Продолжалась и техническая экспертиза снаряжения террориста.
Результаты технической экспертизы мини-гранатомета и зарядов к нему были весьма впечатляющими: «Выводы: 1. Доставленный патрон является бронебойно-фугасной гранатой кумулятивного действия с большой бронепробиваемостью до 35–40 мм, с дальностью стрельбы до 300 метров. 2. Стрельба этой гранатой может производиться с руки, с жестким упором гранатомета или без упора, в этом случае гранатомет является однострельным, так как силой отдачи он отбрасывается на значительное расстояние (до 10 метров). 3. Скорострельность гранатомета при стрельбе с жестким упором является весьма малой, так как перезаряжание гранатомета требует сравнительно много времени (около 3 минут). 4. Для боевого применения в регулярных войсках граната и гранатомет к ней непригодны из-за специфичности их конструкции (малая прицельность при стрельбе с руки, малая скорострельность, неудобство заряжания). Однако, ввиду портативности гранатомета и гранаты, их малого веса и большой сравнительной мощности гранаты, это средство может быть весьма успешно применено для специальных целей».
Не остались незамеченными и боеприпасы к пистолетам, которыми СД снабдило своего диверсанта для покушения на советских лидеров. Из заключения экспертизы «патронов иностранного происхождения» от 18 сентября 1944 года: «На анализ представлены 3 (три) револьверных патрона с маркой RW5-7, 65. При наружном осмотре установлено, что пуля этого патрона имеет вставленную головку и продольные насечки. Кроме того, обрез дульца гильзы и пистон патрона выкрашены в красный цвет. После наружного осмотра два патрона были вскрыты и исследованы по частям. При вскрытии и детальном анализе пули установлено, что она принадлежит к типу разрывных. Разрывается в момент соприкосновения с препятствием с образованием большого количества мелких свинцовых брызг. Кроме того, в пуле обнаружен белый кристаллический порошок, после анализа которого установлено, что он является сильнейшим кровяным ядом и, по предварительным данным, относится к классу алкалоидов типа стрихнина. Токсикологической проверкой этого порошка зафиксирована моментальная смерть подопытного кролика, наступившая от общего паралича».
Для руководства страны был подготовлен доклад.
В государственный Комитет Обороны товарищу Сталину И. В., товарищу Молотову В. М. из НКБ СССР, НКВД СССР и ГУКР СМЕРШ НКО СССР
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА № 4126/М
«5 сентября с. г., близ районного центра Смоленской области – с. Карманово, сотрудники НКВД – НКГБ задержали показавшегося подозрительным неизвестного в форме майора Красной армии. Он следовал на мотоцикле с коляской по дороге на Ржев и предъявил документы на имя Героя Советского Союза Таврина Петра Ивановича. Вместе с ним была задержана женщина, следовавшая в коляске мотоцикла, назвавшаяся женой Таврина – Шиловой Лидией Петровной. При обыске задержанных изъято: а) специальный аппарат «Панцеркнакке» с 9-ю зарядами. При исследовании установлено, что снаряд «Панцеркнакке» калибром 30 мм, длиной 170 мм, весом 235 граммов является бронебойно-фугасной гранатой кумулятивного действия с бронепробиваемостью 35–40 мм при дальности стрельбы до 300 метров. Аппарат соединен тонким проводом с электрической батареей и приводится в действие нажатием кнопки… С сентября 1943 года по август 1944 года включительно сначала в Пскове, а затем в Риге и Берлине под руководством начальника Восточного отдела СД Грефе, сотрудника СД (принимавшего участие в похищении Муссолини) Скорцени и начальника рижского СД – майора СС Крауса проходил в индивидуальном порядке особую подготовку как террорист для совершения террористических актов против руководителей СССР. Кроме того, обработку Таврина на протяжении длительного времени вел находящийся в Германии изменник Родины – бывший секретарь Ростокинского райкома ВКП (б) г. Москвы Жиленков Г. Н.
В ночь с 4 на 5 сентября с. г. переброшен через линию фронта с Рижского аэродрома на 4-моторном транспортном немецком самолете, оборудованном для посадки на неприспособленных площадках, и высажен вместе с мотоциклом в районе с. Карманово. (При посадке самолет потерпел аварию, вследствие чего улететь обратно не мог. 3 члена экипажа задержаны, 1 убит, 2 разыскиваются.) Переброску организовал германский разведывательный орган СД в Риге, условно именуемый «Цеппелин».
Цель переброски – организовать и осуществить террористический акт против т. Сталина, а при удобном случае также и других членов правительства – Берия, Кагановича и Молотова. …Прилагается альбом вещественных доказательств по делу».
