– Ну конечно, один ты такой умный… – ворчливо пробормотал кто-то в голове.
– Вас мне только не хватало… – мысленно ответил Хейти. Соврал, на самом деле он был рад этому голосу, отвлекающему его от голоса Сергея, от этой задымленной кухни, от всей этой ненормальной реальности.
– А то… – снова сказал ворчливый голос деда. – Конечно, не хватало. Допрыгался, ничего не скажешь. Ничего у него не меняется. Стая первобытная… Дубины, заговоры…
Хейти ничего не ответил.
– Чего молчишь? Или я не прав?
– Не прав, – мысленно возразил Хейти. – Потому что действительно ничего не изменилось. Люди-пешки, люди-фигуры, короли, ферзи, а игроков не видно. Только раньше кто-то считал, что все это игры богов, что там, за облаками, скрывается могучий мозг, и все, что делается, – это часть великого замысла… И понять мы его не в состоянии. Ибо все для блага делается, для грядущего… Может быть, так оно и было. Может быть, всем правил Бог. Но только потом он умер… Умер, а рычаги, которыми он управлял, остались. И вот сидит сейчас какая-то особо умная обезьяна у этих рычагов и мотает их в разные стороны. Крутит, вертит, двигает фигурки. Все вроде бы как прежде, только теперь делается все не во имя великого замысла, а просто… Просто ради власти. Несколько обезьян, стая бесхвостых властолюбивых мартышек у рычагов небесной власти. Электронные «тараканы» в голове, сейсмическое оружие, атомные боеголовки, нанотехнологии, инструменты власти. Так чем же это все отличается от первобытной стаи?
– Игра, говоришь?.. Ну, хорошо, пусть будет игра. Пусть будут шахматные фигурки, пусть будут мартышки в качестве богов. Ты можешь бесконечно наслаждаться собственным воображением и рисовать себе ту картину мира, которая тебе больше всего нравится, однако ты не понимаешь главного. Главного, чем фигура отличается от человека, чем мартышка отличается от Бога…
– И чем же она отличается?
– Тем, что мартышка не Бог, а человек не шахматная фигура… А шахматы, даже самые сложные, никогда не сравнятся с жизнью. Всегда находился кто-то, не похожий на фигуру, кто-то, стремящийся уйти с доски, нарушить стройный ход «шахматной» комбинации. И нарушал! Пусть его даже после этого снимали с доски насовсем.
– Почему?
– Потому что мартышка никогда не сравнится с Богом. Иначе нашего разговора бы просто не было.
– У меня в голове чип, – жалобно сказал Хейти. – Они могут включить его в любой момент.
– Ну и что?! Пусть будет чип…
– Ты не понимаешь. Это ведь только шаг, только первый шаг на пути… я даже боюсь подумать, к чему. Никакая пропаганда не сравнится с этой маленькой микросхемкой – просто передатчик и приемник. И все. Чем тогда человек будет отличаться от фигуры?
– Ты непроходимо глуп. Человек будет отличаться от фигуры тем, что он человек. Ему свойственно тянуться к свету, как всему живому. А темные века всегда только временно, иначе бы они не назывались темными, никто бы не заметил разницы.
– К свету? – Хейти тихо засмеялся. – Они просто усовершенствуют технологию…
– Технологию? Вздор, мальчик мой. Все эти ваши игрушки, все эти технологические костыли просто пыль.
– Почему?
– Потому что мозг человека используется только на десять процентов. Сейчас это знает каждый школьник. Да, и вот еще что… ты до сих пор жив.
– Разве это много значит?
– Еще бы! А что же еще может много значить?!
– Да, но положение, в сущности, довольно безвыходное.
– Тем лучше, – ответил голос, медленно удаляясь. – Не будет места слабости. Бороться имеет смысл тогда, когда выходов уже не осталось.
Хейти открыл глаза. Похоже, он действительно заснул, и теперь что-то его разбудило.
Сергей и Дмитрий Дмитриевич напряженно вслушивались в тишину.
Внезапно Екатеринбургский вскочил и кинулся куда-то в затемненную дальнюю комнату.
– Быстро! – приглушенно крикнул он. – Уходить надо. Уходить!
Слесарев ринулся за ним, находу подхватывая Хейти.
– Почему? – спросил Хейти.
– Потому что тихо очень, молодой человек, слишком тихо! Я бывалый революционер, бывалый!
– Он что, действительно революционер? – поинтересовался Хейти у Сергея, вылезая через окно и осторожно перенося весь свой вес на хлипкую стальную лестницу.
– Какой там революционер?! Книжек он обчитался и фильмов обсмотрелся! – зло ругался Сергей, напряженно пыхтя где-то внизу.
– А почему же мы бежим? – снова поинтересовался Хейти, приостанавливаясь. Но тут же получил толчок головой в зад и, услышав снизу новый поток матерной брани, опять полез наверх.
