— Милорд, вы хотели связаться и переговорить с командованием своего полка. Предварительно я уже разговаривала со штабом и там мне сказали, что полковник Арнольд Цигевартен через двадцать минут будет на месте. Чтобы переговорить с полковником, милорд, вам придется подняться в свою комнату, где установлен аппарат для прямых переговоров, и вам нужно поспешить, чтобы вовремя оказаться на месте. Ортис может проводить вас, чтобы вы не заблудились по дороге.
Ортис провел меня к лифту, который находился в ремонтном боксе, и мы поднялись этажей на десять, прежде чем оказались на нужном этаже, в иные минуты мне казалась, что мы движемся не только вверх, но и в горизонтальной плоскости. А затем Ортис быстро провел меня по этажу, и вскоре мы стояли перед дверями номера с цифрами 197. Пока я ломал голову над тем, было ли это случайным совпадением цифр или хозяева замка намекали на соответствующие обстоятельства, так как данная цифра соответствовала количеству сбитых мною самолетов противника, а Ортис, попрощавшись, растворился в неизвестном направлении. Безнадежно махнув рукой на всю эту белиберду, я взялся за ручку двери и попытался ее открыть, но не тут-то было. Дверь была заперта, как и должно было быть во всех приличных гостиницах. Но я хорошо помнил, что, покидая комнату, не запирал ее и не брал с собой каких-либо ключей.
Минута проходила за минутой, но мои попытки вытрясти из двери душу ни к чему не приводили. Дверь отлично держалась, достойно выполняя свой служебный долг, и проявляемой стойкостью препятствовала проникновению посторонних людей в чужой номер.
— Милорд, где вы находитесь? Полковник Цигевартен готов побеседовать с вами через пять минут! — В браслете снова послышался приятный женский голосок, но сейчас мне не хотелось общаться с этой девушкой. Ну, скажите, какой представитель сильного пола может признаться представительнице слабого пола, что не в силах проделать ту или иную работу! Тем более когда речь идет об открытии двери гостиничного номера. — О боже, милорд, вы не можете пройти в свою комнату?! Браслет на вашем запястье является универсальным ключом ко всем помещениям замка, только прислоните его к замку номера — и дверь обязательно откроется. Милорд, почему вы не обратились ко мне, искусственному интеллекту этого замка, и я обязательно бы… — В интонациях женского голоса ИИ замка проявились нотки настоящей немецкой фрау. Развенчалась очередная иллюзия моего пребывания в этом мире, в этом замке. Искусственным интеллектом замка оказывается была не красивая и хрупкого телосложения девушка, а настоящая немецкая фрау соответствующего телосложения и характера.
Резкая и привычная трель телефонного звонка раздалась в тот момент, когда я уже преодолел сопротивление двери номера и находился в комнате. Оставалось сделать пару шагов и взять в руки трубку телефонного аппарата «Сименс», чтобы услышать знакомый голос командира Арнольда Цигевартена.
4
Радио сообщило, что русские начали наступление на Восточном фронте и освободили Киев, город, в котором Зигфриду Ругге неоднократно приходилось бывать. Во время последнего боя его сознание было сильно повреждено, но кое-что сохранилось, и память хранила этот эпизод его жизни. Перед глазами поплыли чистые и прибранные улицы и проспекты большого города. Кое-где виднелись разрушенные в результате попадания авиабомб здания, но руины были очищены и огорожены. На улицах встречались мужчины и женщины, одинаково одетые в ватные полушубки черной или синей окраски. Мне очень нравилось общаться с русскими, но я плохо знал их язык, а они еще хуже знали мой язык. Поэтому наше общение часто сводилось к вопросам и ответам на самые простые темы.
Однажды, это было в самый разгар зимы 1942 года, летчиков нашей эскадрильи направили в Киев для получения новых истребителей BF109E, но случилось так, что эшелон с истребителями задержался в пути и целую неделю нам пришлось ожидать прибытия этого эшелона. Целую неделю мы оказались предоставленными самим себе, чем хотели, тем и занимались. Одни офицеры беспробудно пьянствовали, другие читали, а третьи — шатались по улицам города, стараясь убить время.
