просто «камень». Такой-де камень, правда, огранённый, потянет на сто тысяч долларов. Чтобы иметь возможность показать нам сейчас «камень», дядя Вова пронёс его у себя в одном месте через проходную завода в Якутске, из которого недавно вернулся. Суть его дальнейших объяснений сводилась к тому, что он собирается наладить регулярное воровство с завода таких вот полуфабрикатов вместе с аффилированными сотрудниками данного производства, в частности с работниками рентгеновской установки, через которую проходят все закончившие смену рабочие. Положив камушек на стол, дядя Вова извинился и вышел. Пока дядя Вова отсутствовал, все гипнотизировали взглядом «камень». Пространство и время немного исказилось. Дядя Вова вернулся в «комнату для особо важных персон» и радостно сообщил, что его команда выиграла и что по пути домой он заскочит в букмекерскую контору и заберёт свои тридцать две тысячи. По лицам присутствующих мужчин было видно, что они искренне рады за товарища.
Время приближалось к девяти часам вечера, пробка немного рассосалась. Позвонил Дима, сказал, что в десять часов вечера въедет в Казань. Папик договорился с ним встретиться у въезда в город по челнинской трассе. «Ты знаешь, где это?» — спросил у меня папик, не отрывая ухо от трубки. «Да», — ответил я, не переставая жевать. Встреча подошла к концу.
— Завтра идём на ретро-вечеринку в Кирстан, возражения не принимаются, — резюмировал в конце встречи отец. — Ты, — обратился он к дяде Вове. — Постригись к завтрашнему дню и… похудей хотя бы на двадцать килограмм.
Папин товарищ с женой уехал на такой же, как у меня машине, дядя Вова ушёл пешком, поскольку жил рядом, а мы с папиком поехали в другой конец города — в квартиру его сестры (моей тёти) — офицера в отставке, которая уехала в деревню, передав через отца Эн моему отцу ключи от своей квартиры, чтобы он там обретался, не мешая течению жизни семьи Эн. Поднявшись на десятый этаж без лифта, папа принялся пить чай. Пока мы поднимались, папик потратил больше калорий на матерщину, чем на сам подъём. Я от чая отказался, так как «больше всего ненавижу невежество, грубость, нытьё, сплетню, мещанство и вечное питьё чая», о чём не преминул сообщить отцу. Пока отец гремел посудой на кухне, я развалился на диване и продолжил читать Станиславского, а обстановка квартиры «заставляла думать о нищете духа, о мещанстве, о каботинстве окружающей среды», особенно плоский телевизор на всю стену. Через минуту отец притащил поднос в комнату и включил телевизор.
— Вот сразу видно — мужика в доме нет, — всё чистенько, уютно, всё на своих местах, — начал хохмить папик.
— Ага… — откликнулся с дивана я. — Тут проспект Победы недалеко, — может, проституток снимем, раз уж хата в нашем распоряжении?
Папа посмотрел на меня и глубоко задумался. Зазвонил его телефон. Это был Дима Дмитриевич. Дима сообщал, что через полчала будет на месте. Через десять минут отец допил чай, при этом облившись потом. Ещё через пять мы выдвинулись навстречу Диме.
Погода тем временем изменилась в сторону резкого похолодания. Мы стояли около въезда в город, я высматривал Димин джип. Через несколько минут я увидел мужской силуэт за рулём серебристого авто в котором безошибочно опознал своего троюродного брата.
— Вон это кекс, — сказал я папе. — Палец в носу его выдал с потрохами.
Папа засмеялся. Тем временем Тойота припарковалась в пятнадцати метрах от нас. Мы с папиком выбрались из машины и потрусили в сторону Димы. «Привет-привет». «Как дела-нормально». «Ты нас не оставишь с дядей Пашей наедине», — спросил у меня Дима. Я обиделся, что в моём присутствии не хотят обсуждать свои делишки и, со словами «Ну и пожалуйста», вернулся в свою машину, где принялся слушать музыку.
«Снег белый мне ветры и холод приносит, дождь мокрый разбил как Надежду асфальт; снег белый-белый, дождь мокрый…» Папа задёргал ручку. Я нажал кнопку центрального замка, и он проник внутрь.
— Езжай вперёд и остановись около какого-нибудь приличного заведения, — Димка поесть хочет, — он сейчас обратно уматывает, — скомандовал отец.
— Около «приличного»?! Или около «пафосного», где Димина привычка ковырять в носу будет принята за милую особенность состоятельного человека, которая придаёт пикантности его образу в глазах окру…
— Потом пи…ть будешь, поехали, — папа убавил звук магнитофона оборвав Надежду на полуслове.
Довольно скоро я причалил к заведению под названием «Fricks». Я никогда там не был, но частенько, работая в такси, привозил сюда и увозил отсюда молодых ребят, родители которых относятся к среднему классу казанского общества. Дима припарковался рядом, взгромоздившись на своём люксовом говномесе (может я просто завидую) на бордюр.
Внутри, несмотря на будний день, было полно народу. Молодёжь, как я и ожидал, выглядела с претензией на креативность — бороды разной выделки, сальные косички и хвосты, очки в разноцветных оправах, полосатые свитера. Расстановка столов не располагала к интимному общению. Мы втиснулись между двух пьяных компаний и сделали заказ. Папа продолжил пить чай. Дима заказал салат. Я попросил принести кофе и шоколадный чизкейк, — моё любимое лакомство; ещё бы сигаретку, но при папе я не хотел курить. Во время этого перекуса Дима с папой ничего не обсуждали касательно этого дела, не иначе обсудили всё в Диминой машине. Дима рассказывал про своего босса, которому убить человека, что в носу поковырять. Дима рассказывал про свою жену, которая «отбилась от рук». Дима рассказывал про своего тестя, который купил себе Bentley. Дима рассказывал про свою тёщу, которая весит как кит и также как кит, не может дышать на суше. Дима рассказывал о своём пасынке, который шлёт Диму со всеми Димиными мечтами и чаяниями на три средневолжские буквы. Градус веселья тем временем на глазах повышался. Крики, дружеские и не только, усиливались. «Ты моя лошадь, я твой ковбой, ты моя лошадь, я твой ковбой», — страстно шептал Шнур из колонок. Однако Дима с лёгкостью перекрикивал и пьяную свору и пьяного Шнура из колонок. «И вот я её порю, а сам даже не верю в это… Я её полгода уламывал, дядя Паша!..» — Дима уже рассказывал о сотруднице бухгалтерии, жестами помогая нам с папиком лучше представить сказанное. От съеденного торта и выпитого кофе мне стало хорошо и совершенно на всё наплевать; я знал, что это чувство скоротечно, поэтому наслаждался каждым мгновением. «Ответ «нет» и выключен свет, но что мне делать, если это любовь», — новая песня была кстати. Вкусный всё-таки шоколадный чизкейк…
*****
Спустя полчаса в тот же день.
Папик решил не ехать ночевать в квартиру своей сестры, и мы ехали в квартиру моей