Л. Берия, Меркулов, Абакумов
Документ был исполнен в пяти экземплярах.
В своих показаниях Таврин рассказал о встречах с генералом А. А. Власовым. Таких встреч у него было четыре.
«Впервые я встретил Власова в 1942 г. в июле мес [яце] в Летценской крепости, где содержался ряд генералов и командиров Красной армии, в том числе и я. После двухнедельного моего пребывания в крепости был привезен как военнопленный генерал-лейтенант Власов, который был также помещен в тот корпус, где находились все военнопленные, но я с ним знаком не был и разговоров в Летценской крепости с ним не имел.
Вторично видел Власова в полной генеральской немецкой форме в спецлагере в Замберге (Восточная Силезия) в сентябре мес [яце] 1943 года, вместе с «генерал-лейтенантом» Жиленковым, которого я также знал по Летценской крепости и был с ним знаком. Жиленков также был в чине генерала немецкой армии с отличительным знаком на фуражке (старая русская кокарда), который производил передачу сформированного батальона добровольцев из бывших военнопленных немецкому командованию для отправки, как говорили, на Балканский фронт. Но и в Замберге я также к Власову не подходил и не имел с ним никаких разговоров.
Третий раз видел Власова в Берлине (Ванзее), у него на квартире, во второй половине января 1944 года [37] при следующих обстоятельствах. Я находился в Берлине с приставленным ко мне работником гестапо Делле Паулем, к которому однажды вечером в тот пансион, где мы с ним жили, явился неизвестный мне капитан в полной немецкой форме. Как позже сообщил Делле – это его хороший, ближайший друг, который является личным адъютантом генерал-лейтенанта Андрея Андреевича Власова, с которым он хочет поговорить, и они ушли в комнату Делле. После происшедшего между ними разговора они вышли из комнаты, и Делле предложил мне познакомиться с этим капитаном. Я назвал ему свою фамилию. Он, оказывается, хорошо говорит по-русски. Делле мне сказал, что капитан может устроить встречу с Андреем Андреевичем Власовым. Я ответил: «Хорошо, был бы рад видеть генерала Власова». На этом разговор о встрече был закончен. После пятиминутного общего разговора капитан уехал. Как объяснил мне Делле позже, заявление этого капитана явилось следствием их приятельских отношений. К концу следующего дня этот же капитан на легковой машине приехал в пансион и сообщил, что мы можем ехать. Собравшись, Делле и я сели в машину и поехали в направлении Ванзее. Неизвестно, по какой причине и по какому поводу, но заехали к Жиленкову, который был дома. Капитан и Делле сообщили ему, что мы едем к Андрею Андреевичу. Жиленков ответил, что, кстати, и ему надо, поедем вместе. Он оделся, сели в машину, и все четверо уехали.
Делле с капитаном (возможно, это был В. К. Штрик-Штрикфельте) занимались неизвестными мне разговорами. А я, Жиленков и Власов сидели у стола. Здесь Жиленков познакомил меня с Власовым и объяснил ему, кто я и что представляю из себя. После общего разговора в течение 1–2 минут, который состоял из задаваемых мне вопросов Власовым чисто биографического порядка и моей жизни, Жиленков спросил меня, был ли я у Скорцени и о чем вели разговор, после чего Власов сказал мне, что, кроме возложенной на меня задачи личного исполнения, я должен заняться также попутно и подготовкой, т. е. разведыванием подходящих мест в Примосковье или недалеко от Москвы, где бы можно было высадиться большой группе людей совершенно безопасно. Он сказал, что в выполнении своей личной задачи я не должен проявлять большой поспешности, должен быть очень осторожным, действовать только тогда, когда будет предоставлен случай наверняка, и что в случае надобности в поддержке во всех отношениях они могут мне предоставлять и средства, и людей, и все, что потребуется, но не назвал, из числа каких людей, какими именно средствами и каким путем это будет сделано. В этом же разговоре им было сказано, что, возможно, в зависимости от обстоятельств и моей информации я могу быть вызван в Германию, но это произойдет тогда, когда дело будет подходить к концу, т. е. не раньше, как он выразился, 1 декабря 1944 года. На этом разговор делового порядка в отношении моей задачи был закончен. Разговор происходил в присутствии Жиленкова. Для меня неизвестно, из каких источников и откуда Власову было известно о том, что я собираюсь ехать в Советский Союз для выполнения такой задачи, хотя фактически он мне моей задачи не назвал, но из разговора было видно, что ему все известно.