Как истинный немецкий офицер, я достойно прошел все три эти состояния. Но должен признаться, что попусту пьянствовать, переводить деньги на алкоголь мне особо не нравилось. Но никогда не отказывался вечерком посидеть в хорошей компании, выпить две-три стопки хорошего немецкого шнапса и обсудить с товарищами и приятелями насущные проблемы. Но чтобы поглощать выпивку стаканами и пытаться выпить как можно больше русской водки, это было не для меня. Но и на старуху бывает проруха, так и со мной во время этой недельной командировки в Киев у меня появился русский приятель, который всегда пытался убедить меня в том, что он истинный украинец, но разговаривал со мной только на русском языке. Поэтому я считал его русским. Да и к тому же, он имел абсолютно русское имя Иван. Иногда я пытался называть его Айван, но он всегда поправлял меня и говорил, что его зовут Иван. Вначале он сильно обижался на это, но со временем привык и больше не обращал внимания на то, когда я иногда неверно произносил его русское имя.
Встретились мы совершенно случайно, когда на второй день пребывания в Киеве всей гурьбой побежали на рынок закупить себе продуктов и немного выпивки. Рынок оказался недалеко от нашей гостиницы, пятнадцать минут ходьбы быстрым шагом. Он раскинулся на большой площади, сплошь забитой лошадьми и санями. Крестьяне торговали прямо из саней, и из еды можно было купить все, что пожелаешь. Были бы деньги! А деньги у нас были, причем настоящие немецкие рейхсмарки, а не какие-то там оккупационные марки. Очень быстро мы набрали все необходимые продукты, оставалось только купить выпивку. Русская водка на рынке продавалась всех цветов и сортов — «Пшеничная», «Московская», «Кремлевская», «Старка», «Ржаная» и т. д. Но одному из наших летчиков захотелось приобрести водки под названием «самогон». Мы обошли все ряды саней, но самогона нигде не было. Русские мужики выслушивали нас, подсмеивались в усы и бороды, но всегда отрицательно трясли головами в ответ на нашу просьбу.
Вот с одним из таких мужиков у меня и завязались приятельские отношения. Самогона у него, разумеется, не оказалось, но различной водки было столько, хоть налей себе полную ванну и купайся в ней. Слово за слово мы разговорились, представились друг другу и договорились встретиться вечерком, чтобы вместе провести время. Так как я плохо знал город, Иван — именно так звали моего нового приятеля, — пришел к моей гостинице, и от нее мы отправились путешествовать по городу. Прошли весь Крещатик, спустились к Днепру, посидели на бережку и посмотрели на лед, почти полностью скрывший реку. А затем забрались в один небольшой ресторан, где просидели допоздна, поглощая галушки с вишней, вареники со сметаной. Так, каждый вечер Иван приходил за мной, вначале мы бродили по городу, посещая его исторические места, а затем занимались чревоугодием. Но последний день мы решили провести несколько иначе, Иван пообещал мне много сюрпризов на этот день.
Мы встретились у собора Святой Софии и сразу же направились в главный ресторан города для старших офицеров и высокопоставленных чиновников городской администрации. Несколько дней назад в этом ресторане я заказал два места — для себя и Ивана. Вначале администрация ресторана отказалась принимать мой заказ, она посчитала мой чин обер-лейтенанта не особо высоким офицерским чином. Но своевременное вмешательство моего друга и в то время командира эскадрильи капитана Арнольда Цигевартена разрешило эту проблему, и свой прощальный вечер в Киеве я провел вместе с Иваном в лучшем ресторане города, как и обещал своему русскому приятелю.
Еще в гардеробной ресторана я обратил внимание на то, что он переполнен молодцами в черных мундирах — офицерами городского гестапо. Но они не приставали к нам с вопросами и даже не обращали на нас внимания, поэтому я с Иваном даже не смотрел на этих крыс. С детства не любил людей в черной одежде, они своим видом очень напоминали мне представителей потустороннего мира, к которым я никогда не испытывал симпатии.
Наш столик находился в глубине зала, неподалеку от танцплощадки. Когда я с Иваном сел за свой столик, то танцплощадка была еще пуста, да и самой музыки не было, оркестр еще не занял своих мест. Первое время Иван смущался, но, когда я делал заказ, начал вносить свои небольшие коррективы в него. Зачем-то заказал два больших граненых стакана, отказался от заказанной мною бутылки «Кремлевской», вытащил откуда-то здоровый шмат сала и стал ножом резать его на аккуратные дольки. Только официант отошел от нашего стола, как Иван из-под стола достал большую бутылку с прозрачной жидкостью, набулькал ее в стаканы и предложил опустошить стаканы за нашу дружбу. Мы встали, громко чокнулись стаканами и опрокинули их в рот.
