– На каком же языке ты слышал этот голос? – заинтересовался напарник.
– На арабском. Это голос программы переводчика с арабского на русский и обратно. Вообще-то голос можно менять, разумеется, но это стандартная настройка.
– Хорошо, что Дворжек не стал тебя убивать, а придержал на Базе, – искренне произнес Дан. – У тебя опыт совершенно иной, чем у нас. Совсем иначе башка работает. Вне наших шаблонов.
– А ты бы всю команду выстроил вдоль борта под прицелами?
– Несомненно, – кивнул он. – У меня и мысли не было о подвохе. Но теперь меня гложет другая мысль. Случайность ли то, что они напали на нас.
– Компас Соломона? – догадался я.
– Может быть. Хотя это могло быть случайным нападением. В приграничных районах, сам знаешь, такие прорывы бывают.
– Бывают, – задумчиво ответил я. – Меня вот другое цепляет.
– Что?
– Они шли со стороны Ейска. Хотя для прорыва сам город – место из рук вон плохое. И гравилеты они там не захватывали. Скорее на них и прорвались.
– Это вряд ли… – засомневался Дан. – Пешим порядком проще. А захват, если его правильно провести, вызовет тревогу не сразу.
– Может, в твоих словах и есть логика, – поспешил я его разочаровать, но я осмотрел пилотскую кабину. Там все переписано по-арабски, а модуль с программой-переводчиком установлен стационарно. За час такие изменения в конструкцию не внести.
– Годится, – кивнул напарник. – Тебе бы в полиции работать с такими навыками дедукции и наблюдательности.
– Нам эти навыки давали для другого.
– Для чего? – Дан покосился на меня.
– Чтобы действовать, в случае надобности, против полиции.
– Да уж… Флот. Воины ветра. Орлы.
Мы помолчали. Игорь с Антоном свернули паруса и положили яхту в дрейф. Никто из нас не знал, какой курс держать дальше. Но всем казалось – на Ейск не надо. Мне тоже.
– И все же не верю я, что можно было прорваться через границу на гравилетах, – сказал Дан после паузы. Нет, прорваться можно. Теоретически. Но только без шума, ты же понимаешь, Егор.
Я понимал. И прав он был на все сто. Потому что с боем, действительно, не прорваться через заслон, охраняемый винд-крейсерами, эсминцами и парой линкоров. Ни с моря не прорваться, ни со стороны гор. Было бы это возможно, не пришлось бы нам самим разрабатывать туристическую легенду, а потом пытаться ночью проползти под прикрытием институтских штучек. Пешком, конечно же, можно пробиться. Но протащить с собой гравилеты – немыслимо. А захватить их тут без шума, тревоги и погони – тоже задача невыполнимая. И это противоречие накрепко засело у меня в голове, не давая покоя. Что-то в нем было важное, в этом противоречии, нечто такое, от чего мог зависеть исход всей операции. И тут до меня дошло.
– Не было никакого прорыва, – твердо заявил я.
– Что значит не было? – удивился Дан.
– А вот так. Это не горцы. Это местные. Партизаны. Прорвались черт-те когда, засели и прятались. И гравилеты захватывали по одному в течение какого-то времени.
– Что же, звучит вполне правдоподобно, – кивнул он. – И многое объясняет. Правда, твоя гипотеза, при всем изяществе, не дает ответа на главный вопрос – как нам теперь поступить. А решать надо быстро. Если нас засекли радарами из Ейска, то вскоре…
– Скорее всего, уже, – вздохнул я. – Игорь, что на радарах?
– Пока ничего, – крикнул тот с мостика.
Это было странным. Бой наш просто обязаны были заметить и выслать патрульную группу. Но то ли у них там бардак в частях, то ли, действительно, не заметили. А может, потому и не заметили, что бардак. Пограничники все же – не флотские. И корабли, охраняющие кордон, не у них в подчинении. У пограничников бардак может быть, за сухопутными не заржавеет.
– Ладно, – решил я. – Будем применять поле невидимости.
– Думаешь? – неуверенно спросил Дан.
– Да. Идти дальше открытым порядком значит – рисковать попасть на радары. За этим последуют неприятные для нас объяснения. Уж очень недвусмысленно повреждена яхта. Уверен, что с возможностями Института это не будет полным концом операции, но осложнится все непомерно.
Дан не стал спорить.
– Ну а дальше что? – спросил он. – Генераторов хватит на несколько часов. Мы в лучшем случае успеем дотянуть до границы.
– Попрем напрямик. А там разберемся. При таком ветре двигаться будем быстро, а поле невидимости включать пунктиром. Это позволит не спалить всю энергию генераторов до границы.
