Обстоятельства душили меня сильнее, чем удавка. Почувствовав плечом мужчину, я его оттолкнула и вышла в коридор. По-прежнему ничего не видя, я схватилась за стену, измазанную побелкой, чтобы не упасть, чтобы найти выход из этого проклятого ада.
Шаг.
Еще шаг.
Еще три.
Еще десять.
Вот она, дверь.
Вырвалась наружу, спустилась с козырька и упала.
В снег, холода которого сейчас совсем не ощущала.
Мне нечем было дышать, мне нечем было жить.
Неделя закончится двадцать пятого числа. Двадцать пятого числа мне нужно будет быть в Москве. Тогда как Роман прибудет в отряд двадцать шестого. Я опять засмеялась и, тут же набрав в ладони пригоршню снега, засунула ту себе в рот. Чтобы заткнуться. Я не хотела ничего слышать, даже издаваемых собой звуков. Я хотела зарыться в этот снег, чтобы он заморозил мою боль и мои воспоминания.
Какой тонкий просчет, папочка. Какое форменное издевательство. Проучил нерадивую дочку, ничего не скажешь. Выдрессировать меня решили. Показать, что я не имею никакого права жить по собственному желанию. Только по их указке, только по их правилам.
— А-а-а. — Снег во рту растаял, и теперь послышался вой, я больше не смеялась, я плакала.
Набрала еще одну пригоршню снега и уткнулась в нее лицом.
— Анастасия Анатольевна. — Кто-то тронул меня за руку.
Не хочу.
Повела плечом, скидывая прикосновение чужих рук, и только тогда ощутила, как дрожу. Протерла глаза от слез и с ужасом уставилась на покрасневшие руки. Сразу же застучали зубы, как будто до них только дошло, что больная на голову хозяйка замерзла и пора бы напомнить ей о переохлаждении организма еще и так.
Дура!
Поднялась на подрагивающих ногах и пошла домой, в квартиру Калинина. Мне еще детей рожать, а пока не мешало бы согреться.
Неделя.
Мы разминемся всего на несколько дней, а Роман об этом даже не узнает. Теперь у меня не осталось сомнений, почему же он не позвонил. Не смог, ему не дали такой возможности.
А у меня не было номера Калинина. Абсурдная ситуация. Двадцать первый век на дворе. Но я не знала, как найти сотовый номер своего мужчины, своего любимого мужчины. Я не представляла, как найти его в городе, но это не помешает мне уехать раньше. Я должна его найти и встретиться с ним хотя бы на день, хотя бы на минуту. Просто посмотреть ему в глаза, чтобы понять: вместе мы или нет?
Решит ли он нашу проблему или нет…
Глава 22
После разговора с Ворон в плохом настроении я пребывал не так уж и долго. Дело, с которым мне помогла Виктория, не могло не подбодрить. Бывшая одноклассница, которая жила в соседнем дворе, пришла в течение пятнадцати минут и ни капельки не удивилась, когда я объяснил ей, какого рода помощь мне требуется.
— Калинин, ты такой предсказуемый.
— Иванова!
— Молчу, молчу, — девушка села в машину и пристегнула ремень, — я что? Против, что ли? Я, наоборот, очень рада.
— Пробовала звонить на заставу? — Я завел машину и поехал в центр.
— Нет, конечно. Оно мне надо?
— Понятно. Что с Самойловым?
— Рома, не лезь.
— Он требует твой номер.
— Ну пусть дальше требует, мне-то что.
— Грозится все рассказать Куркову.
— Ой, да пусть хоть в рупор прокричит, мне все равно, Ром, я развожусь. И давай на этом закроем тему.
— Понял. Принял. Отстал.
К вечеру, когда я появился дома, меня ожидали родители и накрытый праздничный стол.
— А я думал, день рождения через неделю, — усмехнулся я после того, как переоделся и помыл руки.
— Сын, у тебя отпуск, да еще и повод такой, как сказала Лиза, так что давай садись без разговоров.
И все бы ничего. Только вот плохое настроение начало возвращаться. Я так и не дозвонился до узла связи, и меня это очень сильно настораживало. Еле высидел до конца ужина и уже у себя в комнате набрал деда.
— Что, Ромка, соскучился? Так мы с Маришей приедем на днях к Лизочкиному юбилею.
— Деда, мне помощь нужна.
