1 "Дурного глаза".
2 "Учению",
Это начинают наконец понимать и ученики. Они чувствуют то смехотворное, что заключается в этих колдовских процессах, в этой "демонофобии" их руководительницы. Постепенно начинает пробуждаться у них затуманенный с давних пор "common sense". Восемь вернейших дотоле учеников тайно собираются вместе и решают выразить свое несочувствие всей этой проникнутой ненавистью бредне о "malicious animal magnetism", вклинившейся в их учение. Они утверждают согласованно, что примкнули к Science, потому что она явилась для них вестью о всеблагости и вездесущии божьем; и вот теперь Мери Бекер - по примеру всех религий - задним числом вселила в мир, вместе с богом, и дьявола. И этого смехотворного дьявола, malicious animal magnetism, воплощенного в таких жалких фигурах, как Споффорд и Кеннеди, они не согласны признать в богопроникновенном мире божием. И восемь ветеранов "Science" опубликовывают 21 октября следующее сообщение:
"Мы, нижеподписавшиеся, признавая и ценя, что наставница наша, Мери Бекер-Глоуер-Эдди помогла нам в усвоении истины, подвинуты божественным внушением к тому, чтобы с сожалением отметить ее отход от прямого и тесного пути (каковой единственно ведет к преуспеянию в добродетелях Христовых) ; этот отход выразился в частых вспышках гнева, в любви к деньгам и в склонности к лицемерию. Посему мы не можем долее подчиняться такому руководству. На этом основании мы, без малейшего чувства неприязни, мести или мелочного недовольства, а единственно из сознания долга по отношению к ней, к нашему делу и к себе самим, почтительнейше уведомляем о нашем выходе из сообщества учеников и из церкви христианской науки".
Это сообщение как громом поражает Мери Бекер-Эдди. Тотчас же она бросается к каждому из отступников и требует отказа от заявления. Но так как все восемь человек остаются непреклонными, то она хочет отстоять по крайней мере права своей гордости. Ловким образом она выворачивает дело наизнанку и находит (как выражается, виляя, ало-розовая биография) "мастерское решение", оспаривая у ушедших право самовольно покинуть общину, и, таким образом, как бы кричит через улицу восьми ученикам, уже захлопнувшим за собою двери, что она приказывает им покинуть дом. Но такой мелочный триумф ее правоты не может изменить решающего факта - игра Мери Бекер-Эдди проиграна в Линне. Община распадается среди непрестанных распрей, газеты отвели Christian Science постоянную рубрику увеселительного свойства, дело ее рушилось. В качестве единственной возможности остается наново создать его в другом месте и на более прочном, широком фундаменте. И вот непризнанная пророчица поворачивается спиною к неблагодарному Вифлеему и перекочевывает в Бостон, этот Иерусалим американской религиозной мысли.
Еще раз - который раз в жизни? - Мери Бекер-Эдди проиграла игру. Но именно это последнее поражение становится ее величайшей победою, так как только вынужденное переселение пробивает ей дорогу. Учение ее не могло широко распространиться, имея исходною точкою Линн. Слишком уж нелепо было в этом узком кругу несоответствие между ее манией величия и ничтожным сопротивлением. Воля такого масштаба, как Мери Бекер, требует простора для своего действия; при такой вере, как у нее, нужна, в качестве почвы для посева, не кучка людей, а целая нация; никакой спаситель, сознает она, не в состоянии творить чудеса, если соседи целыми днями глазеют в его мастерскую; никто не может остаться пророком в привычной и буднично-примелькавшейся обстановке. Тайна должна окутывать чудо; ореол может воссиять только в сумерках отдаления. Только в большом городе Мери Бекер может развернуться во всю свою величину.
Но еще решительнее требует у нее судьба последней жертвы. Еще раз, в последний раз старый жестокий рок пригибает к земле тяжелой своей дланью шестидесятилетнюю женщину. Едва только устраивается она в Бостоне, едва успевает заложить новый фундамент Christian Science на более прочном, стойком основании, как на нее обрушивается предательский удар. С давних времен Аза Джильберт Эдди, ее молодой супруг, страдал болями в груди; единственно эта слабость здоровья привела его когда-то к Споффорду и к Science; теперь сердечная болезнь быстро начинает развиваться. Напрасно Мери Бекер-Эдди с большим жаром, чем когда-либо, практикует на этом самом нужном для нее человеке свою "науку", напрасно она применяет к нему свой "духовный" метод, испытанный на множестве людей, для нее безразличных, усталое сердце и обызвествленные сосуды не поддаются никаким целебным молитвам. И на глазах у мнимой чародейки-целительницы он постепенно угасает. Та, кто принесла и возвестила здоровье тысячам и десяткам тысяч, сознает себя - трагический жребий - бессильной перед болезнью собственного мужа.
