Форма входа
Читем онлайн Собор Парижской Богоматери (сборник) - Виктор Гюго
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Мессир Робер д’Эстувиль нахмурил брови и обратился к подсудимому с таким выразительным, грозным жестом, что Квазимодо, несмотря на свою глухоту и тупость, поневоле насторожился.
– Отвечай, негодяй, – строго проговорил прево, – за какое преступление ты попал в суд?
Бедняк подумал, что судья спрашивает, как его зовут, и, прервав свое обычное молчание, он ответил хриплым горловым голосом:
– Квазимодо.
Ответ так плохо гармонировал с вопросом, что в публике снова раздался оглушительный хохот. Мессир Робер, весь красный от гнева, вне себя вскрикнул:
– Как, мерзавец, ты, кажется, вздумал потешаться и надо мною?!
– Звонарь собора Богоматери, – снова невпопад ответил Квазимодо, думая, что судья спрашивает, кто он такой.
– А, звонарь! – продолжал прево, который, как мы уже говорили, в этот день встал левой ногой с постели, а потому и без таких ответов подсудимого готов был вспылить каждую минуту. – Звонарь! Хорошо! Я прикажу задать тебе на парижских перекрестках такого трезвона по спине, что ты вовек не забудешь!
– Если вы спрашиваете меня о моем возрасте, – продолжал Квазимодо, – то мне в Мартинов день, должно полагать, будет двадцать лет.
Это было уже слишком. Прево окончательно вышел из себя.
– Ах ты, мерзавец! – крикнул он не своим голосом. – Ты уж начинаешь издеваться над самим главным судьей?! Господа сержанты-жезлоносцы! Отведите этого нахала на Гревскую площадь, привяжите его там к позорному столбу и бейте плетью целый час… Он у меня поплатится за свои дерзости!.. И об этом приговоре объявить через глашатаев, в сопровождении четырех присяжных трубачей, по всем семи округам парижского виконтства!
Секретарь принялся писать письменный приговор.
– Черт возьми! Вот это суд так суд! – воскликнул из своего угла студент Жан Фролло де Мулен.
Прево обернулся и снова устремил на Квазимодо разъяренный взгляд.
– Кажется, этот негодяй сказал «черт возьми»? Секретарь, прибавьте к наложенному наказанию еще двенадцать парижских денье штрафа за произношение бранных слов, и пусть половина этого штрафа пойдет в пользу церкви Святого Евстафия, к которому я чувствую особенное уважение.
Через несколько минут приговор был готов. Содержание его было коротко и ясно. В то время обычаи парижского суда еще не были преобразованы президентом Тибо Бэллье и прокурором Роже Бармо. Судопроизводство тогда не загромождалось еще тем дремучим лесом формальностей и крючкотворства, который эти юристы насадили в нем в начале шестнадцатого столетия. Тогда все было просто, ясно и делалось очень быстро. Правосудие шло прямо к цели, без всяких изворотов и обходов, так что во время самого судопроизводства сразу можно было видеть, к чему будет присужден подсудимый: к виселице, позорному столбу или к четвертованию. По крайней мере, каждый знал, что его ожидает.
Секретарь подал приговор господину прево, который, скрепив его своею подписью и печатью, тотчас же вышел из зала, чтобы продолжать свой обход по другим отделениям суда. Расположение духа, в котором он удалился, было таково, что можно было ожидать значительного увеличения населения парижских тюрем в этот день.
Жан Фролло и Робен Пуспен посмеивались. Квазимодо озирался с равнодушным и недоумевающим видом.
В то время как мэтр Флориан пробегал глазами приговор и готовился в свою очередь подписать его, в секретаре суда шевельнулось чувство сострадания к осужденному, и он, в надежде добиться смягчения приговора, наклонился к самому уху аудитора и довольно громко сказал, указывая на Квазимодо:
– Он глух.
Секретарь предполагал, что эта общность физического недостатка расположит мэтра Флориана в пользу осужденного. Но аудитор, во-первых, как мы уже сказали, вовсе не желал, чтобы другие замечали его собственную глухоту, а во-вторых, он был так туг на ухо, что не расслышал ни одного звука из того, что ему сказал секретарь. Не желая, однако, показывать этого, он ответил:
– Вот как! Ну, я не знал этого… В таком случае прибавьте негодяю еще один час наказания у позорного столба.
И он подписал исправленный в таком виде приговор.
– Славно! Поделом ему! – обрадовался Робен Пуспен, затаивший обиду на Квазимодо. – Это научит его быть повежливее с людьми.
II. «Крысиная нора»
Теперь мы попросим читателя вернуться с нами на Гревскую площадь, которую мы оставили накануне, чтобы вместе с Гренгуаром последовать за Эсмеральдой.
Было десять часов утра. Вся площадь носила следы минувшего празднества. Мостовая была усеяна обрывками, лентами и тряпками, перьями от шляп, каплями воска от факелов, объедками вчерашнего народного пира. Тут и там еще бродили кучки зевак, шевеля ногами потухавшие угли вчерашних костров и любуясь фасадом Дома с колоннами, который накануне был так роскошно задрапирован, а теперь щеголял одними гвоздями, на которых держалась драпировка. Среди публики сновали продавцы сидра и пива со своими тележками. По всем направлениями площади шли деловые люди, спешившие к своим обязанностям. Торговцы переговаривались, стоя на порогах своих лавок. Толковали о вчерашнем празднике, о фламандских послах, о Коппеноле, о папе шутов. Каждый старался сообщить какой-нибудь курьез и первый смеялся своему рассказу. Вдруг на площади появились четыре конных сержанта и расположились у четырех углов позорного столба. Появление их привлекло со всех концов площади любопытных, тотчас же обступивших позорный столб и добровольно обрекших себя на продолжительную неподвижность и скуку в надежде насладиться зрелищем предстоящего истязания человека.