— Что случилось? — Насмешливый и добродушный голос в один момент стал серьезным.
— Я целый день не могу дозвониться до узла связи, чтобы связаться с заставой. А мне надо, очень надо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Рома, может, у них сбоит? Или поломка на линии?
— Может быть, но мне надо обязательно связаться с Ольховской.
— Ты раньше не мог? Вечер субботы, где я тебе сейчас все концы искать буду?
— Дед.
— Хорошо, я завтра съезжу в институт, попробую по внутренней линии. Ох уж молодежь. Паникеры.
— Путь так. Пусть так.
Всю ночь ворочался с боку на бок и лишь с предрассветными лучами погрузился в беспокойный сон. Проснулся в третьем часу дня, и мысли, будоражащие мое сознание, атаковали вновь. Чувствовал себя никчемным ничтожеством, который даже свою женщину успокоить не в состоянии. Ведь Настя ждет и переживает. Неизвестно, что она могла опять себе понапридумывать. А мне оставалось лишь смиренно ждать, как какому-то слабаку, крепче сжимать кулаки и ждать. Непонятно чего и непонятно для чего.
Родительское внимание и тепло не радовали. Дед, который написал смс, что в Кастрюлинском отряде всего лишь проблема связи, почему-то взбесил. А Самойлова, которого я попросил о помощи, захотелось вовсе убить.
— О какой помощи может идти речь, Калинин? Пока я не получу номер телефона Вики, палец о палец для тебя не ударю.
Сколько времени человек может просидеть, бездействуя, тогда как его сердце постоянно твердит: «Эй, чувак, твоя жизнь летит под откос быстрее, чем сверхскоростной поезд, следующий по заданному пути!»
Нормальный, адекватный мужчина, кажется, не справился бы и дня. Я в таком темпе прожил два дня, два изнурительных и чертовски долгих дня. Ничего не менялось, линия по-прежнему не работала, и случившееся теперь виделось заговором вселенского масштаба. Каждый раз, когда я проходил мимо зеркала, собственное воображение подкидывало мне ярко-красную мигающую надпись «Придурок». Я отчетливо видел эту насмешку судьбы на своём лбу как приговор чего-то неминуемого. Терпеть дольше просто не было сил.
— Мам, можно тебя на минутку, — спросил я, просунув голову в дверной проем родительской спальни.
— Да, конечно, милый.
Мы вышли из коридора и, устроившись на большом диване в гостиной, какое-то время молчали. Я обнял маму и не знал, с чего начать. Она меня опередила.
— Уезжаешь?
— Да, мам, прости, но..
— Ромочка, я сама хотела тебе это предложить. Все хорошо, родной. Главное, что мы повидались хоть пару деньков, а день рождения это или нет — какая в общем-то разница. Езжай.
— Мам, я тебя люблю очень, — полушепотом произнес я, еще крепче вжимая маму в себя. Я нечасто ей это говорил — зачем? Ведь она и так прекрасно знала, что я в какой-то степени маменькин сынок.
— Хороший мой, я знаю. Мы с папой тебя тоже очень любим. Больше всего на свете. И девочка нам твоя уже нравится.
— Я думал, отец был не очень-то и доволен.
— Я с ним поговорила, — по-доброму усмехнулась мама, — так что он изменил свое мнение. Только, Рома, единственная просьба.
— Да, мам? — Я чуть отодвинулся и заглянул в её глаза.
— Подожди до утра. Я слишком сильно беспокоюсь, когда ты едешь один по трассе на такое расстояние в ночь. А завтра еды тебе с собой наготовлю да и вещи кое-какие. Сегодня уже не успею ничего.
— Мама, ну хватит. Какие вещи? Думаешь, я не в состоянии собрать сумку?
Мама нахмурилась.
— Хорошо, я поеду завтра. Понял, что без вариантов. — Поцеловал маму в щеку и, встав, помог ей приподняться с кровати. — Спокойной ночи.
— И тебе, родной.
Приняв решение об отъезде, я почти успокоился, даже дышать стало значительно проще. Голова утонула в мягкости подушки, а я провалился в пучину безмятежного сна. Только вот совсем недолгого.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Не было и полуночи, когда заиграла мелодия на телефоне. Либо звонивший абонент был в стельку пьян, чего с ним никогда не случалось… либо… я даже предположить не брался что.
