- Но ведь он мог и погибнуть, - высказал свое предположение Михель Шредер, - разве не могло случиться...
И умолк на полуслове, потому что сверху донесся вопль марсового:
- Англичане! Англичане идут!
Только после полудня флот адмирала Монка двинулся на боевой ордер голландцев. На этот раз английские линейные корабли уже не мчались вперед на всех парусах, а осторожно лавировали, внимательно следя за всеми маневрами противника и держась поближе к скалистому берегу. Тогда де Рюйтер погнал свой флот с попутным ветром навстречу англичанам, маневр которых был теперь ограничен берегом. Завязалась многочасовая артиллерийская дуэль, продолжавшаяся до вечера. И вновь ни одной из противоборствующих сторон не удалось добиться решающего успеха.
Неожиданно самый крупный и красивый из английских линейных кораблей "Наследный принц", имеющий более девяноста пушек и команду в шестьсот человек, налетает на подводную скалу и спускает перед голландцами флаг, так как Монк не может прийти ему на помощь. Адмирал Эйскью сдается в плен, и голландские минеры взрывают корабль. Почти в ту же минуту вспыхивают ещё два фрегата из английского арьергарда: Монк сам отдал приказ поджечь их, прежде чем дать сигнал к отступлению.
На четвертый день противники вновь сходятся в отчаянной схватке. На этот раз тяжелые потери несут обе стороны. Голландские фрегаты пылают, словно плавающие факелы, гигантские английские корабли тяжело кренятся на один борт и тонут.
Но по-прежнему никто из противников не может считать себя победителем, и де Рюйтер собирает все силы в один кулак, чтобы нанести решающий удар. Адмирал ван Неес принимает командование авангардом голландского флота, который обходит ордер англичан и смыкается с подветренной стороны с арьергардом под началом Корнелиса Тромпа; тем временем де Рюйтер с основными силами остается с наветренного борта англичан. Охват противника на этот раз удался блестяще: Михиэл де Рюйтер потирает руки и отдает приказ идти на абордаж. Теперь он доведет сражение до победного конца - теперь или никогда!
В гром пушек вплетаются хлопки мушкетных выстрелов. Все ближе подбираются к огромным английским кораблям голландские фрегаты. Корпуса кораблей стонут и трещат, наваливаясь друг на друга, в воздух взвиваются абордажные крючья, перекидываются через фальшборты мостики. На палубах английских линейных кораблей закипает жаркая рукопашная схватка. Пламя, пожирающее такелаж, кажется в наступивших сумерках нестерпимо ярким. Над морем повисает пелена тумана.
Тех из англичан, кого голландцы ещё не успели взять на абордаж, охватывает дикая паника, и они спасаются бегством! "Семь провинций" ещё цепко держат в когтях абордажных крючьев один из английских фрегатов. Голландцы уже захватили бак и верхнюю палубу, и только на юте ещё яростно сражаются капитан фрегата и кучка его людей. Михель Шредер, размахивая тяжелой саблей, прорывается к трапу, ведущему на полуют, и в отсветах пламени, пробивающихся сквозь туманные сумерки, успевает увидеть медную пластину с названием корабля. Но уже в следующую минуту он его забывает так велико желание поскорее захватить полуют и покончить с этим кровопролитием. Вот он уже первым ступил на трап, подняв саблю - и тут заметил белобрысую голову и две руки, сжимающие поднятый над ней артиллерийский банник. Матрос стоит на коленях, расширившиеся глаза под окровавленной повязкой на лбу полны смертельного ужаса. Он просит пощады.
Михель Шредер уже занес ногу, чтобы пинком отшвырнуть его в сторону, как вдруг стоящий на коленях с мольбой восклицает:
- Сжальтесь, господин! Я не англичанин, я гамбуржец!
Несколько секунд Шредер оторопело смотрит на него. Но ему некогда разбираться, и он кричит:
- Прочь с дороги! Спросишь потом Михеля Шредера! - с этими словами старший штурман взлетает на полуют, выбивает из руки подвернувшегося англичанина пистолет, валит другого ударом сабли... Потом видит вокруг своих товарищей и в следующий момент - богато украшенный, позолоченный эфес шпаги, которую протягивает ему капитан фрегата.
- Сдаюсь! "Ариадне" больше не на что надеяться, - говорит он, с поклоном подавая Шредеру и свои пистолеты.
- Если не ошибаюсь, наши пути-дороги уже дважды пересекались! восклицает тот, имея в виду снятие с айсберга и встречу в тумане год назад.
Спустившись на палубу "Ариадны", они остановились перед толпой пленных. Один из них, долговязый блондин с окровавленной повязкой на лбу, окликнул старшего штурмана:
- Одну минуту, господин Михель Шредер!
Старший штурман вспомнил о гамбуржце, просившем пощады, и, приглядевшись, узнал в нем Михеля Зиверса, нанявшегося в свое время на "АннШарлотт" и затем попавшего в Лондоне в лапы к вербовщикам флота его величества.