Если теперь читатель, полюбовавшись шумными, оживленными сценами, происходившими во всех концах площади, перенесет свой взор на старинный дом полуроманской, полуготической архитектуры, известный под названием Роландовой башни и занимающий западный угол площади, то он может заметить на одном из углов фасада этого дома большой требник с роскошно разрисованными страницами. Этот требник защищен от дождя небольшим навесом, а от воров – решеткой, не мешающей, однако, переворачивать листы. Рядом с требником находится небольшое узкое окно стрельчатой формы, перегороженное двумя скрещивающимися железными полосами. Окно выходит на площадь и служит единственным отверстием, пропускающим немного света и воздуха в тесную келью без дверей, проделанную на уровне мостовой в стене старого здания. Глубокая, мертвая тишина, постоянно царящая в этой келье, производит особенно сильное впечатление, потому что тут же, рядом с нею, кипит жизнь одной из самых людных и шумных площадей Парижа.
Эта келья еще около трехсот лет тому назад была прославлена Роландой, владелицей Роландовой башни. Оплакивая своего отца, погибшего в одном из крестовых походов, она приказала вырубить в стене своего дома келью и заперлась в ней навсегда. От всего своего роскошного жилища она оставила себе только эту тесную комнатку, вход в которую приказала замуровать, оставив только небольшое окно; это окно она держала открытым круглый год, летом и зимою. Все свое имущество она раздала нищим. Двадцать лет дожидалась смерти безутешная дочь крестоносца в этой каменной могиле, в которую она заточила себя заживо. Дни и ночи она проводила в молитве, спала на куче золы, не имея даже камня под головою, носила рубище и питалась только хлебом и водою, которые сострадательные прохожие ставили на наружный выступ ее окна. Раздав все, что имела, она сама стала существовать одним подаянием. Перед смертью, прежде чем перейти в вечную могилу, она свою временную могилу завещала тем вдовам или осиротевшим девушкам, которые захотят, в сильной скорби или раскаянии, так же, как она, похоронить себя заживо, чтобы замаливать свои или чужие грехи. На погребение умершей затворницы собралась вся голь и беднота того времени и с честью проводила ее на вечный покой, напутствуя своими слезами и благословениями. Но, к величайшему удивлению и сожалению бедняков, подвижница не была объявлена святой – у нее не было протекции при папском дворе. Те из ее почитателей, которые отличались некоторым вольнодумством, утешались мыслью, что в Царстве Небесном к добровольной затворнице отнесутся лучше, чем в Риме, и довольствовались тем, что усердно молились за нее. Большинство свято чтило ее память и благоговейно хранило остатки ее рубища. Город, со своей стороны, по желанию девицы Роланды прикрепил под фонарем рядом с ее кельей требник. Это было сделано с той целью, чтобы прохожие останавливались в этом месте и читали молитву, которая могла бы навести их на мысль о милостыне затворницам, поселившимся в келье Роланды, чтобы они не умерли с голода, всеми позабытые.
Такого рода могилы посреди городов не были особенной редкостью в Средние века. Очень часто на какой-нибудь людной улице или среди шумного рынка, кишащего народом, чуть не под ногами лошадей и колесами тележек продавцов, можно было заметить замурованную нору, нечто вроде подвала или колодца, с еле заметным оконцем, заделанным железною решеткою. В такой норе добровольно проводило свой век какое-нибудь человеческое существо, оплакивая большое горе или замаливая тяжкое преступление. В наше время подобное зрелище вызвало бы в каждом улыбку сожаления и множество размышлений, но тогда оно действовало на толпу иначе. Эта ужасная нора, служившая как бы промежуточным звеном между домом и гробом, между городом и кладбищем; этот живой покойник, отрешенный навсегда от всякого общения с живыми людьми; эта жизнь, догорающая во мраке, подобно лампе, в которую больше не подливается масла; этот голос, неустанно твердящий слова молитвы в четырех стенах каменного ящика; это тело, заточенное в склепе, и вечное томление духа в своем двойном заключении – все это тогда не замечалось толпой. В те времена благочестивые люди не рассуждали и не вдавались в подробности, когда речь шла о подвиге благочестия. Они брали факт целиком, высоко чтили подвиг самоотречения, преклонялись пред ним, признавали его святым делом, но не анализировали тех страданий, с которыми был сопряжен этот подвиг для того, кто его выполнял, и не особенно плакали над участью добровольного мученика. Время от времени они приносили ему корку хлеба, заглядывали в окошко, чтобы удостовериться, жив ли он еще, но часто не знали даже имени затворника и едва ли могли сказать, сколько лет тому назад он обрек себя на медленную смерть в своей норе. На расспросы посторонних о живом скелете, похороненном в подвале, соседи просто отвечали, что это затворник или затворница, и больше ничего.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Собор Парижской Богоматери (сборник) - Виктор Гюго бесплатно.
Похожие на Собор Парижской Богоматери (сборник) - Виктор Гюго книги
- Человек рождается дважды. Книга 1 - Виктор Вяткин - Проза
- Клуб самоубийц. Черная стрела (сборник) - Роберт Стивенсон - Проза
- Холм грез. Белые люди (сборник) - Артур Мейчен - Проза
- Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на востоке - Оливер Голдсмит - Проза
- Париж - Виктор Гюго - Проза
- Петкана - Лиляна Хабьянович-Джурович - Проза
- Господин Прохарчин - Федор Достоевский - Проза
- Внезапная прогулка - Франц Кафка - Проза
- Традиционное предисловие - Джозеф Конрад - Проза
- Вино мертвецов - Ромен Гари - Проза