В первый раз, уверял Квэк, он услыхал о ней, когда по деревне разнесся слух о том, что свинья околела и что поэтому кто-нибудь должен умереть. Это так уж полагается, пояснил он недоумевающему баталеру. Такой обычай. Когда околевает свинья, хозяева должны выйти из дому и кого-нибудь, все равно кого именно, убить. Конечно, было бы справедливее убить того, кто своим колдовством наслал болезнь на свинью. Но если этого человека не нашли, то в крайнем случае может подойти любой. Таким образом, на долю Квэка выпало служить жертвой искупления.
Дэг Доутри выпил седьмую кварту, с увлечением вслушиваясь в зловещий романтизм этого происшествия из жизни дремучих чащ, где убивают своих и чужих из-за околевшей свиньи.
Разведчики, бродившие по лесным тропам, продолжал Квэк, принесли весть о приближении осиротевших владельцев свиньи, и все население деревни кинулось в лес и вскарабкалось на деревья — все, кроме Квэка, который не мог влезть на дерево.
— Честное слово, — заключил Квэк. — Мой не делал их свинья больной.
— Честное слово, — сказал Дэг Доутри. — Ты слишком разболтался об этой свинье. Ты похож на черта, и у меня все начинает болеть, как только я на тебя погляжу. Ты меня совсем расстроил.
У баталера вошло в привычку, допивая шестую бутылку, заставлять Квэка рассказывать свою историю. Это возвращало его к дням детства, когда он упивался сказками о жизни каннибалов в далеких странах и мечтал о том, чтобы когда-нибудь своими глазами эти страны увидеть. И вот, наконец, он здесь, — посмеивался он про себя, он здесь и является владельцем настоящего каннибала.
И действительно, Квэк принадлежал ему, как принадлежат купленные на аукционе рабы. Переходя с одного парохода на другой, баталер ставил обществу «Бэрнс, Филп и Ко» условием переход Квэка в должности своего помощника с месячным окладом в десять шиллингов. Квэк в этом деле права голоса не имел. Если бы ему и захотелось бежать в одном из австралийских портов, Доутри незачем было его сторожить. Об этом заботилась Австралия сама со своей «белой полицией». Ни один темнокожий человек, будь то малаец, японец или уроженец Полинезии, не может высадиться на австралийский берег, не внеся залога в сто фунтов. Но и другие острова — стоянки «Макамбо» — не возбуждали у Квэка желания бежать. Единственное знакомое ему место — остров Короля Вильгельма — служило для него мерилом всех остальных мест. И так как на этом острове жили людоеды, он считал, что и жители других островов предпочитают этот род пищи.
Что касается острова Короля Вильгельма, то «Макамбо», идущий по маршруту «Кокспэра», заходил туда через каждые десять недель, но самой страшной угрозой для Квэка была угроза ссадить его на берег, на то самое место, где проворные молодцы все еще оплакивали свою свинью. Действительно, во время стоянок «Макамбо» они регулярно являлись в своей лодчонке и вертелись вокруг парохода, посылая свирепые гримасы Квэку, платившему им с палубы той же монетой. Доутри даже поощрял этот обмен любезностями, отнимавший у Квэка надежду когда-либо увидеть свое родное селение.
Поэтому Квэк не имел большого желания покинуть своего господина, который, в конце концов, был добр и справедлив и никогда не поднимал на него руку. Квэк никогда не сходил на берег и, переболев раз морской болезнью, больше ею не страдал и считал, что живет в земном раю. Ему не приходилось сожалеть о своем неумении лазать по деревьям, потому что никакая опасность ему больше не угрожала. Он регулярно получал еду и все, что ему полагалось; и какая это была еда! Ни один человек на его родине не мечтал о таких деликатесах, которые ему приходилось получать ежедневно. Это сознание помогало ему справляться с легкими припадками тоски по родине и быть самым счастливым человеком, который когда-либо плавал по морям.
Этот Квэк и втащил Майкла через иллюминатор в каюту Дэга Доутри и ожидал теперь прихода хозяина через дверь. Быстро оглядев каюту, обнюхав койку и все под койкой, Майкл увидел, что Джерри здесь нет, и обратил свое внимание на Квэка.
Квэк старался быть любезным. Он издал какое-то кудахтанье, выражавшее, по его мнению, дружеский привет, но Майкл зарычал на чернокожего, который посмел прикоснуться к нему своими руками — осквернить его, согласно внушенным ему понятиям. Мало того, чернокожий смеет заигрывать с ним, привыкшим общаться только с белыми богами.
