— Тогда как чудесно с его стороны вспомнить обо мне. О, мне хотелось бы повидать его.
— Для молодой женщины, выказывающей замечательное презрение к мужчинам ее собственного возраста, этот глубокий интерес к джентльмену, приближающемуся к своему столетию, кажется очень странным.
— Дядя, пожалуйста, будьте серьезны! — взмолилась Фанни. — Меня интересует не мистер Крейк. Он помнит моего отца, и, возможно, мою мать. Мне бы очень хотелось поговорить с ним о них.
Дядя Эдгар сложил руки на животе и откинулся в кресле. Его глаза были непроницаемы.
— Итак, вы хотите совершить еще одно путешествие в Лондон?
— О, я действительно хочу, пожалуйста! Я знаю, что прошу об огромном одолжении, но если бы вы попробовали понять, как я чувствовала себя, ведь я совсем не помню своих родителей, а теперь появилась возможность узнать о них.
— А если вы узнаете нечто, чего вам вовсе не хотелось бы знать?
— Что вы имеете в виду? Ничего такого я не могла бы узнать о своих родителях. Что такого мне не следовало бы знать?
Дядя Эдгар мягко покашливал.
— Будьте немного поспокойнее, моя дорогая. Если я что-нибудь понимаю, мистер Крейк скажет вам, что вы копия своей матери, своенравная, беспокойная, настоящее наказание, а? Именно так он опишет вас. — Он похлопывал ее но руке в своей знакомой успокаивающей манере. — Не беспокойтесь так. Вы поедете в Лондон и увидите этого джентльмена. Мы оба поедем.
— Вы имеете в виду, что поедете со мной!
— Я наверняка поеду с вами. В таком состоянии, в каком вы находитесь в данный момент, вам нельзя путешествовать одной.
С довольным чувством он позволил Фанни благодарно обнять себя.
— Возможно, вы даже замолвите словечко за своего дядю, когда мы приедем в Лондон.
— Ну конечно, дядя Эдгар! Когда мы можем ехать? Завтра?
— Возможно, на следующей неделе.
— О, но, дядя…
Дядя Эдгар сделал внезапное нетерпеливое движение, как если бы его согласие было только лицемерием. У Фанни появилось холодное чувство, что он уже сожалеет о своем обещании.
— Неужели я должен отменить все свои дела, даже самые важные, ради сентиментального старика, который и так уже ждал почти двадцать один год, чтобы встретиться с вами? Ну же, дорогая моя, будьте благоразумны.
— Да, конечно. Как вам будет удобно. Я не подумала.
— Не затрудняйте себя размышлениями. — Он потянулся к карману за своей табакеркой. — Хорошеньким женщинам не следует думать. — Когда он открыл табакерку, табак просыпался. Как странно. Пухлые пальцы дяди Эдгара никогда не были неуклюжими. Но он уже снова мягко смеялся. — А мужчина никогда не должен позволять себе расстраиваться из-за хорошенькой женщины.
— Разве я вас расстроила, дядя Эдгар? — озадаченно спросила Фанни.
— Да, расстроили. Через десять дней начинается охотничий сезон. Мне придется пропустить первый сбор. Дьявол забери этого старого Крейка, ему следовало бы лечь в могилу десять лет назад.
Амелия обнаружила маленького китайского верблюда. Когда Фанни вошла в комнату, она держала его в руках. При появлении Фанни она виновато вскочила, а Фанни воскликнула:
— Амелия, как вы посмели! Рыться в моих вещах!
— Я всего-навсего хотела найти немного ниток в вашей рабочей шкатулке. Почему Адам отдал вам это? Вы у него просили?
— Просила! — Фанни в сильном негодовании выхватила у Амелии верблюда. — Нет, не просила. Он просто заметил, что верблюд понравился мне.
— И вот, как если бы вы были королевой, он вынужден был подарить его вам! — лицо Амелии пылало, голос звучал насмешливо. — Почему получается так, что вы должны получать все сейчас, даже еще одну поездку в Лондон, чтобы увидеть впавшего в детство глупого старика. Не знаю, что это на папу нашло. Но сейчас только и слышишь «Фанни должна сделать это», «у Фанни должно быть то», как если бы… я не знаю. Почему вы не вышли замуж за мистера Барлоу и не уехали?
— Амелия!
— Вам не следует думать, что вы нравитесь Адаму, только потому что он подарил вам этого безобразного старого верблюда. Сказать правду, он просто жалеет вас. Он сам сказал мне.
— А почему он жалеет меня? — тихо спросила Фанни.
— Бога ради, как мог бы он не жалеть вас? Все жалеют бедных родственников.
— Я думаю, вы просто злопамятны.
— Нет. Я говорю правду. Мама говорит, что именно мне следовало бы разрешить поехать в Лондон. Мне уже нора побывать в опере и театрах. Но на самом деле я не завидую вам в этом. Вы получите достаточно мало.
