Если верить тем же сплетням, их жрецы-маги поддерживали долгую деятельную старость, а не возвращали себе юность. Два последних императора решили, что набрали достаточно сил и стали постепенно выдавливать этот некогда популярный орден, загоняя жрецов Тартара в малонаселенные районы на окраины империи. «Недолго им осталось, — Кан иногда размышлял на тему сумеречников. В это время его наполняла гордость за торжество справедливости, поту что. — Негоже мерзкой Силе падальщика Тартара пировать на смерти человеческой!». И в то же время, где-то в брюшной требухе копошился противно-склизкий червяк сомнения: «Тени просто так не сдадутся. Это пока они затаились. Помоги, Сильнейший!».
Ни один из почти десятка императоров не являлся склонным к Силе. Это Рус посчитал очень странным: создать империю от моря до моря — всего за сотню лет завоевать практически весь континент, установить в огромном многонациональном государстве жесткий порядок, где давно забыли о бунтах; где в рабство продавались исключительно «добровольно» или «по решению суда»; где жили и негры, и азиаты и никого на расу не смотрел, — это даже не «странно», это пахло «попаданством» из мира, сильно напоминающим Землю в развитии уровня двадцатого века.
Имелся еще один любопытный фактик: в школе ордена Дующих учили по четко составленному учебному плану, от простого к сложному, в полном соответствии с божественными законами, то есть с «законами природы» — как сказали бы на Земле; использовали логические умозаключения как обычный инструмент познания истины. В общем, по авторитетному заключению бывшего студента-автодорожника, имперское образование больше походило на обучения в институте или в техникуме где-нибудь на безбожной земле, чем в знакомой ему геянской магической школе. Сразу после прочтения памяти заморского мага, это несоответствие покоробило Руса, усилило подозрение о коллеге-землянине. Но позже, хорошенько поразмыслив, он пришел к выводу, что дело все же не в предполагаемом земляке, а в существовании большого единого государства (пусть и странного), которое без развитой бюрократии, без четкой системы образования, без усмирения чванливых магов (путем банального воспитания с раннего детства), — существовать не может. Однако, червячок сомнения продолжал грызть мозги, своей нудной щекоткой требуя ускорить подготовку к разведывательной экспедиции. Жаль, а может и к счастью, ни тревожное предчувствие, ни чувство опасности Руса не беспокоили и он не особо подгонял кораблестроителей.
Князь Кушинара, пасынок Френома, бывший «четвертичный царь» Этрусии и прочая, и прочая долго смотрел на тающие за горизонтом паруса. Насколько он смог оценить, корабли шли ходко: суконно-льняные полотна были раскрыты полностью и наполнялись ровным плотным, несомненно искусственным попутным ветром. Там было кому работать с этой стихией.
Рус свистом подозвал Воронка, рассеяно потрепал его за ушами, вскочил на довольное животное и не спеша потрусил по направлению к дворцу. Вся его закутанная в кожаный плащ фигура, расслабленная посадка, руки, лежащие на луке седла и не пытающиеся касаться поводий (по большому счету ему не нужных), говорили о глубокой задумчивости. Охрана, и так всегда старающаяся быть незаметной, прекрасно видела это состояние хозяина и держалась еще аккуратней.
— У меня старший брат с экспедицией ушел, — произнес вдруг молодой кушинг, не скрывавший широченной довольной улыбки размером на пол-лица.
Они с пожилым напарником неторопливо ехали за князем. Старались не приближаться, но и не упускать его из виду. Одного их них послал Рид — Председатель торговой гильдии, другого Пирк — секретарь-заместитель Руса. Телохранители не были воинами, не были Следящими за порядком, так что охраной эти люди назывались исключительно формально. Даже больше в насмешку — невезучие приказчики Тид и Тод, оторванные от привычных занятий, обижались на это громкое звание. Их основная задача заключалась в том, чтобы в случае неожиданного ухода князя в свою «зыбучую яму», немедленно сообщить об этом своему начальству.
Райгойду и главному кушинарскому купцу надоели неожиданные исчезновения своего государя, зачастую, без предупреждения. Надоело гадать перед большой спальней: стучать или без толку? Можно Пирку подписать какой-либо документ или погодить? Ох уж эти божеские пасынки!
Пожилой, склонив голову на бок, механически поглаживая шею своего единорога, посмотрел на напарника, не скрывая ехидства:
— И что? Что ты рот себе рвешь? Думаешь, вернется с богатством — с тобой поделится? Тогда губы-то сведи: не приведите боги, зубы свои молодые застудишь.
— Не завидуй, Тод! — ответил нисколько не обидевшийся и не погрустневший Тид. — Эти корабли сам князь благословил, они — вернутся! А будет на то воля богов, то и первая экспедиция объявится. Ты верь.
Тод, не желая отвечать, отвернулся. Через полстатера не выдержал, скосил-таки взгляд:
— Легко тебе говорить, — проворчал, глядя собеседнику куда-то в область груди. — У тебя просто брат. Есть, нет его — сердцем пострадаешь и пройдет, делить особо нечего. Даже наоборот! — Тод поднял взор и посмотрел на Тида просветленно, будто только что вспомнил о чем-то важном. — Ты единственным наследником останешься!
Пораженный и обиженный этими словами, молодой остановился. Подобные мысли вообще не приходили ему в голову. Его серая кобыла, почувствовав перемену настроя хозяина, его обиду, недовольно гукнула. Пожилой словно не заметил этого и продолжил развивать свою мысль:
— Это у меня отец пропал: ни среди живых, ни среди мертвых — ни один жрец, ни один прорицатель его не видят. Что там случилось с тем караваном — никто не ведает. А родитель мой, как ты слышал, капитаном на Великом Кушинаре служил. Крепким стариком был, опытным. Ценили его. Помирать или жить — дело, конечно, сугубо личное — с этим не поспоришь, но, понимаешь, Тид, что мне обидно: надо или так, или так, — твердо, четко, однозначно. Иначе — не видать тебе наследства. Я целый год не могу отцовские деньги получить, чтоб их всех Тартар проглотил, всех стряпчих! Не-е-т, Тид, не желаю я тебе такой участи.
Через полстатера, едва не потеряв Руса из вида, они опомнились и наконец-таки тронулись за своим протеже.
— … а я верю, что наш князь пасынок этрусского бога! — не сдавался молодой, нешуточно разволновавшись за судьбу брата. — Так что вернется мой Рид, не наговаривай! Проклянешь ещё, невзначай…
Пожилой же наоборот: полностью взял себя в руки и лучился сарказмом.
— Как же это я смогу его проклясть, если сам Великий Рус Четвертый благословил этот поход, — язвительности Тода, могла бы позавидовать любая проторговавшаяся купчиха, завидующая удачливой соседке по лавке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
