«…СМЫСЛЕНЫЙ РЕЧЕ: НИ ХЫТРУ, НИ ГОРАЗДУ, НИ ПТИЦЮ ГОРАЗДУ, СУДА БОЖIА НЕ МИНУТИ»
Ещё вещий Боян в своей первой припевке мудро сказывал: «Как ни хитри, как ни ловчи, да хоть ты в птицу ловко обернись, суда божьего не избежать». Эту Бояновскую притчу Автор предназначает как для Всеслава, так и для его «внуков», тех князей, которые замышляют новую свару и междоусобицу. Автор «Слова» проводит следующую мысль: Всеслав – князь, язычник и чародей, который незаконно стал всемогущим властителем Великого Киевского княжества и при захвате власти пролил реки невинной крови, а при своём царствовании натворил много зла, но при этом открытого людского суда на земле избежал. Умер, вероятно, своей смертью от старости, и никто из ближнего окружения не посмел его открыто упрекать в тех кровавых злодеяниях, которые он сотворил. Зато там, на небесах, – предупреждает Автор, – с ним состоится совсем другой, суровый разговор, и праведного божьего суда ему, злодею и языческому ворожею, не избежать. Пусть он, заметая свои кровавые следы, хоть в «невинную» птицу ловко обернётся, используя при этом сильнодействующие колдовские чары и думая таким образом уйти от ответственности за безвинно загубленные людские души. Но всевидящее Божье око узнает его в любой твари, в какую бы он ни превратился, стараясь при этом уйти от возмездия, и воздаст с лихвой по «заслугам» его. Такая же неотвратимая божья кара ждёт всех его идейных и духовных последователей. Этой мудрой бояновской поговоркой заканчивается кровавое жизнеописание языческого князя Всеслава Полоцкого.
«О! СТОНАТИ РУСКОЙ ЗЕМЛИ, ПОМЯНУВШЕ ПРЪВУЮ ГОДИНУ, И ПЕРВЫХЪ КНЯЗЕЙ»
В этом месте Автор проводит своеобразное противопоставление между разными царствованиями и разными мировоззрениями (христианством и язычеством). Заканчивая лаконичной притчей рассказ о Всеславе, он уже в следующей строке поминает славные времена правления первых христианских князей. Почему тогда година первая? При ответе на этот вопрос надо учитывать особенности летосчисления того времени. Тогда существовали погодные записи событий не от мифической даты сотворения мира, а от того или иного эпохального политического события. В данном случае речь идёт о временах правления Владимира I «Святого», при котором крестилась Киевская Русь.
Крещение Руси было переломной вехой в истории нашего государства, и эта дата недавно перешагнула тысячелетие. Для людей того времени год крещения стал отправной точкой отсчёта новой эпохи. В летописи рассказывается, что Владимир, «любя дружину, и с ними думал о строе землянем, и о ратях, и о уставе землянем». Летописи свидетельствуют, что ни одно решение по более или менее важному вопросу князь не предпринимал без совета с дружиной[117]. В связи с нашествием половцев и княжеской междоусобицей простые люди с ностальгией вспоминали своё славное прошлое, первых христианских князей, при мудром правлении которых их предыдущее поколение не знало таких бед и несчастий. Они вспоминали Ярослава I Владимировича, Святослава Ярославича, Изяслава I (Дмитрия) Ярославича (1054–1078), Всеволода I Ярославича и, наконец, Владимира Мономаха. Автор, поминая их, как бы подчеркивает: «Вот на кого надо равняться! Вот с кого надо брать пример».
«ТОГО СТАРАГО ВЛАДИМИРА НЕЛЬЗЕ БЕ ПРИГВОЗДИТИ КЪ ГОРАМЪ КIЕВСКИМЪ: …»
Эта строчка является логическим продолжением предыдущей фразы. Того старого, умудренного жизненным и политическим опытом, всеми признанного князя Владимира I «Святого» нельзя же заставить навсегда, из века в век добросовестно исполнять обязанности первого лица в государстве: «нельзя же его навечно приковать к княжескому столу (к горам киевским)». Чтобы только он и никто другой выполнял эту трудную и непосильную работу. Этой фразой Автор старается донести до нас следующую мысль: чтобы славное правление в государстве никогда не кончалось, надо всего-навсего не нарушать «средневековую конституцию», тот закон о престолонаследовании («Лествичное право»), который завещали им их прадеды. В результате чего к власти в стране приходили бы только сильные по духу, справедливые, мудрые и прозорливые правители, при которых только бы крепла, хорошела и процветала земля Русская. Именно законная преемственность во власти является гарантией несокрушимости государства, как от внешних, так и от внутренних врагов в веках. Эта мысль красной нитью проходит через всю песню.
«…СЕГО БО НЫНЕ СТАША СТЯЗИ РЮРИКОВЫ, А ДРУЗИИ ДАВИДОВЫ; НЪ РОЗИ НОСЯ ИМЪ ХОБОТЫ ПАШУТЪ, КОПИЯ ПОЮТЪ».