— Правда? — мечтательно спросила Фанни. Маленький верблюд в ее руках казался ей целым миром.
— Не смотрите так! — крикнула Амелия, топая ногой. — Вы выглядите глупой и потерявшей голову от любви. Адам не собирается жениться на вас. Он собирается жениться на мне.
— Он что — сказал вам об этом?
— Я не слепая! — сказала Амелия и неожиданно расплакалась и выбежала прочь из комнаты.
Джордж по-своему устроил еще худшую сцену. Он вбил себе в голову, что Фанни собирается встретиться с Хэмишем Барлоу в Лондоне. Бесполезно было разубеждать его в этом, говорить, что Хэмиш Барлоу давно уплыл на Восток.
— С кем же тогда вы собираетесь встречаться? Это должен быть мужчина. Вы не были бы так возбуждены перед встречей с женщиной.
— Да, это мужчина, но очень старый мужчина. Ему примерно лет девяносто. Это вас удовлетворит?
— Это удовлетворило бы меня, если бы я поверил, — в его мрачных глазах горел затаенный огонь. — Собираетесь ли вы вернуться?
— Конечно, я собираюсь вернуться! — с негодованием сказала Фанни. — Хотя иногда из-за вашего поведения мне хотелось бы остаться в другом месте.
— Если вы так поступите, я последую за вами. Я последую за вами и убью вас обоих.
Однажды Джордж сделает что-нибудь в этом роде — если до сих пор он еще не сделал. Мысли Фанни невольно обратились к Чинг Мей и загадке того трагического вечера. Тогда его придется изолировать, или в психиатрической лечебнице, или за мрачными серыми стенами Дартмурской тюрьмы. Как ужасно было бы проезжать мимо тюрьмы и знать, что там находится кузен Джордж. И все же каким это было бы облегчением. Ни родители, ни опьяненная любовью к нему бабушка не замечали его потенциальной опасности. Она и сама честно пыталась не замечать ее, но приближалось время, когда она не сможет больше выносить его преследования, и тогда должно будет что-то произойти.
Тетя Луиза тоже считала поездку в Лондон экстравагантным безрассудством.
— Почему Фанни не может написать мистеру Крейку? — спросила она у мужа.
— Потому что она хочет увидеть его и поговорить с ним. Это легко можно понять.
— Тогда почему бы вам не привезти старика сюда?
— Потому что он уже не в состоянии путешествовать. Я так понимаю, ему осталось жить совсем недолго. Нельзя отказать прихоти умирающего, дорогая.
Тетя Луиза нетерпеливо вскинула голову.
— Ох уж это ваше чувство долга! Вы когда-нибудь останавливаетесь, чтобы обратить внимание на неудобство, которое вы причиняете из-за него другим? Фанни уже испортила этих детей до такой степени, что слуги едва могут справиться с ними. Они станут проблемой, как только она уедет, и главная тяжесть падет на меня. Правда, Эдгар, мне, кажется, придется всю свою замужнюю жизнь работать по вашим обязательствам. Какая еще женщина стала бы этим заниматься… не меньше, чем три чужих ребенка… дом практически превратился в приют…
Дядя Эдгар наклонился, чтобы прижать свои губы к пухлой шее жены.
— Вы ангел, любовь моя. Ангелы иногда получают вознаграждение. — Он издал свой горловой смешок, и ее лицо внезапно приняло ожидающее выражение. — Ни слова больше сейчас. Но у вас не самый худший на свете муж, — его пальцы нашли ее грудь, — уверяю вас.
Снова Фанни укладывала в свой аккуратный ковровый саквояж необходимые для путешествия вещи. Однако на этот раз она могла оставить наиболее ценную часть своего имущества, поскольку она совершенно твердо собиралась вернуться. Она хотела бы иметь возможность рассказать Адаму о путешествии. Она воображала, что он мог бы порадоваться за нее. Но в последнее время он не заезжал к ним, а писать ему казалось бессмысленным, так как поездка должна была продлиться не более трех дней. Два дня на дорогу, и один на визит к мистеру Крейку. И все же написать записку мистеру Маршу было бы просто чудесно. Даже от удовольствия просто вывести его имя на бумаге ее губы изогнулись бы в улыбке. Итак, он должен жениться на Амелии, не так ли! Это мы еще посмотрим!
— Кузина Фанни, почему вы всегда улыбаетесь? Потому что покидаете нас?
Глаза Нолли были черными от ненависти. Фанни начала смеяться и мягко встряхнула девочку за плечи.
— Если ты будешь продолжать смотреть таким образом, я буду очень рада уехать от вас.
— Маркус говорит, что вы не вернетесь.
— Маркус ничего такого не говорит. А вы оба должны хорошо себя вести, пока меня не будет. Если Дора скажет мне, что вы плохо себя вели, в моем саквояже не окажется подарков.