На этот решительный отказ Квэк ответил глупым хихиканьем и двинулся к двери, чтобы быть наготове открыть ее при звуке шагов своего господина. Но едва он приподнял ногу, как Майкл кинулся на него. Квэк немедленно поставил ногу на место, и Майкл успокоился, но не сводил с него глаз. Что он знал об этом странном негре, кроме того, что он негр и что в отсутствие белого хозяина за черными должен быть надзор? Квэк попытался медленно скользнуть ногой к двери, но Майклу этот трюк был знаком, и он, ощетинившись, заворчал.
На этом Доутри и застал их при входе и, любуясь Майклом при ярком свете электричества, сразу оценил положение.
— Квэк, сделай шаг вперед, — приказал он, чтобы проверить себя.
Опасливый взгляд, брошенный Квэком на Майкла, был достаточно убедителен, но баталер настаивал на своем. Квэк тихонько повиновался, но едва он двинул ногой, как Майкл бросился к нему. Нога застыла в воздухе, и Майкл угрожающе прошелся вокруг него.
— Да ты прирос к полу, что ли? — усмехнулся Доутри. — Честное слово, этот пес натаскан на чернокожих, вот славный охотник за неграми. Эй, Квэк, достань мне две бутылки пива со льда, — приказал он с самым решительным видом.
Квэк умоляюще посмотрел на него, но не двинулся с места. Он не двинулся и при более резком приказании хозяина.
— Черт возьми! — вскипел баталер. — Если твой сейчас же не принесет пива, я закачу твои восемь вахт подряд. Если твой сейчас же не послушается, я отправлю твой гулять остров Короля Вильгельма.
— Мой не может, — робко пробормотал Квэк. — Глаза собака так много глядит. Мой не любит, когда собака кусает.
— Твой боится собака? — спросил Доутри.
— Честное слово, мой очень боится собака.
Дэг Доутри был в восторге. И так как после прогулки им овладела сильная жажда, то он положил конец этой игре.
— Эй, песик, — обратился он к Майклу. — Этот парень хороший. Понял? Очень хороший.
Майкл помахал хвостом и опустил уши, что у него означало старание понять. Когда Доутри похлопал Квэка по плечу, Майкл тоже подошел к нему и обнюхал ноги, пригвожденные от страха к полу.
— Ступай, — велел Доутри. — Не торопись, — предупредил он, хотя в этом уже не было никакой необходимости.
Майкл ощетинился, но дал Квэку сделать первый робкий шаг. На втором он, чтобы проверить себя, посмотрел на баталера.
— Все в порядке, — успокоил его тот. — Парень принадлежит мне. Он хороший, право, хороший.
Глаза Майкла улыбнулись, и он небрежно отошел осмотреть стоящий на полу открытый ящик, в котором лежали черепаховые пластинки, напильники и наждачная бумага.
— А теперь, — торжественно пробормотал баталер, когда с бутылкой в руке откинулся на своем кресле, в то время как Квэк на коленях расшнуровывал его башмаки, — теперь все дело в том, чтобы найти для тебя, песик, имя, соответствующее твоему воспитанию и делающее честь моей изобретательности.
Глава IV
Ирландские терьеры по достижении зрелого возраста отличаются не только храбростью, преданностью и привязчивостью, но необычайным хладнокровием, сдержанностью и самообладанием. Их не легко вывести из равновесия; они узнают голос своего хозяина и слушаются его в самый разгар драки и никогда не впадают в истерическое состояние, свойственное, скажем, фокстерьерам.
Майкл, лишенный всякой истеричности, по своему характеру и темпераменту был гораздо вспыльчивее Джерри, а их родители, по сравнению с последним, были просто-напросто смиренными старыми псами. Взрослый Майкл оказался гораздо игривее взрослого Джерри. Его кипучей энергии было достаточно любого повода для игры, и он так разыгрывался, что мог надоесть любому щенку. Короче говоря, Майкл был душа-парень.
Слово «душа» сказано здесь вполне сознательно. Если человеческая душа состоит из чуткости, восприимчивости, чувства своей личности и общей сознательности, то этими неуловимыми свойствами Майкл обладал вполне. Его душе были присущи те же чувства, что и душе человека, может быть, чуть в меньшей степени. Ему были знакомы и любовь, и тоска, и радость, и гнев, и гордость, чувство собственного достоинства и юмор. Основными качествами человеческой души являются память, воля и сознание, — и Майкл обладал памятью, волей и сознанием.
Как и человек, Майкл с помощью своих пяти чувств познавал внешний мир. Как и в человеческой душе, результатом этого познания являлись ощущения. Как и в человеческой душе, эти ощущения порождали эмоции. Далее, он, как и человек, мог понимать и понимал многое, что в его мозгу складывалось как определенное понятие, — о, конечно, эти понятия не походили на глубокие и отвлеченные понятия людей, но все же это были своеобразные понятия.
