, лишь бы, как и ранее, он, кардинал, стоял на кафизме[98] выше всех. Сдержав потаённый гнев, он промолвил с зевотой:
– Пора тебе. Боже, возноситься. Денег дадим. Девку красивую дадим. Ту – лилию.
И осёкся – так внезапно рыкнул на него Христос:
– Сам возьму. Ишь, осчастливили. Сам найду свою Деву Марию… И – пошёл ты со своим вознесением!..
Бекеш в покое закрыл окно. Шум словно отрезало.
– Жулики. Сыны симонии[99]. Исчадия ада. Смотрел – и вспоминалось: «Видишь эти большие дома? Всё это будет разрушено, так что не останется здесь камня на камне…». Торговцы правдой… Только бы скорей разнесли тут всё вдрызг… Торговцы Богом… Сука! Великая блудница.
И он сжал кулаки.
Глава 14
«ФИЛОСОФ ВЕЛИКИЙ,
КНИГОЛЮБ…»
Христианину, чтоб не помутиться в разуме, Библию читать самому не надлежит, а только слушать из уст пастыря.
Совет сыновьям духовным.Смотрит в книгу, видит фигу.
Присказка.И сел он в ту ночь изучать святые книги.
Светлица его была в верхнем этаже постоялого двора на Старом рынке, небольшая, с белеными голыми стенами, с ложем, с ковром на полу, с низенькой подставкой для книг. И слабый светильник рассеивал мрак. И он радовался тому, что в его покой имеется отдельный вход, к которому ведет наружная лестница.
Со смятением в душе приступил он к делу. Он, может, и сбежал бы, но апостолы вчистую рассобачились. Даже Фому только что мучила честь, а так он был доволен. Даже Раввуни, всю жизнь надрывавший живот, радовался покою и сытости.
А бросить их он не мог, ибо привёл их, и впутал в это дело, и теперь чувствовал ответственность.