— Эй, мужик! Ты будешь крайний?! — обратился к нему, пристраиваясь сзади, какой-то стриженный «под ноль» работяга в телогрейке и шапке на босу голову.
— Кто мужик?! — побледнел Руслан. — Кто будет крайний?!
И работяга погнался за шапкой, улетевшей чуть не к выходу.
— Милиция! — сдавленно пискнула повариха, обслуживавшая клиентов на раздаче.
— Кто милиция?! — обернулся к ней рассвирепевший мафиозо.
— Дуся, поди-ка, там блины подгорают! — Быстренько оттеснив повариху от прилавка, ее место заняла тертая кассирша. — С чем желаете?! С маслом, со сметаной, с сиропом?! Сметана свежая!
— Вы мне сначала пробейте! — возмутился уже отоварившийся гражданин с портфелем.
— Сейчас я тебе пробью! — Кулак Руслана свистнул в воздухе, но гражданин успел отскочить.
— Хулиганье! — крикнул он, покидая блинную.
Кассирша обслужила нас быстро и вежливо.
— Крайнего нашел! — все еще продолжал кипеть Руслан. — Где, бля, салфетки, я не понял?!
Салфетки были доставлены с курьерской скоростью.
— Вот они! — В блинную, сопровождаемый милиционером, вернулся обиженный у кассы гражданин.
Его перст был нацелен прямо на меня. Не зря он зовется указательным.
— Командир! Что за бардак?! Это город образцового быта, или мы опять не туда заехали?! — Пятьсот рублей одной бумажкой, протянутые Русланом, исчезли в широком кармане милицейской шинели.
— Ты что же это себе позволяешь?! — развернулся милиционер на сто восемьдесят градусов. — Ну-ка, пройдем в отделение!
— А в чем дело?! В чем дело?! — залепетал крепко взятый за шиворот владелец портфеля. — Я в командировке!
— Вот мы тебе и отметим командировочный лист! — подтолкнул его к дверям охранник порядка.
— Нет, а в чем дело?! — донеслось уже с улицы.
— А дело в том, — уплетая блины, заметил гангстер, — что зарплату ментам надо вовремя платить. Люди за нас жизнью рискуют.
— Ручка есть? — поинтересовался я.
И, взяв у Руслана ручку, начал чертить на салфетке схему Ходынского поля. Примерный план действий стал у меня зарождаться, когда Руслан настоял на своем участии в завтрашней операции, а уж окончательно оформился в процессе дальнейшего совместного обсуждения. Весомая роль отводилась в нем вертолетчику Журавлеву.
С Журавлевым мы пили спирт еще на фронтах империи. Оттого ли, что вертолетный полк Журавлева был закреплен за нашей десантной бригадой, или оттого, что технический этот напиток славился повышенной крепостью, но только называли мы его «закрепителем». Обряд «закрепления» фактически предшествовал каждому нашему боевому вылету. Вылетов было много. Спирта — не меньше.
Случалось, Журавлев прилетал за нами уже хмельной.
— Совсем оборзели! — рычал батальонный Дикович, наблюдая за его пикирующим транспортом класса «Ми-24», на брюхе которого в пику американским «апачам» был намалеван бородатый Хо Ши Мин.
— Лучше синица в руке, чем Журавль в небе, — нервно острил, задрав голову, ефрейтор Панченко.
В действительности все, от ефрейтора до батальонного, знали, что Журавлев — ас высшей пробы. Свою «вертушку» он мог посадить в самом гиблом ущелье. И сколько он вывез из окружений наших ребят, столько их не пропало без вести и не вернулось домой в запаянных цинках, потому что из тех окружений своими ногами никто не выходил. Так что с Журавлева его маленькие слабости списывали вместе со спиртом.
— Опять на взводе?! — встречал вертолетчика дежурным вопросом наш батальонный Дикович.
— Никак нет! — выбрасывая ноги из кабины, докладывал Журавлев. — Опять на предохранителе!
После артподготовки мы заползали в чрево его «троянского пегаса» и отправлялись в горы метелить басмачей. Или чтоб, наоборот, они нас метелили.
Теперь Журавлев зарабатывал извозом в частном аэроклубе «Стрекоза» на таком же, как и он сам, потрепанном геликоптере «Ми-2».
Доводилось и Руслану прибегать пару-тройку раз к услугам старого авиатора. Но все это были вполне безобидные загородные прогулки. Согласится ли Журавлев на мое щекотливое предложение, оставалось только гадать.
— Ты еще не все телефоны повыбрасывал? — справился я у своего горячего друга.
Его мобильник был при нем, чем он и воспользовался.
— Хаза! — Набрав на трубке цифровую комбинацию, Руслан стал отдавать насущные распоряжения: — Возьми-ка в моей заначке десять штук и чеши сюда галопом!.. Как куда?! В блинную! Напротив метро «Сокольники»!