В этот исполненный драматизма миг Мери Бекер-Эдди совершает - самая, по-моему, человечная секунда в ее жизни - предательство по отношению к своей науке. Ибо в безвыходном своем положении она делает то, что деспотически воспрещает всем другим; она уж не пытается более спасать своего мужа "by mind" 1, но призывает к постели умирающего настоящего врача, д-ра Руфуса Нейеса, одного из "confectioners of decease" 2. Один-единственный раз склоняется эта неукротимая душа перед своим врагом, перед действительностью. Д-р Нейес устанавливает наличие сильно запущенной сердечной болезни, прописывает дигиталис и стрихнин. Но поздно. Вечный закон сильнее науки, сильнее веры. 3 июня 1882 года Аза Джильберт Эдди умирает в присутствии той самой женщины, которая перед лицом миллионов людей объявила болезнь и смерть невозможными.
В этот один-единственный раз, у смертного одра своего собственного мужа, Мери Бекер-Эдди отреклась от своей веры: она, вместо того чтобы довериться своей Christian Science, позвала врача. Один раз, лицом к лицу с сильнейшим из противников, со смертью, эта исполинская воля сложила оружие. Но лишь на секунду, не более. Как только оборвалось дыхание на устах у Аза Джильберта Эдди, вдова поднимает голову, более непреклонная, более упорствующая, чем когда-либо. Установленный вскрытием диагноз она именует ложным; нет, не от перерождения сердца скончался Аза Джильберт Эдди; он отравлен "metaphysical arsenic", "mental poison" 3, и она сама не могла его спасти при помощи "Science" только потому, что в то время ее собственные силы были надломлены месмерически-телепатическим воздействием Кеннеди и Споффорда. Чтобы ослабить впечатление, произведенное этой смертью на верующих, она пишет буквально следующее: "My husband's death was caused by malicious mesmerism... I know was poison thet killed him, but not material poison, but mesmeric poison... after a certain amount of mesmeric poison has been administered, it can not be averted. No power of mind can resist it" 4. Даже на могиле мужа воздвигает она знамя этой ужасающей бессмыслицы о магнетическом отравлении на расстоянии, смехотворно-величественная и величественно-нелепая, как всегда в решающие моменты своей жизни.
1 "Духом".
2 "Фабрикантов смерти".
3 "Метафизическим мышьяком, духовным ядом".
4 "Смерть моего мужа произошла от зловредного месмеризма. Я знаю, его убил яд, но не материальный, а месмерический... после того как известное количество месмерического яда было пущено, нельзя было этого предотвратить. Никакая сила духа не могла этому помешать".
Но это было последним ее потрясением. Первого мужа она схоронила, второй ее покинул, теперь и третий под землею. С этого часа, ни с кем не связанная чувством любви, ни к чему на свете не прилепившаяся, живет она для одного-единственного - для своего дела. Ничего не осталось у нее после шестидесяти лет горестей, кроме этой непоколебимой, непреклонной, фанатической и фантастической веры в свою веру. И вооружась этой своею несравненною мощью, она завоевывает теперь, в старческом возрасте, мир.
ХРИСТОС И ДОЛЛАР
Шестьдесят один год насчитывает Мери Бекер-Эдди, когда возвращается с могилы третьего мужа. Шестьдесят один год, прародительский возраст, когда другие женщины надевают черный чепчик и тихонько усаживаются в темный уголок; возраст, когда равнодушие и усталость впервые берут верх над человеком, ибо как долго можно еще действовать и во имя кого? Но у этой поразительной женщины другой счет мирового времени. В старческом возрасте еще более отважная, умная, проницательная и страстная чем когда-либо, приступает Мери Бекер-Эдди, в шестьдесят один год, к настоящему своему делу.
Сопротивление всегда было ее силою; единственно на противодействии строит она свою мощь. Отчаянию обязана она своим выздоровлением, болезни смыслом жизни, бедности - упорным стремлением ввысь, неверию других непреклонною верою в самое себя. То обстоятельство, что город, где она основала свою церковь, Линн, отвергнул ее, становится даже, в деле развития ее учения, решающим преимуществом. Ибо пределы этого городишки башмачников были слишком тесны для широких ее планов; тот гигантский рычаг, которым она хочет вывернуть мир из его основ, не мог быть слишком глубоко заложен в землю; там она была в стороне от великих факторов успеха. В Бостоне, при взгляде на современный деловой город, ей сразу же становится ясным, что ее "духовную" идею нужно подкрепить всеми материальными и механизированными средствами техники, пропаганды, рекламы, прессы и производственной деловитости, что под духовный аппарат надо подвести как бы стальные колеса, чтобы он, как огненная колесница Ильи, поднял ввысь, к небесам, сердца человеческие.