- Вот как довелось встретиться, - обронил Михель Шредер. - Не лучше ли было тебе оставаться у меня на корабле. А что теперь?
- Я бы хотел обратно в Гамбург, - попросил Зиверс.
- Думаю, что это вполне возможно осуществить. Когда кончится война, голландцы не отправят тебя обратно в Англию. Может, тебе уже недолго осталось ждать.
Больше поговорить им не удалось: каждая пара рабочих рук была на счету, надо было срочно ремонтировать пострадавшие в сражении корабли и готовить их к плаванию к родным берегам. К тому же ещё предстояло буксировать домой захваченные английские суда.
Два дня спустя флот-победитель стал на якорь в заливе Эйссельмер. Над Амстердамом плыл перезвон церковных колоколов, возвещавших победу. Вся Голландия чествовала адмирала де Рюйтера, а Йохан де Витт повесил ему на шею почетную золотую цепь - награду генеральных штатов. Спасителя свободы и отечества прославляли на каждом шагу, но за пышными славословиями скрывалось самое главное: эта победа открывала всем голландским толстосумам, судовладельцам, банкирам и плантаторам неограниченные перспективы быстрого обогащения, не говоря уже об отвоеванных колониях в Вест-Индии и Ост-Индии.
Ни один из ораторов ни словом не обмолвился об истинных причинах того, что семь тысяч английских и нидерландских моряков не вернулись из этого крупнейшего и кровопролитнейшего из всех известных до тех пор морских сражений.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Лето клонилось к закату. Спустя восемь дней после великой битвы флоты англичан и голландцев вновь схлестнулись в яростном сражении. Монк жаждал мести за поражение в Четырехдневной битве; на этот раз англичане имели подавляющий перевес в силе флота. Но Михиэл де Рюйтер вовсе не собирался приносить бессмысленные жертвы: он увел свои корабли в прибрежное мелководье, недоступное глубоко сидевшим в воде английским линейным кораблям. Спустя три недели флот де Рюйтера был вновь приведен в полную боевую готовность, однако адмирал Монк на этот раз не рискнул принять вызов - он научился бояться голландцев.
Обе стороны перешли теперь к ведению "малой войны", в которой основная роль отводилась каперам, подрывавшим морскую торговлю противника. Каперскую лицензию от генеральных штатов получил и Михель Шредер, его легкий фрегат крейсировал между Ла-Маншем и Гельголандом.
В Гамбурге росла тревога за безопасность торговых кораблей. Североафриканские пираты быстро научились извлекать для себя выгоду из неразберихи военного времени, и теперь их корабли заходили даже в Северное море. Совет и адмиралтейство не могли больше противостоять настойчивому давлению коммерц-депутатов и судовладельцев. Постройка двух тяжелых фрегатов была уже делом решенным, хотя парламент, которому предстояло финансировать это предприятие, осторожно заметил, что деньги будут предоставлены не раньше, чем начато строительство кораблей. Последнее, а также события непрекращающейся морской войны представляли собой две главные темы разговоров и споров в залах заседаний совета и гильдий, в конторах купцов и судовладельцев, в трактирах и домах всех, кто тем или иным образом был к этим темам причастен. Теперь Карфангер был почти уверен, что Гамбург получит наконец конвойные фрегаты.
Трезво оценив новую обстановку, Томас Утенхольт пришел к выводу, что раз уж сорвать постройку кораблей не удастся, то необходимо по меньшей мере сделать все, чтобы пробраться в число тех, кто будет распоряжаться конвойной флотилией. Поэтому он принялся уговаривать Матиаса Дреера и Мартина Хольстен добиваться права командовать конвойными фрегатам, когда настанет время искать для них капитанов, обещая обоим не поскупиться на "приобретение" необходимого количества голосов.
- Но почему же не удастся сорвать постройку кораблей? - недоумевал Мартин Хольстен. - Если город и согласился на это дело, то это вовсе не означает, что корабли непременно будут спущены на воду. И если совет поймет, что на этот раз выбросил кучу денег на ветер, то в другой и вовсе поостережется браться за такое.
Утенхольт в сомнении покачал головой; Матиас Дреер изумленно уставился на Мартина Хольстен. Похоже, парень совсем рехнулся! Конечно, в это суровое время никто особо не деликатничал, выбирая средства для достижения цели, но убийство, а теперь ещё и поджог - это уж слишком! Нет, на это он не пойдет. Карфангер прав, добиваясь создания городской конвойной флотилии. Что касается предложения тестя попытаться стать капитаном одного из конвойных фрегатов, то оно Матиасу Дрееру пришлось по душе. Да и кто откажется командовать современным, отлично вооруженным кораблем - ведь это ещё ко всему и адмиральский чин! Но если корабли не сойдут со стапелей, откуда в Гамбурге появиться адмиралам?!
