Энн обнаружила близнецов на заднем крыльце. С видом воплощенной невинности они беззаботно хрумкали яблоки. Как же их наказать? Нельзя же спустить такое! С другой стороны, Джеральд ее выручил, а мисс Дрейк давно следовало проучить. Энн была в нерешительности. И вдруг Джеральд закричал:
— Ты съела огромного жирного червяка. Я видел, как ты его проглотила!
Джеральдина положила яблоко, и ее тут же вырвало. Потом еще раз, и Энн уже некогда было думать об их проделке с мисс Дрейк. А когда Джеральдине стало лучше, наступило время обеда, и Энн решила, что ограничит наказание мягким выговором. В конце концов никакого телесного повреждения Джеральд мисс Дрейк не нанес, а та, надо полагать, никому не обмолвится об этом смехотворном инциденте.
— Как ты считаешь, Джеральд, — мягко спросила она, — настоящие джентльмены так поступают?
— Нет, — ответил Джеральд, — но зато как было смешно. Правда, я ловко управляюсь с удочкой?
Обед оказался очень вкусным. Миссис Реймонд приготовила его перед отъездом, и, каковы бы ни были ее недостатки как воспитательницы, готовить она, несомненно, умела. Джеральд и Джеральдина с жадностью поглощали пищу и вели себя за столом не хуже прочих детей. После обеда Энн вымыла посуду и заставила Джеральдину ее вытирать, а Джеральда — аккуратно ставить в шкаф. Оба этим явно занимались не в первый раз, и Энн благодушно подумала, что не такие уж они плохие дети — надо только быть с ними построже.
Глава третья
В два часа к Энн пришел мистер Джеймс Гренд. Он был председателем совета попечителей Саммерсайдской Школы. Ему понадобилось обсудить с Энн важные вопросы перед конференцией деятелей народного образования в Кингспорте, куда он уезжал в понедельник. Энн спросила его, нельзя ли будет сделать это вечером у нее дома. Нет, к сожалению, вечером он будет занят.
Мистер Гренд был неплохой человек, но не любил чтобы с ним спорили. А Энн очень хотелось заручиться его поддержкой в грядущей битве из-за школьного оборудования. И она пошла к близнецам:
— Миленькие, мне надо поговорить с мистером Грендом. Вы можете обещать, что часок тихо поиграете в саду? А потом мы устроим пикник на берегу пруда, и я покажу вам, как пускать подкрашенные мыльные пузыри… вы не представляете, как это красиво.
— А вы дадите нам по двадцатипятицентовику, если мы будем себя хорошо вести? — спросил Джеральд.
— Нет, Джеральд, не дам, — твердо сказала Энн. — Я не намерена вас подкупать. Я знаю, что ты как настоящий джентльмен будешь себя хорошо вести просто потому, что я тебя об этом прошу.
— Договорились, мисс Ширли, — с серьезным видом пообещал Джеральд.
— Мы будем паиньками, — так же серьезно подтвердила Джеральдина.
Может, они и сдержали бы свое слово, если бы, как только Энн удалилась с мистером Грендом в гостиную, на сцене не появилась Айви Трент — та самая безупречная Айви Трент, которая никогда не баловалась, у которой всегда был такой нарядный и чистенький вид и которую близнецы ненавидели всеми фибрами своей души.
Было совершенно очевидно, что на этот раз Айви Трент явилась, чтобы похвастаться своими новыми красивыми туфельками, новым поясом и красными бантиками. Миссис Реймонд если и баловала близнецов, то не в вопросах одежды. Ее соседи сплетничали, что она тратит все деньги на свои собственные наряды, а на детей у нее уже ничего не остается. Так что Джеральдине никогда не выпадал случай пройтись по улице разряженной, как Айви Трент, у которой было специальное платье на каждый день недели. Миссис Трент всегда одевала дочку в белое. Во всяком случае, Айви выходила из дома в белом, без единого пятнышка, платье, а если по возвращении домой на нем обнаруживались пятна, то виноваты в этом были завистливые дети, которыми кишел квартал.
Джеральдина действительно завидовала Айви. Ей тоже хотелось щеголять в белых с вышивкой платьях, повязанных красным поясом, и с красными бантами в волосах. А чего бы она не отдала за такие вот туфельки с пуговками!
— Ну и как вам нравятся мой новый пояс и бантики? — гордо спросила близнецов Айви.
— «И ка-а-ак вам нра-а-а-вятся мой новый пояс и ба-а-а-нтики?» — передразнила ее Джеральдина.
— Но у тебя нет бантиков, — пренебрежительно сказала Айви.
— «Но у тебя нет ба-а-а-нтиков», — провизжала Джеральдина.
Айви посмотрела на нее с недоумением:
— Ну как же нет? Разве ты не видишь?
— «Ну ка-а-а-к же нет? Ра-а-а-зве ты не видишь?» — опять передразнила ее Джеральдина, радуясь, что придумала такой отличный способ дразнить Айви — повторять каждую ее фразу.
— За них не заплачено, — заявил Джеральд. Айви тоже умела сердиться. Ее лицо стало таким же красным, как ее банты.
— Нет, заплачено. Моя мама всегда оплачивает счета.
— «Моя ма-а-а-ма всегда оплачивает счета-а-а!» — пропела Джеральдина.
Айви растерялась. Она не знала, как бороться с Джеральдиной. И она обратилась к Джеральду, который был самым красивым мальчиком на их улице и на которого у нее были определенные виды.
— Я пришла сказать, что решила взять тебя себе в кавалеры, — сообщила она, бросая на Джеральда выразительный взгляд, под действием которого, как уже выяснила семилетняя кокетка, краснели и теряли дар речи все ее знакомые мальчишки.
Джеральд вспыхнул.
— Не буду я твоим кавалером, — отрезал он.
— Будешь, никуда не денешься, — уверенно ответила Айви.
— «Бу-у-у-дешь, никуда не де-е-е-нешься», — повторила Джеральдина, насмешливо глядя на Джеральда.
— Сказал, не буду! — рявкнул Джеральд. — Выдумала тоже!
— Будешь, придется, — настаивала Айви.
— «Бу-у-у-дешь, приде-е-е-тся», — повторила Джеральдина.
Айви бросила на нее уничтожающий взгляд:
— А ты бы лучше помолчала, Джеральдина!
— Почему это я должна молчать в своем собственном дворе?
— Почему это она должна молчать? — поддержал ее Джеральд. — А вот ты, Айви, лучше заткнись, а то я выковыряю глаза у твоей куклы.
— Моя мама тебя за это выпорет!
— Выпорет? А ты знаешь, что с ней сделает моя мама, если она посмеет тронуть меня хоть пальцем? Она разобьет ей нос в кровь!
— Ну, неважно, все равно тебе придется быть моим кавалером, — повторила Айви, возвращаясь к главному предмету разговора.
— Я… я засуну тебя головой в дождевую бочку! — завопил разъяренный Джеральд. — Я посажу тебя задом на муравейник! Я… я сорву с тебя и пояс, и бантики!
Последнюю угрозу он прокричал с особым наслаждением, потому что она, по крайней мере, была легко выполнима.
