– Он не какой-то там наемник, – пробовал защищаться Гришин. – Вспомните дело о захвате самолета в Новоградском аэропорту. Все требования, выдвинутые Марком, удовлетворили, и он ушел. П-по чистой случайности его удалось задержать.
– Только не говори, что сейчас ты тоже рассчитываешь на случайность. Что с Марком можно бороться одними случайностями. Для него случайно не изобрели набор случайностей? Так, на всякий случай. Вдруг у него снова случится желание угнать самолет.
И снова его слух терзают пробуксовки в голосе полковника. Вот, Савицкая, вся порочно-красная, пришла к нему, Николаю Гришину, и стала что-то выпытывать про евангелистов. Что делал Гришин? Вычислял всех апостолов по именам, пока не вычислил, прости господи, тезку Марковцева? Да, показал работу ума начальник спецканцелярии!
Савицкая... Желание ее законно, она хочет смерти своего старика Хоттабыча.
– Ты начал со смерти... какого-то агента, – с небольшой задержкой напомнил Латынин.
– Кто-то из нашей “конторы” заинтересовался набором легионеров и...
– Я заинтересовался.
Полковник от удивления даже приоткрыл рот.
– Я заинтересовался, – повторил генерал. – А ты думал, твои легионеры ходят в беспризорниках? – Он не знал целей, которые преследует его начальник отдела, не знал некоторых деталей, но вот сейчас все прояснилось. В частности, роль Марковцева, его двойная игра. Жаль, о личной инициативе Гришина он узнал поздно, практически в то время, когда полковник собирался закрыть контору по найму. Но доверял ли начальник управления своему подчиненному? Он вообще никому не доверял, даже себе и киношному Мюллеру.
Но в чем-то даже подыграл Гришину: агент, явившийся на собеседование, мог вселить в товарищей веру в прощение. Именно это лейтмотивом звучало в каждом абзаце документа. И генерал, четко разобравшись с этим, разрешил агенту воспользоваться легендой военного летчика. Не его специальность, а именно вера в него позволяла с большей точностью предположить, что Гришин не отметет его кандидатуру.
Конечно, Гришин мог преследовать и другие цели, о них опытный контрразведчик мог только догадываться, но он не мог придумать визит Савицкой, как не мог и подготовить его. Впрочем, на этот счет будет произведена проверка, и госпожа Савицкая еще раз повторит то, что прозвучало в кабинете Гришина. Один шанс из тысячи, что Латынин услышал что-то другое.
– Кто и почему убил моего агента?
– Марковцев. Именно сегодня он открыл карты перед легионерами. П-половина зароптала и не захотела участвовать в ликвидации бизнесмена. Марк хотел связаться со мной, но его остановил ваш агент: мол, еще пара шагов, и он п-переломает Марковцеву ноги.
– Идиот! – Генерал выругался. – А я считал его толковым малым. Если бы он не был трупом, я бы отправил его на фронт. Где сейчас наемники?
– Разбежались.
Направляясь по коридору в свой кабинет, Николай чувствовал на спине холод. Латынин, если бы увидел мокрую насквозь рубашку подчиненного, ставшую непогрешимым полиграфом, детектором лжи, усомнился бы в его искренности.
Афера, придуманная Марковцевым, принесла двойную выгоду, она дала товарищам деньги и спасла обоих, и Николай мысленно благодарил Сергея. Заодно искреннюю Элеонору. Что произойдет в ее доме на Соколе, полковник представлял отчетливо, ему же надлежало “прибраться” на базе. Топка в котельной достаточно широкая, чтобы туда свободно пролез труп незадачливого агента, фамилию которого он так и не узнает. Пусть он останется в памяти полковника ФСБ как лже-Сунцов, лжелетчик и лжегерой, наверное, так будет справедливо.
И последнее, что сделал Николай, это набрал номер Савицкой в надежде, что не она возьмет трубку, а один из ее телохранителей. Ему ответил мужской голос.
– Позовите Алексея, пожалуйста. – Короткая пауза, ив трубке прозвучал насыщенный баритон журналиста. – Леша, слушай меня и не п-перебивай, неукоснительно выполняй все мои распоряжения. Под предлогом звонка из редакции уходи из этой квартиры и больше туда не возвращайся. Никаких вещей с собой не бери, уходи налегке. Постарайся не выдать волнения, веди себя естественно. И в темпе: с минуты на минуту может быть поздно. Жду тебя у метро “Белорусская” со стороны Грузинского вала. Не п-перепутай – не с Бутырки, а с Грузинки. Все, отбой.
