Вздохнув, она щедро обрызгала себя туалетной водой "Femme" и вернулась в гостиную, уже заполнявшуюся гостями.
Сол организовал специальный прием, чтобы отметить триумфальное выступление Тюдорского филармонического оркестра в променад-концертах, восторженно принятое публикой и критиками. Все, о чем он мечтал для оркестра, претворялось в жизнь. Ангажементы и контракты на записи шли потоком. А тиражи уже сделанных записей подскочили, принося значительное финансовое вознаграждение каждому музыканту. Настроение в оркестре было бодрое. Тэра напомнила себе не забыть при случае взглянуть на площадку перед домом и посчитать число "мерседесов".
Кроме музыкантов оркестра, среди приглашенных было несколько замечательных солистов: цветущий бородатый флейтист, блестящий лысый виолончелист и трепетно-яркое сопрано из Дании.
Тэра прошла вперед, чтобы поприветствовать всех. Она уже очень умело справлялась е ролью очаровательной хозяйки дома.
Около девяти часов, когда ужин был в полном разгаре, один из команды нанятых официантов проскользнул к Тэре и прошептал, что ее приглашают к телефону.
– Мистер Роланд Грант, – вежливо объяснил он.
Она взяла трубку в облицованном дубом кабинете в задней части дома.
– Роланд?
– Тэра, извините, что звоню так поздно.
– Почему вы не здесь, Роланд? У нас тут веселое сборище!
– Я знаю. Я, в самом деле, собирался приехать. Но сами знаете…
– Не знаю. То есть я бы хотела знать!
Он засмеялся.
– Мне только что позвонил Дэвид Бронфенбреннер. Он упал и растянул запястье. Не может сыграть ни единой ноты. Через три дня он должен играть Элгара в Голден-Холле в Вене. Можете вы его заменить?
Тэра почувствовала шок, как будто ее ударили качели по голове. Бронфенбреннер был признанным скрипачом-виртуозом. Предложение выступить вместо него внушало благоговейный страх. А концерт должен состояться накануне дня рождения Алессандры. Правда, требуется всего несколько часов, чтобы прилететь из Вены.
– Я не вижу причин для отказа, – медленно произнесла она, удивляя сама себя.
– Это самые замечательные слова, которые я услышал за день, – сказал Роланд.
– Я догадываюсь, что это кошмарное дело – пытаться найти кого-то на замену, когда у всех все расписано на год вперед, – заметила Тэра. До нее начала доходить чудовищная ответственность, которую она взяла на себя, и ее голос немного дрогнул.
– Это нелегко. Но не думайте, что вы были последней надеждой. Я не обзванивал всех подряд. Я действительно считаю, что вы идеальная кандидатура для замены.
– Роланд, вы никогда не подумывали о карьере дипломата? – спросила Тэра с иронической улыбкой.
– А я и так нахожусь на такой службе, – ответил он.
Положив трубку, Тэра осталась стоять у письменного стола.
Сердце тяжело прыгало у нее в груди. Ее опять затошнило.
Услышав звук шагов в дверях, она спиной почувствовала присутствие Сола.
Она обернулась. На его лице было непроницаемое, отрешенно-суровое выражение, от которого вдоль ее спины начинали ползти мурашки желания и страха.
– Плохие новости? – негромко спросил он.
У Тэры пересохло во рту. Она передала ему содержание разговора – небрежно, коротко, без всяких эмоций. Это напоминало вручение гранаты.
Мышцы вокруг его тонких губ слегка дрогнули.
– Поздравляю, – сказал он со сдержанной улыбкой.
Тэра не поверила в искренность его слов. Она была готова обороняться. Роланд предложил ей приз, заработанный тяжелым трудом, и никто, даже Сол, не может отнять у нее этого. Хотя, если быть честной, Сол не давал ей оснований думать, что он будет пытаться помешать ей. Его тон был абсолютно спокойным и разумным, без намека на сарказм или насмешку.
– Я вернусь вовремя, ко дню рождения Алессандры, – сказала она, все еще продолжая подыскивать оправдания своему решению.
– Хорошо. Хорошо.
В его глазах было все то же непроницаемое, безжалостное выражение.
Тара почувствовала дрожь. Это все из-за проклятой беременности, решила она.
– А как насчет тошноты? Ты сможешь справиться с этим? – спросил Сол мрачно-сочувственным тоном.
– Я просто не буду ничего есть. Не буду смотреть на еду. – Тэра старалась, чтобы ее слова прозвучали беспечно.
Он кивнул, окинув ее фигуру холодным оценивающим взглядом.
– Итак, – произнес он, – начало пути к успеху, мм?
Тэра почувствовала неловкость. Ей хотелось броситься в его объятия, разделить с ним радость и тревогу этого момента. Но он казался таким же далеким и отрешенным, как в тот раз, когда она впервые увидела его на подиуме, – на концерте накануне смерти отца.
– Ты не хочешь, чтобы я поехала? – с вызовом спросила она.
– Я хочу, чтобы ты была свободна в выборе решения, – загадочно сказал он.
– Ты хочешь, чтобы я сидела здесь, воспитывала твоих детей и выполняла роль гостеприимной хозяйки! – выпалила она.
– Тэра!
Его голос был тихим и нежным. Но в нем прозвучала легкая отеческая укоризна, которая разожгла в ней искру глубокой обиды.
– У тебя есть все, Сол, разве не так? – с горечью сказала она. – Успех, одобрение критиков, право делать то, что ты хочешь. Жена, любовница.
Она поняла, что зашла слишком далеко.
– Дорогая, если ты в таком состоянии, сможешь ли ты играть? – спокойно спросил он.
Это был абсолютно обоснованный вопрос.
Тэра отказалась отвечать на него.
– Радость моя, ты должна делать то, что ты хочешь, и не чувствовать себя связанной, – мягко сказал Сол.
– Но я чувствую! Я чувствую себя так, как будто ты удерживаешь меня стальными оковами, – заявила она.
– Нет. – Он смотрел на нее с нежностью.
Мысли Тэры метались, как пойманный зверек. Неожиданно она вспомнила, что Сол уже упоминал о поездке в Копенгаген в конце недели.
– Нас обоих не будет в ночь перед днем рождения Алессандры! – воскликнула она.
Он пристально посмотрел на нее.
– Да.
Тэра понимала, что не может быть и речи о том, чтобы он отменил свою поездку. Она и не ждала этого. Я становлюсь самой обыкновенной маленькой женщиной, презрительно подумала она о себе.
– Я попрошу маму, чтобы она приехала и осталась на ночь, – решила она.
– Хорошо. А посла того как появится еще малыш, я думаю, мы должны будем подумать о том, чтобы нанять подходящую няню. Тогда оба спокойно сможем заниматься своей работой.
Он улыбнулся и тихо вышел из комнаты.
Тэра сделала несколько глубоких вдохов, потом вернулась к гостям и заставила себя поесть. Она приказала пище спокойно лежать в желудке.