– Пунктиром? – Дан сразу схватил мою мысль, но весь вид его говорил, что восторга она не вызвала.
– Да. Включать невидимость будем только при опасности визуального контакта с противником. Точнее, в сложившейся ситуации со своими.
– А ракетчики? – вспомнил он бывших коллег.
– Ракетно-лазерные средства противовоздушной обороны расположены вблизи населенных пунктов. Не степь же оборонять.
– Это верно. Но дальность у них!
– А время подлета? – парировал я.
– Ну ты и псих! – довольно заключил Дан. – Любо-дорого поглядеть. Ставить паруса?
– Ставь! – с улыбкой ответил я.
И мы поперли. Ветер ослабевать не спешил, мы поставили все основные паруса и все дополнительные, способные работать на курсе галфинд. На самом деле это только кажется, что самый быстрый ветер – попутный. При попутном ветре паруса экранируют друг друга и не работают в полную силу. На галфинд же, то есть при ходе перпендикулярно ветру, со всей эффективностью используется полная парусная площадь, а потому скорость набирается максимальная. «Борей» быстро набрал двадцать пять узлов и шел таким курсом, что мы должны были пройти километров на тридцать южнее Ейска, над морем. В этом имелись дополнительные преимущества, но кардинальным образом это ничего не решало. Нам надо было просто спешить к границе. Такая вот задача. Без затей.
Через полчаса объявились, наконец, пограничники. Судя по показаниям радара, это было ракетоносное звено степных охотников – кораблей-экранопланов, мало уступающих винд-шипам по возможности нести боевую нагрузку. Кроме антигравитационных приводов, их держала над землей подъемная сила огромных крыловидных корпусов, а орудийные батареи и ракетные комплексы, установленные на них, были специально приспособлены для поражения целей снизу вверх. Высоко они подниматься не могли, их эффективность во многом зависела от того, что между ними и грунтом возникала тонкая, но упругая, экранированная крылом прослойка воздуха. Кроме всего прочего, они были очень тяжело бронированы – лазером не прошибешь.
– Включать невидимость? – крикнул с мостика Антон.
– Не спешить! – ответил я. – Пока не покажутся в зоне видимости, поле не включать!
Мне не хотелось зря палить энергию генераторов невидимости. От того, что пограничники нас засекли, нам ничего еще ровным счетом не угрожало. По неопознанной цели, идущей над российской территорией курсом из тыла, они стрелять не будут. По крайней мере, не сразу. Им придется разобраться, с кем они имеют дело. А потому капитаны экранопланов и командир звена думают сейчас взять нас под прицел, проверить ходовые документы и все такое. Не более. А потому пусть пока рвутся вперед.
Я перебрался на мостик, Дан устроился рядом. Все мы, кроме Антона, стоявшего за штурвалом, неотрывно наблюдали за приближением семи ярких точек на мониторе.
– Хорошо идут, – с уважением произнес Игорь.
Никто не ответил.
– Генераторы проверяли? – на всякий случай спросил я.
Институтские – тоже сухопутные. Так что могли отчебучить номер.
– Проверяли, – ответил Дан с легкой обидой в голосе.
Ага, вот и мне удалось поддеть его. Не ахти какая победа, но, может, он сам теперь поумерит пыл по отношению ко мне.
На самом деле ожидать можно было чего угодно. Существует множество типов локаторов, и совершенно не факт, что вакуум-поле невидимости искривляет излучение на всех используемых частотах. Не говоря уж о том, что для ультразвуковых сонаров такое поле вообще не преграда. Никто из нас не был уверен в успехе избранной нами тактики. И напряжение нарастало по мере того, как звено экранопланов приближалось.
– Они войдут в зону видимости через минуту, – прикинул Игорь.
– Включай поле, – кивнул я. – Выключать только по моей команде.
Игорь совершил над пультом несколько магических пассов, задействовав, как я понял, бесконтактный сенсор управления. И тут же мир пропал – мы погрузились в непроницаемую тьму. Ощущение не из приятных. В лесу, на земле, ночью, когда на глазах очки с мониторами ультразвукового локатора, впечатление не было таким сильным. А тут вдруг раз – и всё. Словно провалились в космос, были только воздух и ветер, а вот звезд никаких не было. Хоть глаз выколи. Но через секунду палуба осветилась несколькими прожекторами. Мы увидели друг друга, и яхту, и серебристые паруса, но психологически все равно было сложно – невозможно отделаться от ощущения, что «Борей» завис в черной бездне без конца, края и каких-либо ориентиров. Ни один из квантов света не достигал яхты – поле невидимости искривляло их траектории, заставляя огибать защищенное пространство. За пределами яхты свет прожекторов тоже полностью поглощался, не оставляя ни единого отсвета.