Пока он вел переговоры, я составлял на чистой салфетке список необходимого нам вооружения.
— Какой тут выход?! Из какого вагона?! — спросил Руслан, прикрывая трубку ладонью.
— Здесь один выход, — отозвался я.
— Совсем, бля, Москвы не знаешь! — отчитал он своего помощника. — Тут один, бля, выход! Все! Жду через полчаса! Да! И пригони «Ауди»!.. У меня их что — гараж?!
Реестр получился внушительный: пистолет, гранаты — 4 штуки, укороченный вариант снайперской винтовки «Тигр» с обоймой на десять патронов, оптический прицел переменной кратности «ППС» и автомат «Вихрь».
— Не хило! — Пробежав список глазами, Руслан спрятал салфетку в карман. — Ты еще базуку забыл!
— Базуку они с собой привезут. А вот взрывное устройство с дистанционкой не повредит. Определенно не повредит взрывное устройство!
— На хрена оно надо, если не повредит?! — набирая следующий номер, хмыкнул Руслан. — Алло! Аэроклуб?! Журавлева мне!.. Подожду! А помнишь, Угарыч, последний наш вылет?
Я помнил. Еще бы я его забыл!..
— Бухаем?! — заходя за вертолет, набычился для вида прапорщик Сомов.
Мы сидели по-турецки на жухлой траве и пускали по кругу черпак с отломанной ручкой. Это был наш счастливый черпак. Даже пробитый в одной из перестрелок разрывной душманской пулей, он был впоследствии тщательно залужен и вернулся в оборот.
— Для поднятия боевого духа, товарищ прапорщик! — Журавлев протянул черпак Сомову. — Исключительно!
— Дух уже поднялся. — Осушив плошку, Сомов задержал дыхание и запил спирт водой из фляги. — Дух уже на перевале. Сегодня он, сука, даст нам прикурить.
— И когда мы уже, товарищ прапор, с сумками в магазинах бегать начнем, а не с магазинами в сумках?! — Ефрейтор Панченко, набивая рожок патронами, сплюнул.
— Когда раком свистнешь! — огрызнулся Сомов.
Он был зол и возбужден. Через два часа его не стало. Не знаю, правда ли нам дано предчувствовать свой конец. Может, узнаю еще.
— А это — запросто! — оживился Панченко, расстегивая галифе. — Кто у нас гороховой каши маю ел?!
— Отставить! — одернул его Сомов. — По машинам, бродяги! Штурмовики отработались!
Белая сигнальная ракета на излете погасла в безоблачном небе…
— В небе?! — переспросил в трубку Руслан. — А когда сядет?! Ясно! Передайте ему, что Руслан звонил! Пусть меня дождется!
Бросив мобильник на стол, он закурил сигарету.
— У нас не курят! — накинулась на него уборщица, шваброй разводившая слякоть под нашими стульями.
Профессия уборщиц вообще стимулирует приступы мизантропии. Обыкновенно уборщицы любят елозить тряпкой поближе к засидевшимся посетителям, как бы невзначай заставляя их задирать ноги или переставлять с места на место. Своего рода это намек. Сама традиция вытирания полов после ухода непрошеного гостя родилась еще в глубокой древности, но именно современные уборщицы ее оптимизировали. Именно они начали вытирать полы загодя, чтоб их — нас то есть, сволочей! — при виде грязной тряпки перевернуло и вывернуло.
— А вы меня убейте, — посоветовал ей Руслан.
Оскорбленная служительница культа чистоты, бормоча под нос что-то о наглецах и бездельниках, удалилась.
— Вот и Хаза. — Руслан посмотрел на часы. — Точность — вежливость снайперов.
Хаза, высокий блондин в красных ботинках, подошел к нам и протянул Руслану ключи.
— Двенадцать привез! — Перед нами легла пачка «зеленых», перетянутая резинкой.
— За что я тебя ценю, — Руслан похлопал его по плечам, — так это за все.
Через минуту мы уже сидели в стального оттенка «Ауди».
— Разделимся, — предложил мафиози, отсчитывая мне деньги. — Бери три тонны баксов и дуй в Тушино. Журавлю скажи, что после дела еще столько получит. Я — к Гоче за железом. Встретимся в девять на стоянке.
— А если не согласится? — вслух выразил я терзавшие меня сомнения.
— Журавлев-то?! — фыркнул Руслан. — За шесть-то штук?!
И он, тонкий знаток человеческой психологии, оказался прав. Он и прежде в людях редко ошибался. Вертолетчик, найденный мной в результате долгих скитаний по тушинской равнине у стоящего на отшибе ангара, согласился сразу. Когда же я честно предупредил его, что будет стрельба, он и ухом не повел.
— Ты что, Угарыч, — спросил он, глядя в землю, — думаешь, я совсем уже сдал?