39
Уверенный в том, что разговор по душам окончится быстро и в его пользу, Марковцев чуть ли не с оторопью смотрел на товарищей. И снова первым выступил Резаный:
– Если бы ты раньше сказал... А теперь поздно. В ФСБ перестраховались – это их дело, правда? – продолжал он. – За себя могу сказать: я не в розыске. Да и Елена тоже. – Резанов кивнул на тройку товарищей. Беляев, Нагатин и Муромов сидели особняком. – Поговори с ними: им все равно, кого “мочить” и где “мочить”. Скажут в аэропорту, замочат в аэропорту.
До этого Марк отчетливо представлял себе, в каком ключе вести беседу с легионерами. Но вот случилась накладка с подсадной уткой, и он полностью потерял инициативу. И вдруг только сейчас внял совету Гришина и представил, как в самый последний момент их накрывают собровцы из ФСБ... Брр... Мороз по коже. Может, сегодняшнее происшествие – знак свыше? Все, что ни делается, к лучшему?
– Не ты, Марк, нанимал нас. Иди своей дорогой, а мы пойдем своей.
– “Оставивши прямой путь, они заблудились...”
– Чего?
– Ничего. Вам этого не понять.
– Конечно, мы же дураки.
Молчавший до сих пор Муромов поднялся с места:
– У меня есть другое предложение. Это из-за тебя, Марк, мы влипли в дерьмо. Я еще “пятерку” не отсидел; ладно бы там еще столько же намотали, только не намотают, а к стенке поставят. Вы все можете идти, а Сергей посидит со мной, пока не приедут эфэсбэшники. Я еще поторгуюсь.
– А ты сможешь заставить меня? – сощурился Марковцев.
Муромов спровоцировал остальных товарищей, дернувшись в сторону, и Марку сплоченность “гусей” показалась хорошо отрепетированной. Но он первым оказался на ногах. Выхватив из-за пояса “АПС”, выстрелил сначала под ноги Муромову, потом – Беляеву.
– Назад! В обойме еще двенадцать патронов, по паре на брата. Леша, сядь на место, мне не хочется убивать тебя первым. Ты еще не знаешь, что говорили про меня бойцы моей штурмовой бригады. “Ничто так не портит цели, как пистолет в руках подполковника Марковцева”. Пока сидишь – ты человек. Встанешь – превратишься в дырявую мишень.
Реакция Муромова была более чем естественна. Михаил хороший боец, характеристика на него приличная. Сдали нервы, с кем не бывает. И Сергей на сто процентов был уверен, что в спокойной обстановке нашел бы для бойца нужные слова.
Нет, “гусей” винить нельзя. Как нельзя сказать, совершают ли они ошибку. Сложилась такая ситуация, при которой любой выбор будет ошибочным. Может, они посчитали свое решение меньшим злом? Наверное. Наверное, они действительно заблудились и “лучше бы им не познать пути правды”.
Прежде чем закрыть дверь, Сергей заткнул пистолет за пояс, оглядел каждого легионера и жестко сказал:
– Что бы там ни случилось, вы теперь не на моей стороне.
40
Вадим Дьячков, увидев через дверной “глазок” искаженное лицо парня в меховой шапке, невольно поморщился и в очередной раз обозвал хозяйку стервой. Вокруг нее сплошь мужики. Старшие товарищи учили его: “Относись спокойно к личной жизни клиента, не лезь в нее. Иначе быстро разочаруешься, а потом сломаешься. Не привыкай к клиенту, не симпатизируй, не поддавайся эмоциям...”
Сплошные запреты. А у богатых их практически нет. Неплохо бы поработать на бедного.
Дьячков внимательно рассматривал парня, лицо которого показалось ему знакомым. А может, сыграла свою роль типичная для боксеров внешность Олега Никольского: широкоплечий, невысокого роста, с заметным шрамом на левой брови и вдавленной переносицей. Дьячков еще раз удивился выводу, сделанному им не так давно: боксерам, часто закончившим свою карьеру, идут строгие костюмы, сочетающиеся с белоснежной рубашкой и галстуком. Деловая одежда словно добавляла им авторитета, напоминала об их заслугах.
К такому типу относился и напарник Дьячкова Андрей Федоров, только он чуть повыше ростом. И вообще, свои выводы Вадим сделал именно на внешности партнера.
Оба расслабились, причем давно. И виной тому хозяйка. Несомненно, она – избалованная особа и заразила этим опасным вирусом своих охранников. Эта ситуация не в счет, все могло обернуться гораздо хуже и в первую очередь для Элеоноры, если бы капитан ФСБ Олег Никольский, обнажив ствол, пришел по ее душу. Просто напарники, забыв заповедь не поддаваться эмоциям, относились к объекту с долей пренебрежения.
– Меня зовут Олегом. Я к Элеоноре Давыдовне.
Дьячков еще мог воплотить в жизнь мечту и поработать на какого-нибудь бедняка: Никольский хорошо отработанным ударом в челюсть отправил телохранителя на пол. Второй незнакомец вырос как из-под земли и втащил его в прихожую. За ним появился третий.
