плачет. И как вырос он в большого козла и полюбил Василису Прекрасную. В конце следовала мораль, как важно быть человеком. Слушатели бешено аплодировали.
Вопреки анекдоту, где козу бедняку рекомендовали для того, чтоб почувствовать облегчение при избавлении от нее, козлик Иванушка сделал Василису и ее мать богатыми. Мать еще и кашемировые шарфики вязала из его подшерстка. Ну не горный козел, но козел же! Сам он тоже жил припеваючи, но печалился все сильнее, что не стать ему человеком, и проводил свободное от выступлений время в мечтаниях о том, каким бы он мог быть, если бы… Однажды Василиса прибежала радостная и говорит: «Иванушка, тебе письмо пришло от сестры! Тут и телефон ее, сейчас позвоним». Козлик обрадовался, Василиса набрала номер и трубку к уху Иванушки прикладывает.
– Как ты, братик? Голос у тебя какой-то странный, все ли в порядке?
Иванушка хотел было рассказать о том, что с ним произошло, но решил сестру не расстраивать. Она его к себе в гости зовет, говорит, красиво тут, тепло, море, пальмы, а он только бе да ме. Ну как объяснишь, что его даже в самолет не пустят? У козлика текли слезы по белой шерстке – и от радости, что сестра нашлась, и от горя, что она теперь и не узнала бы его при встрече.
Перед Рождеством Василиса решила поехать со своим козликом в Москву. Гостиницы с рогатым скотом не принимали, и тот факт, что рогов у козлика не было, никого не убеждал – все равно называли рогатым скотом. Было обидно. Но Василисе повезло снять квартиру в самом центре, так что прямо под окнами видна была рождественская ярмарка, где торговали сладостями, глинтвейном, игрушками, теплой одеждой, раз пришли артисты с дрессированным медвежонком, и Василиса подумала, что они с Иванушкой тоже могли бы тут выступить. Вечерком спустились, и Василиса привычно стала выкрикивать: «Чудо природы, говорящий козел!», – но люди шли мимо, не обращая никакого внимания. В приготовленную ею корзиночку для сбора денег не бросили ни рубля.
– Погромче говори, – шепнула она на ухо Иванушке. – Небось, в Москве козлов много, им не в диковинку. И шумно тут слишком.
Козлик действительно не говорил, а бормотал себе под нос: «В Рождество случаются чудеса. Господи, прошу тебя, расколдуй меня, сделай обратно братцем Иванушкой!» По просьбе Василисы произнес громко:
– В Рождество случаются чудеса.
Молодая пара обернулась.
– Даже козла-робота на ярмарку притащили, прогресс! – сказала девушка.
– Да вряд ли, – парировал парень. – Диктофончик к нему прикрепили, и все.
– Неправда, – вспыхнула Василиса. – Это уникальное явление природы…
– Чего только не придумают, лишь бы бабок срубить, – сказала сердитая женщина. – Знаем мы это современное искусство.
Василиса совсем растерялась и заплакала. И тут перед ними остановился старик. Козлик продолжал повторять шепотом свою молитву, а старик его вдруг и спрашивает:
– Зачем тебе становиться человеком?
Козлик ответил ему, тоже шепотом:
– Я хочу увидеть сестрицу Аленушку. И… я люблю Василису. Я ведь могу быть человеком! – добавил он громче.
Василиса, утирая слезы, повернулась к беседующим.
– Это ваш молодой человек, барышня? – спросил старик.
– Да, это мой любимый козлик, – ответила она, всхлипывая.
– Тогда поцелуй его! – сказал старик.
Василиса удивилась, но обняла козлика за шею и поцеловала. И вдруг вместо козлика в ее объятьях оказался молодой человек, хотя был он все тем же Иванушкой.
– Это же я! – закричал он радостно, и толпа разом обернулась.
– Иванушка… – Василиса, как и в первый раз, увидев его, лишилась чувств. Он взял ее на руки, оглянулся, чтоб поблагодарить старика, но тот куда-то исчез.
– Спасибо! Большое спасибо! – сказал Иванушка, запрокинув голову в вечернее небо, которое искрилось снежинками и звездами. – С Рождеством! – крикнул он толпе. – Чудеса случаются!
В это самое время к Аленушке приехала дочь. Они никак не могли наговориться после долгой разлуки, потом мать познакомила дочку с хозяином и его сыном, и оба родителя приметили, что молодые влюбились друг в друга с первого взгляда. Вскоре они поженились, и дочь стала хозяйкой исторической виллы со всем ее хозяйством, а Аленушка хоть и по-прежнему убирала дом, но уже в другом качестве – теперь это был и ее дом тоже. Иван с Василисой приехали на свадьбу, а потом все греческое семейство нагрянуло в Москву, где теперь поселились Иван с Василисой, на их венчание. Иван поведал сестре свою историю, она не поверила, сказала, что это сказки, но Василиса подтвердила: «Чудеса случаются». А мать ее предъявила в качестве доказательства шарфик из козьего пуха.
– У нас в древности еще и не такое случалось, – согласился слушавший рассказ Иванушки его новый греческий родственник. – А теперь, – добавил, обняв молодую жену, – только в ночь перед Рождеством.
Феномен сериалов
Время есть двух видов: романтическое, проживаемое вспышками, озарениями, и монотонное, расцвечиваемое длинными историями, потому что спешить некуда. Романтизм грустен из-за болотных огней настоящего, но бодр, окрылен, будто жар-птица, синяя птица или птица-феникс, летящая в светлое будущее.
Ирландские и исландские саги, «Сага о Форсайтах», «Тысяча и одна ночь», «Декамерон», «Илиада», труды по истории – так коротаются дни и годы карантинного, стоячего времени, в котором все главное – в прошлом, а теперь только сидеть на берегу историй, больших и малых, и вспоминать о них. История важнее личности автора, записывающего то, что теперь называется «вербатим», либо создающего эпические полотна, и там и там автор – оператор, менеджер, организатор, составитель материала в удобоваримую композицию. И очень важна длительность, позволяющая отсечь начало и конец.
Это время бесконечной середины, подражание течению жизни, перипетиям, у каждой из которых завершение есть, а в целом – нет. Например, спектакль «Берег утопии» по пьесе Тома Стоппарда в РАМТе. Он идет больше десяти часов и рассказывает о былом и думах Герцена, Огарева, Тургенева, Чернышевского, Бакунина и прочих, искавших пути выхода из самодержавия. Сами персонажи – конечно, из романтического времени, но сегодняшние пьеса и спектакль – из нашего, континуального. Мы знаем, что было до и после, у истории нет однозначного начала и конца, она течет откуда-то из зарослей папоротников куда-то в заросли цифр.
Время, прыгающее с уступа на уступ, бегущее по волнам, декламирует стихи, поет песни, рассказывает сказки, берет вершины, делает открытия, здесь важны яркие личности, гении, десятки тысяч ложных («старик, ты гений») и единицы настоящих. Не то чтоб в одном из этих двух типов времен вершин отсыпано мало, а в другом много, просто в дискретном востребован прыжок в небо, а в стоящем на месте – штудии,