– Я откуда знаю, почему мы бежим… Вариантов других нет! Ты можешь что-нибудь предложить?! – отозвался капитан. – Мне осточертело тащить на себе всю эту сраную ситуацию, пусть теперь кто-нибудь другой помается. Даже если это совершенно сдвинутый краевед, мне плевать… Мне плевать! Пусть тащит нас куда угодно, м-мать…
Он чуть не сорвался.
Наконец они оказались на крыше.
Тяжело дыша, Екатеринбургский жестами указал куда-то вниз.
Хейти и Сергей перевесились через жестяной бортик. Замерли. И ничего не увидели. Улица была пуста, как и полагается в этот утренний час.
– Ну! Что я вам говорил?! – торжествующе спросил Екатеринбургский. – Кто там был? Последний вопрос адресовался Сергею. Тот недоуменно пожал плечами:
– Никого не было.
– Бомж там был. Спал под балконом… – неожиданно для самого себя ответил Хейти.
– Так! – удовлетворенно согласился краевед. – А теперь?..
– А теперь его нет… Кажется.
– Совершенно с вами согласен, молодой человек, – пробурчал в бороду Дмитрий Дмитриевич и обратился к Сергею: – А вот вам, товарищ капитан, минус за ненаблюдательность. Теряете профессиональную хватку.
– Ладно вам, пинкертоны… – проворчал Сергей. – При чем тут бомж? И какого рожна мы вперлись на эту крышу? На Солнце пятна искать?
– Мы не вперлись, – несколько обиженно сказал Екатеринбургский. – Мы влезли. А сейчас мы отдыхаем… Вот я отдышусь, и мы пойдем дальше.
– С какой стати?!
– С той, молодой человек, что этот бомж есть лучший индикатор. – Екатеринбургский многозначительно поднял руку вверх. И, ничего не поясняя, двинулся дальше по крыше, неловко пригибаясь под низко висящими проводами.
– Ты, я смотрю, понимаешь тут больше всех… – сказал Сергей, обращаясь к Хейти. – Что все это значит?
Хейти снова перевесился через край.
– Бомжа нет, – сказал он.
В тот же миг из-за угла вылетела сигарета. Упала. Рассыпалась красными горошинками.
– Видел? – спросил Хейти у Сергея. Сергей поморщился, сплюнул вниз и кинул отрывисто:
– Пошли.
ГЛАВА 31
Вижу, ширится – растет
Психоделическая армия.
Егор Летов
Идти по ржавому железу, от которого то и дело отставали огромные пласты древней закурчавившейся краски, было очень трудно. Сергей старался не думать о том, что случится, если он поскользнется и съедет по скату вниз, к хлипкому ограждению из прутьев, которое его восемьдесят кило, конечно же, не выдержит.
А что он потеряет в данном случае?
А что приобретет?
«Нет, такими мыслями лучше голову не засорять», – решил Сергей и поправил автомат покойного Костюма, сползший куда-то на бедро.
– Шли бы вы домой, Дмитрий Дмитриевич, – сказал он пыхтящему рядом старику. Тот негодующе сверкнул глазками и ничего не ответил. «Удар бы не хватил старого козла… Полез, тоже мне, борец с режимом… Обрадовался, наверное».
– Метров через десять должно быть слуховое окно. Оно забито, но я доски отковырял и проволочкой прикрутил, – сказал между тем Хейти краевед, очевидно доверяя эстонцу более, нежели представителю, пусть и опальному, правоохранительных органов. – На честном слове держится.
– Они, наверное, уже в квартире, – предположил Хейти, грюкнув своей бомбой о стояк антенны. Сергей на миг встревожился, но потом улыбнулся: она ж просто чушка, кастрюля. Не взорвется.
«Огневая мощь у нас невелика, – подумал Сергей. – „Глок“ Хейти (сколько у него там патронов хоть осталось?) и автомат. А ведь против двух напившихся суррогата усталых идиотов будут крепкие молодые ребята, хорошо отдохнувшие, плотно перекусившие, с автоматами… Которым, наверное, сказали, что по крыше лезут двое очень нехороших типов, вознамерившихся украсть секреты страны… или ничего им не сказали, а просто они выполняют привычную работу, за которую им неплохо платят, – ловить людей, и нелюдей, и недочеловеков, лишь бы только она была, эта работа, за которую им неплохо платят».
– Оно. Окно, – сказал краевед.
Из низких туч брызнул холодный едкий дождик, сразу захотелось под крышу, и Сергей, оттерев Екатеринбургского и крякнув, одним движением сорвал хилую раму. Аккуратно положив ее рядом, он помог старику забраться внутрь, потом спровадил туда же Хейти и полез сам.
Оцарапав спину о торчавший гвоздь, он мягко спрыгнул на засыпанный шлаком пол.
