меня жалкой. Достаточно того, что я сама себя так считаю.
Я отодвигаю еду и встречаюсь с ним взглядом.
— Я сказала ей, что это моя жизнь, и я не обязана никому ничего объяснять.
Это не совсем правда. Я просто сказала, что у меня есть свои причины, и я объясню все, когда мы встретимся лицом к лицу. Нет смысла лгать ей дальше. Я хочу признаться, но мне нужно сделать это, когда мы будем одни. Я скучаю по тому времени, когда я могла рассказать Нере что угодно.
— А. Тогда должно быть ее разозлила ты. Теперь все понятно, — ухмыляется Массимо.
— Что ты имеешь в виду?
Он достает свой телефон и протягивает его мне через стол.
— Посмотри на электронное письмо, которое Сальво переслал мне сегодня утром. Это прощальное сообщение Неры ему и другим капо.
Я открываю приложение и быстро нахожу письмо, о котором он говорил. Это последнее письмо в его папке "Входящие". Содержание письма невелико — всего два абзаца текста. Закончив читать, я не могу решить, смеяться мне или ужасаться. Моя сестра не только назвала высокопоставленных членов Семьи нытиками, но и велела им поумнеть и выполнять приказы их истинного лидера. Она заявила, что очень рада передать бразды правления Массимо, и сообщила, что именно он принимал все решения в последние два десятилетия, пока остальные сидели на заднице и богатели. С этими словами она выразила свое глубочайшее желание никогда больше не видеть их уродливые рожи и подписалась словами: Идите вы все на хер! Нера Мазур.
Я качаю головой. Каким бы шокирующим ни было ее сообщение, я не могла гордиться своей сестрой ещё больше.
— Ну, ей определенно надоело все то дерьмо, которое они ей постоянно подкидывали. Особенно Брио. Какова была их реакция после брошенной ею бомбы? В частности, о том, что ты правишь из тени?
— Мой телефон начал звонить в шесть утра. С тех пор звонки почти не прекращаются.
— О, так вот что это тогда было. Кажется, я их слышала. Ты проходил мимо двери моей спальни, когда они названивали?
Массимо отводит глаза и пристально смотрит на что-то, что привлекло его внимание в коридоре.
— Да. Я… проверял WiFi.
— У тебя все еще проблемы со сном?
Он смотрит на меня, его глаза сверлят мои.
— Нет. Больше нет.
Глава 16
— Нет. Решение принято, и я не собираюсь его менять. — Я зажимаю телефон между плечом и ухом и тянусь за тарелкой прошутто. — Мужчины остаются на месте. Это не обсуждается, Сальво.
Сковородка шипит, когда я бросаю ломтики итальянской ветчины на яичную смесь. Омлет — единственное блюдо, которое я умею готовить, и я не позволю ни одному чертовому незнакомцу приблизиться к еде Захары. Как только Пеппе приедет, я скажу ему, что с этого момента он отвечает за кухню. Уверен, он будет в восторге от своих новых обязанностей. Я просто не доверяю никому из персонала. Ему лучше уметь готовить, иначе у нас могут возникнуть проблемы.
— Ты не можешь отдавать приказы до встречи с Советом, Массимо.
— Думаешь? — Я достаю тарелку из шкафа. — Ну, в таком случае, не стесняйся, скажи им, чтобы уходили.
На другом конце провода раздается долгий раздраженный вздох.
— Ты же знаешь, что они этого не сделают.
Чертовски верно.
— Я занят, Сальво. Мы обсудим все твои опасения, когда ты придешь сегодня вечером. А теперь, к главному вопросу, тебе удалось найти моего любимого представителя правосудия?
— Насколько мне известно, судья Коллинз отдыхает в своем домике где-то в Вермонте. Он приобрел его в прошлую пятницу и не мог дождаться, чтобы уехать.
— В тот же день, когда меня освободили? Какое совпадение.
— Я говорил с ним несколько раз, Массимо. Он переживал, что люди заподозрили бы нашу связь с ним, если он был бы с тобой снисходителен. С его стороны не было никакой нечестной игры, никто его не подкупал. Он просто выполнял свою работу.
Ага. Воплощение праведности. Он не возражал против того, чтобы обратиться к Нунцио и спрятаться за Коза Нострой, когда ирландские ростовщики дышали ему в затылок.
— Позвони мне, когда узнаешь его точное местонахождение, или когда он вернется в Бостон. — Я отключаю вызов и бросаю телефон на стойку, затем несу тарелку к маленькому столику для завтрака у окна. Когда я направляюсь за столовыми приборами и стаканом сока, дверь кухни со свистом открывается.
— Мистер Спада! Ой, прошу прощения. — В комнату вбегает горничная и поворачивается к столу. — Пожалуйста, позвольте мне помочь вам расставить…
— Не трогай эту тарелку!
Девушка вздрагивает и замирает на месте.
— Но… я просто…
— Вон! Сейчас же!
— Массимо? Что происходит?
Моя голова резко откидывается в сторону. Захара стоит в дверях, ее взгляд мечется между мной и служанкой, которая, кажется, вот-вот расплачется. Мне плевать на чувства девушки — ей следовало бы знать лучше, чем пытаться прикасаться к еде без явного разрешения — но упрек в глазах Захары заставляет меня колебаться.
Стиснув челюсти, я указываю подбородком на дверь и обращаюсь к горничной.
— Вы можете уйти. Пеппе — единственный человек, которому разрешено находиться на кухне.
Захара выгибает бровь.
— И я прошу прощения за то, повысил на вас голос, — говорю я сквозь стиснутые зубы.
Горничная что-то бормочет и пробегает мимо Захары, которая все еще приковывает меня своим пристальным взглядом.
— Я ценю твои усилия, но мне не показались твои извинения искренними.
— Эта девчонка собиралась испортить твой завтрак, — ворчу я. — Я слишком много раз видел, как заключенные подсыпали в еду плохие наркотики или другую дрянь.
Взгляд Захары перемещается на тарелку, которую я поставил на стол, и на ее лице появляется странное выражение.
— Это ты приготовил?
— Да. Но не возлагай больших надежд, это всего лишь омлет. Я подумал, что тебе, должно быть, надоело питаться исключительно едой на вынос.
Я наблюдаю за ней, пока она медленно приближается к столу. На ней коричнево-красные брюки с высокой талией, которые подчеркивают идеальный изгиб ее бедер и обтягивают ее аппетитную круглую попку.
Выкинь из головы образы твоих рук, ласкающих задницу твоей сводной сестры. Прямо сейчас, мать твою! И те образы, где ты снимаешь с нее одежду!
Я закрываю глаза и качаю головой в бесполезной попытке поступить правильно. Когда я снова их открываю, Захара сидит за столом, поднося вилку с омлетом ко рту.
— Тиния работала на моего отца много лет, — говорит она, прежде чем откусить кусочек. — Она не собиралась подсыпать