Несмотря на все увещевания и предупреждения Святослава, другие кандидаты на Киевский престол развязали-таки новую междоусобную войну за свои династические интересы, т. к. Игорь всё ещё находился в половецком плену, и царская вакансия была в принципе свободна. В слове «пашут», вероятно, в результате описки на одном из этапов копирования подлинника, вместо буквы «М» была написана буква «П». В свете этого предположения, фразу надо понимать следующим образом: «но сегодня поднялись знамёна Рюрика, а друзья Давыдовы не розы (благородные цветы) носят им, хоботы[118] (вымпелами) машут (пашут), копия поют». Значит, ещё вчера Рюрик с Давидом были верными союзниками и преданными друзьями, а сегодня, как это часто бывает в политике, они уже стали непримиримыми врагами. Внутриполитическая обстановка в стране изменилась. А как мы знаем, друзей и родственников в большой политике не бывает, особенно когда ставки возросли, и на кону в качестве главного приза стоит Киевский Великокняжеский престол. Эти князья – «внуце Всеславли» – сразу же стали руководствоваться голым прагматизмом и сиюминутной выгодой. Потому-то бывшие друзья и союзники по общей княжеской коалиции Рюрик и Давид не благородные цветы (розы) и дорогие подарки друг другу преподносят, не витиеватыми комплиментами и дружественными посольствами между собой обмениваются. Они боевыми вымпелами друг другу машут (пашут), копия и стрелы друг в друга пускают. Поэтому слово друзии, т. е. «друзья» (множ. число) в этом месте перевода следует поставить в кавычки. Несмотря на все увещевания и предупреждения Святослава соблюдать «Лествичное право» и не начинать междоусобицу, а все имеющиеся силы направить на борьбу с вражеской коалицией (половцами и Литвой), княжеская распря в стране постепенно начинает набирать обороты, вовлекая в гражданскую бойню всё большее количество участников (мнимых претендентов на верховную власть). На фоне этого половцы получают значительное преимущество в военно-стратегическом плане, т. к. внутренний раздор «съедает» наши силы, способствуя внешней агрессии.
Плач Ярославны
«НА ДУНАИ ЯРОСЛАВНЫНЪ ГЛАСЪ СЛЫШИТЪ: ЗЕГЗИЦЕЮ[119] НЕЗНАЕМЬ, РАНО КЫЧЕТЬ: ПОЛЕЧЮ, РЕЧЕ, ЗЕГЗИЦЕЮ ПО ДУНАЕВИ; ОМОЧЮ БЕБРЯНЪ[120] РУКАВЪ ВЪ КАЯЛЕ РЕЦЕ, …»
Плач Ярославны начинается с того, что она уже на Дунае[121]. Это главная река в Западной Европе. Она реальная, и в этом значении существует в «Слове». Почему я на этом заостряю внимание? Потому что традиционные переводчики трактуют «Дунай» как метафору, в их понимании это река вообще, любая река. Они говорят: «Ведь у нас много рек с похожим названием (Дунаец и т. д.) с корнем Дун, Дан. Значит, зегзица – кукушка летит на юго-восток в междуречье Днепра и Дона. Ведь там же была битва. Это общепризнано. Какие могут быть сомнения?» Значит Дунай, как и Каяла, для них красивая аллегория. А Каяла для некоторых из них является рекой покаяния. Непонятно только, перед кем и в чём надо каяться?
Первый абзац является ключевым для понимания плача. В нем собраны все самые спорные и тёмные слова. Уже в самом начале плача Ярославна показана в образе птицы. Утром на рассвете она с помощью белой магии превратилась в маленькую, незаметную птичку, чтобы никто из простых смертных даже не мог подумать, что это Ярославна – жена Великого князя Игоря. И летит она вверх по течению большой реки, на запад, ко второму её устью. Именно на Дунае слышится её заунывное пение. Она кычет. Это звукоподражательный крик встревоженной птицы – Зегзицы. Крик, напоминающий женский плач с причитаниями и всхлипываниями. Пташкой маленькой, никем не узнанной (незнаемь), поёт она печальную песнь свою. Поёт о том, как прилетит она на Каялу-речку, как найдет на поле страшной битвы раненого своего мужа, как оботрёт шелковым рукавом кровавые раны на жестоцемъ его теле (т. е. на теле жестоко избитом, израненном, облегчив тем самым его страдания). В говорах современной Брянщины эпитет «жестокий» употребляется в значении «разгоряченный», «вспыльчивый» и др., что открывает возможности понимать контекст этого слова как «на воспалённом теле»[122].
Побывав на месте недавно отгремевшего сражения в виде маленькой (незаметной) пташки и не найдя мужа среди убитых и раненых, Ярославна поняла, что он пленён и она, находясь там, ничем не сможет ему помочь. Тогда она вернулась в Путивль и уже в естественном своем обличии говорит с всемогущими силами природы, поочередно спрашивая у бога Ветра и бога Солнца, почему они помогают этим нечестивым половцам. Просит их усмирить свой пыл и ярость, а у духа реки Днепра, которого она славит, просит помощи, чтобы он вынес из плена на своих могучих волнах ладью её любимого мужа. Таким образом, ясно видно, что, летя вверх по Дунаю, ко второму его устью, находящемуся у полуострова Истр, «Ярославна – птичка» непременно окажется на северо-западе Адриатики, а не в приазовских степях юга России.
