«Вы благодарите Бога?»
«Каждый день».
И да, я действительно благодарю. Просто чудо, что я остался жив, и мне хватает здравого смысла, чтобы это понимать. И особенно приятно благодарить Его, когда входишь на «Фенуэй» на своих двоих в прекрасный майский вечер («Мы в телевизоре» — однажды я слышал эти слова от ребенка, который впервые увидел это зеленое «чудовище»). Я все еще обдумываю идею выпустить Номара в качестве назначенного хиттера, когда женщина-кардиолог начинает игру первой подачей. Она, возможно, прекрасный врач, но подает, как девочка. Мы, разумеется, ей хлопаем, но еще громче хлопаем игрокам «Ред Сокс», когда они выбегают на поле в белой униформе, в какой проводят домашние матчи. Я испытываю тот же трепет, который испытывал, когда увидел их первый раз, в возрасте одиннадцати или двенадцати лет. Случилось это в тот день, когда им противостояли «Тигры» и за них еще играл Эль Калине, и по моим рукам бегут мурашки, когда из динамиков громкой связи раздается голос Джона Фогерти, исполняющего «Центрфилд». Мурашки бегут вновь и после игры, в которой «Ред Сокс» побеждают «Соек» 11:5, и зрители вместе со «Стэнделлс» поют «Грязную воду».
У каждого стадиона есть свои заморочки. Одна из заморочек «Фенуэя» (многие болельщики терпеть ее не могут) — исполнение в последних иннингах песни Нейла Даймонда «Нежная Каролина». Я понятия не имею, когда это началось или почему болельщикам приглянулась эта так легко забывающаяся песня, но вот приглянулась. И песня эта такая же характерная особенность «Фенуэя», как и Волна[73]. Первые аккорды песни будоражат зрителей. Когда Нейл поет: «Неж-жная Кар-о-лина», ему вторят, конечно же, невпопад, но предельно громко, тридцать тысяч глоток. А когда он добавляет: «Хорошие времена, никогда они не были такими хорошими», — толпа ревет: «Такими хоро-шими! Такими хорошими! Такими хорошими!» И когда все это только началось? Сказать невозможно, но теперь песня эта — неотъемлемая часть стадиона, один из тех нюансов, благодаря которым «Фенуэй» не просто стадион, а твой стадион. Именно такие нюансы и делают дом — домом.
Сегодня я отлично провел время. Мэнни Рамирес запустил мяч на луну, Майк «Самый трудолюбивый человек в шоу-бизнесе» Тимлин победил в своем иннинге, и я увидел все это вместе со своим другом Реем. Да, забыл про Кевина Иокилиса, нашего «Греческого бога». Вчера, во втором иннинге, он вынудил Роя Холладея сделать четыре бола и попал на первую базу. А в итоге принес команде очко. Потом, в восьмом, также попал на первую базу после четырех болов и принес еще одно очко.
И, разумеется, повысил тем самым свой ОВР.[74]
22 мая
Если на «Фенуэе» по системе громкой связи не объявляют дневную температуру, все знают, что ничего хорошего ждать не приходится, а сегодня ее не объявили. В 19.05, когда начинается игра, небо затянуто облаками, воздух сырой. Также сыро и еще холоднее[75] в 22.10, когда игра заканчивается, я все не могу согреться. В 22.45, когда я печатаю эти строки, пальцы по-прежнему плохо меня слушаются… Только отогреваются. Однако душа поет. Мы выиграли, «Янкиз» проиграли в Техасе, и вновь мы на чуть-чуть, но оторвались от них.
Сегодня Тед Лилли подавал за «Голубых соек» исключительно хорошо, и в шестой иннинг они вошли, имея преимущество в два очка. Именно тогда Мэнни Рамирес сделал вторую круговую пробежку в последних двух играх, отправив мяч в темную ночь поверх ограждения левой половины поля. Об этом могучем ударе завтра в газетах много чего напишут, но ключевым моментом шестого иннинга (а может, и всей игры) стал сингл Марка Беллхорна, когда мяч попал в голень Лилли и вывел его из игры, после чего нам противостояли более слабые сменные питчеры Торонто. Без Беллхорна на первой базе у Мэнни не было возможности сравнять счет. А иннингом позже Иокилис, новичок с блестящим ОВР, сделал сингл, после которого в итоге добрался до «дома». Принеся команде, как выяснилось, победное очко. Кейт Фолк вновь блестяще завершил игру: девять подач — девять страйков, и, дважды побывав на «Фенуэе» в этом году, я увидел две победы. И руки у меня наконец-то отогрелись. Видите? Все хорошо.
23 мая
На «Фенуэе» день Вермонта, у ворот «Е» мы появляемся одними из первых. В прошлый раз я разочаровался в своих способностях управляться с сачком, но дежурный по сектору 163 посоветовал мне не отчаиваться. Он рад вновь меня видеть, а я рад поддержке. Стеф думает, что я — псих.
Мы находим хорошее место по центру, но около третьей базы поставлен переносной защитный экран, так что до нас может долететь только редкий лайнер. И охранник говорит мне, что я не могу брать мячи с поля, что кажется мне весьма сомнительным ограничением.
Так что единственные мячи, на которые я могу рассчитывать, — лайнеры, отскакивающие от трибун «Фенуэя» и падающие у стены, и проходит десять минут, прежде чем именно такой удар делает Номар. Мяч замирает в двадцати футах в стороне от нас. Я пытаюсь к нему подобраться, неловкое движение, и сачок выскальзывает из моей руки, падает вниз.
Лежит в десяти футах ниже меня поперек линии фаул. Какой же я идиот! Стеф наверняка делает вид, что знать меня не знает. Я уверен, сейчас подойдет охранник и конфискует сачок. В лучшем случае прочитает мне нотацию.
Гейб Каплер, ставший свидетелем моего позора, подходит, качая головой. Я думаю, что он собирается достать мяч из-под сачка и бросить его более достойному, чтобы проучить меня, но мяч он бросает мне. А потом поднимает сачок и бежит с ним налево.
— Сачок пригодился бы ему вчера вечером, — говорит кто-то.
Какое-то время Гейб не снимает перчатку и держит сачок одной рукой, но потом говорит: какого черта, сбрасывает ее и ухватывается за ручку обеими руками. Мэнни и Номар тренируют удары. Когда пущенный Мэнни лайнер летит в сторону Каплера, он пытается поймать мяч сачком, но не получается. Видите, не все так просто. Пять минут простояв с сачком в руках, Каплер приносит его назад. Я фотографирую Гейба… чтобы Труди поняла, что мой рассказ — не выдумка.
Еще какой-то мужчина подходит ко мне и спрашивает, меня ли он видел на «Монстре» несколько недель назад, и я нахожу, что мне нравится быть маленькой, но знаменитостью. Стеф говорит, что фотограф «Сокс» только что запечатлел меня для истории.
К нам также подошел Чип Айнсуорт, репортер, который брал у меня интервью, когда я впервые принес на стадион сачок. Он говорит, что мы вместе могли бы посмотреть игру из ложи прессы. Меня тревожит размывание разделительной линии между болельщиком и журналистом, но потом я думаю: это же надо, ложа прессы!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});