Вскоре после выборов Буша назначили директором ЦРУ, и наши контакты прекратились. Как-то, правда, знакомый конгрессмен, живший рядом с Бушем, передал от него привет и приглашение, если мне любопытно, посетить его в Лэнгли, где размещалось ЦРУ. Но я поблагодарил и отказался. Андропов, которому я рассказал об этом по возвращении в Москву, сказал, что сделал я правильно, а то дал бы своим недругам массу пищи для поношений.
После избрания президентом Рейгана старший Буш стал вице-президентом, и наши встречи, по его инициативе, возобновились. И на этом посту, и став президентом, он держался в отношениях со мной просто, даже, я бы сказал, нарочито по-приятельски, как бы демонстрируя, что, став «большим» человеком, он не забывает старых друзей. Буш производил впечатление серьезного, вдумчивого, хотя и не блестящего политика и очень достойного человека.
Рональд Рейган
С избранием Рейгана президентом совпало новое обострение «холодной войны». В это обострение новый президент внес немалый вклад своими крайне антисоветскими речами (это он, выступая в Лондоне, назвал СССР «империей зла») и, главное, своей политикой. Значительно увеличились военные ассигнования, было заявлено, что США приступают к созданию территориальной системы противоракетной обороны (так называемая стратегическая оборонная инициатива – СОИ) и готовы выйти из договора по ПРО.
Но было бы неверно и несправедливо во всем винить США. Даже выбрать президентом именно Рейгана американцам помогли мы. Его «ястребиные» взгляды были давно известны, а наша политика последних лет (война в Афганистане, размещение в Европе ядерных ракет средней дальности СС-20, поддержка в Центральной Америке если не просоветских, то, безусловно, антиамериканских режимов в Никарагуа и Гренаде) убедила многих американцев, что сейчас им нужен именно такой «твердый» президент. Но Рейгану и правящим кругам США явно изменило чувство меры.
Они хотели напугать СССР. Но переусердствовали и напугали мировую общественность, включая и общественность США. Поднялась сильная антивоенная волна, в этом русле активизировалась и советская внешняя политика. И вопреки тому, что было еще совсем недавно, над «холодной войной» начала нависать серьезнейшая опасность, дни ее, как оказалось, были сочтены. Это становилось очевидным и Рейгану.
В книге телохранителя М.С. Горбачева В. Медведева «Человек за спиной» описан такой эпизод.
Переговоры в Рейкьявике закончились, соглашения подписать не удалось. Рейган и Горбачев прощаются. Американский президент глубоко расстроен. Горбачев говорит ему: заявите об отказе от СОИ, и я тут же подпишу соглашение. А у Рейгана покатились слезы из глаз. Видимо, он понял, что американцы, да и вся мировая общественность, ждут соглашений и разоружения, а он вернется домой с пустыми руками.
СОИ, однако, все равно тихо скончалась, и окончилась, к общей радости, «холодная война». Кто в ней победил, спорят до сих пор. Но ясно, кто погубил ее саму – это Горбачев, наша политика, миролюбивые силы мира.
Ричард Никсон
К двум американским президентам, занимавшим Белый дом в период моего знакомства с ними, хотел бы добавить еще одного, с которым довелось контактировать и в период его президентства, и после него, в 1980-х годах, когда Никсон приезжал в Москву уже в качестве частного лица. По его первому визиту в Москву в 1959 году – на американскую выставку и особенно по «кухонной дискуссии», – в СССР сложилось мнение о нем как о заядлом реакционере, а прорыв во внешней политике – разрядку 1972 года – относили в основном на счет Генри Киссинджера. Нисколько не умаляя заслуги последнего, а они действительно велики, хотел бы сказать, что к позитивным результатам вела все же политика Никсона, в которой, конечно, самое активное участие принимал Киссинджер. Да и вообще из-за «уотергейтского» скандала все положительные стороны деятельности Никсона оказались в тени и были или забыты, или вовсе не замечены, а он был просто обычным, средним президентом, репутацию которого напрочь испортил скандал.
Может быть, это послужит уроком всем будущим президентам.
Аверелл Гарриман
Аверелл Гарриман происходил из семьи железнодорожного магната и финансиста. Но для себя избрал другой – политический – путь наверх (богатство ему при этом, конечно, не мешало) и здесь тоже преуспел. Его пребывание на посту посла в СССР в течение практически всей войны вписало свои страницы в историю внешней политики США и советско-американских отношений. Двери его дома в аристократическом уголке Вашингтона Джорджтауне были всегда открыты для важных или просто интересных ему приезжих из СССР, и я, делавший в ту пору первые шаги в знакомстве с Америкой, узнал это на собственном опыте, он познакомил меня со многими видными американскими деятелями.
Так, во время своего первого посещения Гарримана я робко сказал, что хотел бы встретиться с кем-либо из руководителей Пентагона, например, с заместителем министра Паккардом. Он тут же начал звонить по телефону, и через несколько минут встреча была условленна. Она состоялась, положив начало длительному и интересному знакомству. (После отставки из Пентагона Паккард вернулся в фирму, производившую новейшие компьютеры и другие электронные приборы, которой владел вместе с Хьюлетом, – фирма и называлась «Хьюлет – Паккард». По приглашению владельцев я ее посещал и, кстати сказать, настоящую книгу набираю на компьютере их производства.)
Был Гарриман, кроме всего, и завидным собеседником – много знавшим и умевшим обо всем интересно рассказывать. Его можно было слушать часами. Как-то в разговоре со мной и другим советским гостем, советником-посланником нашего посольства Юлием Воронцовым, он спросил:
– Что же вы, в конце концов, собираетесь делать с Солженицыным? Сталин его просто бы посадил – а вы?
Я ответил вопросом на вопрос:
– А что бы вы предложили?
– Я бы выпустил его из страны, а если он не выразит желания уехать – выслал бы его. Высылка из страны – это, конечно, стыдная мера, но куда менее позорная, тем более в стране с вашим прошлым, чем арест. И соответственной была бы и реакция в цивилизованном (не хочу в этом контексте говорить в западном) мире…
Гарриман финансировал институт по изучению СССР в Колумбийском университете, который, как и сам Гарриман в этот период острой «холодной войны», придерживался в целом умеренных взглядов, а к концу жизни его позиции становились все более дружественными.
Как жаль, что его не стало. С такими людьми уходит целая эпоха – со всем своим плохим, но и с хорошим тоже.
Дэвид Рокфеллер
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
