— Я только что видела, как Кайл уехал на своей машине, — подозрительно сказала она. — Что, черт побери, происходит, Софи? Что он здесь делал? — Дженни внимательно посмотрела на кузину. — У тебя такой вид, будто тебя только что переехал автобус. Ну же, пошли в квартиру.
Оказавшись в маленькой гостиной, Дженни окинула взглядом комнату и увидела бутылку вина, приоткрытую дверь в спальню Софи, ее смятую постель и лежащую на полу порванную рубашку. Она уставилась в потерянное лицо Софи и затем схватила ее за руку.
— Софи! — изумленно воскликнула она. — Неужели… неужели вы занимались любовью за моей спиной?
Софи молча покачала головой. Дженни выпустила ее руку. Ее щеки внезапно побледнели от гнева.
— Ты лжешь! Я все время чувствовала, что между вами что-то происходит! — В ярости Дженни бросилась в кресло. — Я так и знала! — выкрикнула она. — Я так, черт меня побери, и знала!
— Дженни…
— Боже, какая я дура! Он все время только и говорил что о тебе. Софи, Софи, Софи. Бесконечные вопросы о тебе. Он просто помешался на тебе. Он даже ни разу не захотел меня поцеловать!
— Мы все немного обезумели, — устало сказала Софи, невольно повторяя слова — Он просто хотел помучить тебя, да? — Голубые глаза Дженни сверкали негодованием. — Просто хотел вызвать твою ревность, чтобы ты согласилась лечь с ним в постель?
— Ты не понимаешь, — устало сказала Софи.
— Я прекрасно все понимаю. Я была глупенькой простушкой. — Она с ненавистью посмотрела на Софи. — Значит, ты наконец рассталась со своей драгоценной невинностью. Надеюсь, ты понимаешь, что это случилось благодаря мне. — Она криво усмехнулась. — Ты что, проглотила язык? По крайней мере расскажи мне, как это было. Я думаю, это было прекрасно.
— Если я скажу тебе правду, ты мне не поверишь, — тихо сказала Софи. В ее глазах стояли слезы. Слезы неотвратимой и окончательной потери.
— Ах, не будь глупышкой! — воскликнула Дженни. Она вскочила и обняла Софи. — Подумаешь, большое дело потерять невинность. Наплевать! Без нее даже лучше.
Но Софи плакала так безутешно, что Дженни испугалась.
— Пожалуйста, не надо, не плачь так, — умоляла она ее. — Я знаю, временами я была настоящей стервой, но я действительно люблю тебя, ты ведь это знаешь, правда? — Она крепко обняла Софи. — Я рада, что ты наконец для разнообразия выиграла у меня на этот раз. Я уж начинала бояться, что ты фригидна, что с тобой что-то не в порядке.
Софи пыталась унять душившие ее рыдания.
— Ты не понимаешь, — сказала она. — Но это… больше… не имеет… никакого… значения. Все кончено. Теперь уж… все… кончено.
Глава 8
Падающая Пизанская башня была одной из тех достопримечательностей, которые Софи приходилось видеть на бесчисленных фотографиях. Она была так же узнаваема, как лондонский Биг-Бен или парижская Эйфелева башня. И все же Софи не могла не поразиться изумительной, ошеломляющей красоте этого строения, с его стройными беломраморными колоннами, ряд за рядом стремительно взмывающими ввысь. Даже если бы башня не начала своего падения несколько сотен лет назад, тем самым став одним из немногих чудес света, все равно она оставалась бы одним из великих памятников архитектуры.
В мягком вечернем свете башня казалась чем-то, сошедшим с полотна художника-сюрреалиста, ее поражающие воображение контуры отбрасывали на второй план другие, не менее прекрасные строения в пределах длинного, поросшего травой прямоугольника.
Задрав голову, Софи смотрела на нее затуманенными от восхищения глазами, в то время как помощница режиссера приводила в порядок складки на ее юбке. Для Софи башня, когда-то высокая и прекрасная, теперь же с абсурдной неумолимостью склоняющаяся к медленному концу, была символом тщетности человеческих надежд.
Софи сидела на траве, читая Данте, в ожидании своего возлюбленного, — по крайней мере так было написано в начале эпизода под номером 217, который за сегодняшний вечер должны были снимать в четвертый раз.
В настоящий момент ее возлюбленный сидел в нескольких шагах от нее с бумажным, покрытым пятнами полотенцем на шее, подставив лицо под умелые руки гримерши по имени Анджела. Одновременно он пытался пить кока-колу и о чем-то оживленно болтал с Франко Лучани.
Трудно сохранять романтические иллюзии в отношении актера, даже такого красивого, как Луиджи Канотта, когда ты постоянно видишь его в набитом ватой нагруднике, предохраняющем костюм от часто поправляемого грима.
Ее собственное лицо одеревенело под толстым слоем светлого грима, придающего ей необходимую бледность. По сценарию в этом эпизоде она умирала. Интересно, отрешенно подумала она, что бы она чувствовала, по-настоящему умирая в такой романтически прекрасный вечер ранней осени?
Это было трудно представить. И все же в последние недели съемок ее душа прониклась глубокой грустью ее героини Марджори, из-за которой временами она чувствовала себя бесконечно подавленной. Прочитав сценарий в первый раз, она по-настоящему не могла осознать всего трагизма, вложенного в него, ей было неведомо чувство невыносимо острого одиночества, которое испытывала ее героиня…
Нужно было сделать еще один дубль. Группа звукозаписи проверила маленький магнитофон, запрятанный в складках ее юбки, и сейчас занималась более крупной аппаратурой. Приладив наушники, они внимательно вслушивались в готовую запись, пытаясь уловить побочные шумы. Анджела закончила свои манипуляции с Луиджи и, собрав гримерные принадлежности, поспешила к Софи. Немного поработав большой мягкой кистью, она осталась довольна результатом и быстрой походкой поспешила назад, к камерам, крича на ходу: «Готово!»
— Очень хорошо, — сказал Франко, поднимаясь из режиссерского кресла во весь свой высокий рост. — Пошли.
— Подождите! — закричали сразу несколько голосов. Помощник режиссера показала жестом вверх: по небу, закрывая солнце, двигалась большая туча, меняя окружающий пейзаж.
Все терпеливо ждали, пока туча медленно продолжала свой путь, очищая небо, которое теперь стало светло-голубым, переходящим в желтизну далеко на горизонте.
Как прекрасно небо Италии, подумала Софи, равного ему нет нигде в мире. Было пять часов пополудни. Почти конец октября. Она пробыла в Италии уже шесть недель, и фильм «Первый день осени» был почти закончен — Франко сдержал свое слово. Съемки прошли быстро и без задержек, и спустя еще некоторое время ее собственная часть работы будет завершена, киногруппа распущена, и съемки продолжатся в Риме, в большом студийном комплексе, известном всему миру как Чинечитта. Сама же Софи вскоре вернется в Англию…
