— Мы готовы, — сказал инженер. — Когда будет угодно вашему высочеству?
— Мне угодно, — ответил принц.
Гуру Сингх сделал знак, махуты свистнули особым свистом, и три слона, выгибая дугой свои мощные ноги, дружно рванули. Машина начала отступать и отошла на несколько шагов.
У меня вырвался крик. Худ топнул ногой.
— Притормози колеса! — просто сказал инженер, повернувшись к механику.
Быстрый толчок, за которым последовал гулкий выхлоп, мгновенно привел в действие пневматический тормоз.
Стальной Гигант остановился и больше не двигался.
Махуты погоняли трех слонов, и те, напрягая мускулы, сделали еще один рывок.
Напрасно. Наш слон, казалось, врос в землю.
Принц Гуру Сингх кусал себе губы до крови.
Капитан Худ хлопал в ладоши.
— Вперед! — воскликнул Банкс.
— Да, вперед, — повторил капитан, — вперед!
Регулятор перевели на полную мощность, большие завитки пара вырвались из хобота, колеса, освобожденные от тормозов, стали медленно вращаться, вгрызаясь в землю, и вот уже три слона, несмотря на отчаянное сопротивление, пятятся задом, вырывая в земле глубокие колеи.
— Go ahead! Go ahead![126] — вопил капитан Худ.
И Стальной Гигант пошел вперед, а все три огромных животных завалились на бок, и целых 20 шагов наш слон тащил их за собой без всяких видимых усилий.
— Ура! Ура! Ура! — кричал капитан Худ, который уже не владел собой. — Можно присоединить к этим слонам весь караван-сарай его высочества! Для нашего Стального Гиганта это будет как черешенка!
Полковник Монро сделал знак рукой. Банкс перекрыл регулятор, и машина остановилась.
Не было более жалостного зрелища, чем то, которое являли собой три слона его высочества с безумно извивающимися хоботами и задранными вверх ногами; они неуклюже двигались, как гигантские скарабеи[127], опрокинутые на спину.
Что касается принца, скорее разгневанного, чем пристыженного, то он уехал, даже не дождавшись конца эксперимента.
Трех слонов распрягли. Они поднялись, по-видимому, сильно униженные своим поражением. Когда они проходили перед Стальным Гигантом, самый большой из них, несмотря на усилия своего погонщика, не смог отказать себе в желании, согнув колено, приветствовать его своим трубным возгласом, как он это проделывал перед принцем Гуру Сингхом.
Четверть часа спустя индиец «камдар», или секретарь его высочества, прибыл в наш лагерь и вручил полковнику мешок, где было десять тысяч рупий — ставка проигранного пари.
Полковник Монро взял мешок и с презрением швырнул его обратно.
— Для людей его высочества! — сказал он.
После чего спокойным шагом направился к Паровому дому.
Лучшего жеста, чтобы поставить на место спесивого принца, который провоцировал нас с таким пренебрежением, нельзя было придумать.
Тем временем Стального Гиганта запрягли, Банкс тотчас подал сигнал к отправлению, и наш поезд пошел с хорошей скоростью среди большого стечения восторженных индийцев.
Пока он проходил через толпу, они приветствовали его криками, и вскоре, за последним поворотом дороги, мы потеряли из виду караван-сарай принца Гуру Сингха.
На следующий день Паровой дом начал подъем на первые возвышенности, которые связывают плоскую равнину с подножием Гималаев. Это не представляло никаких трудностей для нашего Стального Гиганта: 80 лошадиных сил, заключенных в нем, позволили ему без труда одолеть трех слонов принца Гуру Сингха. Теперь он легко поднимался по взбирающимся вверх дорогам, так что не пришлось даже увеличивать давление пара в котле.
Поистине это был замечательный спектакль — наблюдать, как колосс извергает искры и с трубными звуками, более редкими, чем прежде, но более мощными, тащит два вагона, возвышающиеся над изгибами дороги. Полосатый обод колес бороздил землю, щебенка скрипела под нашим слоном, вдавливаясь в дорогу. Надо честно признаться, что наше увесистое животное оставляло после себя глубокие рытвины и разрушало дорогу, уже размытую дождями, которые лились здесь сплошным потоком.
Как бы то ни было, Паровой дом мало-помалу поднимался вверх, панорама позади нас расширялась, долина опускалась, и к югу горизонт разворачивался и отодвигался, насколько хватало глаз.
Этот эффект стал еще ощутимее, когда в течение нескольких часов дорога шла под деревьями густого леса. Кое-где открылись обширные опушки, как необъятные окна на вершине горы. Поезд останавливался на минуту, если влажный туман окутывал пейзаж, — на полдня, если пейзаж более четко вырисовывался перед глазами. И мы все четверо, облокотясь о перила задней веранды, долго любовались великолепной панорамой, развернувшейся перед нами.
Этот подъем, изредка прерываемый более или менее продолжительными стоянками, а также остановками на ночлег, продолжался не менее семи дней, с 19 по 25 июня.
— Немного терпения, — говорил капитан Худ, — и наш поезд поднимется к самым вершинам Гималаев!
— Зачем такие амбиции, капитан? — спросил инженер.
— Он это сделает, Банкс!
— Да, Худ, он это сделает, если наезженная дорога вскоре не кончится и при условии, что он понесет на себе топливо, которого нет в ледниках, и воздух, которым можно дышать, иначе он задохнется на высоте в две тысячи туазов. Но нам нечего делать в необитаемой зоне Гималаев. Когда Стальной Гигант достигнет средней высоты или зоны комфорта, он остановится в каком-нибудь приятном месте, например, на опушке альпийского леса, с атмосферой, освежаемой верхними потоками воздуха. Наш друг Монро перенес свое бунгало из Калькутты в горы Непала, вот и все, и мы будем здесь жить, сколько он пожелает.
Двадцать пятого июня мы нашли такое удачное место, где должны были расположиться лагерем на несколько месяцев. В течение двух дней дорога становилась все хуже и хуже — либо она была недостроена, либо ее основательно разрушили дожди. У Стального Гиганта, как говорится, «дело пошло туго». Он преодолел и эту трудность, проглотив немного больше топлива, чем обычно. Нескольких поленьев оказалось достаточно, чтобы увеличить давление пара. Но его не хватало для полной нагрузки клапанов, для чего требовалось давление в семь атмосфер, — этот потолок практически никогда не достигался.
Уже два дня, как наш поезд продвигался по почти пустынной территории. Поселки или деревни больше не встречались. Изредка попадались какие-то отдельные жилища, иногда ферма, затерянная в большом сосновом лесу, покрывавшем южные вершины отрогов горного хребта. Три или четыре раза редкие горцы приветствовали нас восторженными возгласами. Видя, как чудесная машина поднимается в гору, разве не должны были они поверить, что Брахме пришла в голову фантазия перенести целую пагоду на какую-нибудь недоступную вершину на непальской границе?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
