«Как же теперь», – спрашивал де Мирвиль, – «нам верить американцам и их тысячам медиумов, которые производят эти стуки перед миллионами свидетелей?» «Чревовещание, конечно», – отвечает Бабинэ. «Но как вы объясните такую невозможную вещь?»
Оказывается, это легче легкого; послушайте только:
«Все что требовалось, чтобы произвести первую манифестацию в первом доме Америки был… уличный мальчишка, стучавший в дверь, чтобы ввести обитателей в заблуждение; возможно, что он это делал свинцовым шариком, привязанным на нитку, и если бы мистер Викман (первый уверовавший американец) (?),[102] когда он ожидал эти стуки в третий раз, не услышал при этом смеха на улице, то это потому что существует значительное различие в поведении между французскими уличными мальчишками и английскими или заокеанскими, так как последние в высокой степени обладают чувством черного юмора, «gaite triste».[103]
Правильно сказал де Мирвиль в своем знаменитом ответе на нападки де Гаспарина, Бабинэ и других ученых:
«Итак, согласно нашим великим физикам, столы вертятся очень быстро, очень энергично, они также сопротивляются и, как доказал мосье де Гаспарин, они левитируют при отсутствии контакта. Один министр сказал: «Тремя написанными от руки словами я берусь повесить человека». Вышеприведенными тремя строками мы беремся привести в величайшее смятение физиков всего земного шара или, вернее, революционировать мир, если бы, по крайней мере, мосье де Бабинэ из предосторожности, выдвинул бы подобно мосье де Гаспарину какой-нибудь еще неизвестный закон или силу. Ибо это покрыло бы все» [126, с. 33].
Но кульминацию содержательности и логики Бабинэ в качестве исследователя-эксперта в области спиритуализма мы найдем в другом месте, а именно – в его «фактах и физических теориях».
Создается впечатление, что мосье де Мирвиль в своем повествовании о чудесах, происшедших в Сайдвилльском епископатстве [126, с. 33], сам был сильно поражен чудесностью некоторых фактов. Хотя они были засвидетельствованы следственными органами и магистратом, они были настолько волшебны по своей натуре, что заставили самого автора демонологии уклоняться от ответственности, связанной с их опубликованием.
Эти факты были следующие:
«В точно предсказанный колдуном момент» – дело мести – «сильный удар грома раздался над одной из труб епископатства, после чего огненный флюид со страшным шумом спустился по трубе расшвырял как верящих (в силу этого колдуна), так и неверящих, которые грелись у огня; наполнив всю комнату множеством фантастических животных, флюид вернулся в трубу и, снова поднявшись по ней, исчез производя тот же страшный шум». «Так как», – добавляет де Мирвиль, – «у нас и так уже было обилие фактов, мы отпрянули перед этим чудовищным явлением, прежде чем присовокупили его ко множеству других» [126, с. 38, примечания].
Но Бабинэ, который в согласии со своими учеными коллегами всячески высмеивал обоих авторов по демонологии, решил, кроме этого, еще и доказать абсурдность всех подобных рассказов и также дискредитировать вышеприведенный факт сайдвилльского феномена путем преподнесения еще более невероятного рассказа. Предоставляем слово самому мосье Бабинэ.
Следующее описание, которое он представил Академии наук 5 июля 1852 г., говорит само за себя без всяких комментариев, просто как описание шаровой молнии, опубликовано в «Oeuvres de F. Arago», том I, стр. 52. Мы приводим его дословно.
«После того как раздался сильный удар грома, – говорит Бабинэ, – но не сразу после него, один подмастерье портного, проживающий на ул Св. Жака, доедал свой обед, когда он увидел что бумажная заслонка, которой было закрыто отверстие камина, упала как бы вытолкнутая порывом ветра. Немедленно после этого он увидел, как огненный шар величиною с детскую голову спокойно и мягко вышел из за решетки и медленно двигался кругом по комнате, не касаясь кирпичей пола. Вид этого огненного шара напоминал котенка средних размеров… который передвигался, не пользуясь своими лапами. Этот огненный шар скорее был светящимся, чем горячим или пламенным – у портного не создалось впечатления тепла. Шар приблизился к его ногам наподобие котенка, пожелавшего поиграть и потереться об ноги, что привычно у этих животных, но подмастерье убрал свои ноги с большими предосторожностями избегая соприкосновения с метеором. Последний в течение нескольких секунд продолжал двигаться вокруг его ног, причем портной, нагнувшись над ним, рассматривал его с великим любопытством. Совершив несколько экскурсий в разных направлениях, но не покидая центральной части комнаты, огненный шар поднялся вертикально кверху до уровня головы человека, который, чтобы не соприкоснуться с ним откинулся назад в своем кресле. На высоте приблизительно одного ярда от пола огненный шар чуть вытянулся и устремился по наклонной к отверстию в стене над камином, которое находилось выше камина на один метр». – Отверстие было сделано с целью пропустить туда трубу от печи зимой и было заклеено обоями, одинаковыми по всей стене. Поэтому, по выражению портного, – «гром не мог его видеть. Тем не менее огненный шар направился прямо к отверстию, отклеил обои, не повредив их, и снова поднялся по дымовой трубе… когда он поднялся до верха, что он проделывал очень медленно… по меньшей мере, шесть футов над землею… он произвел страшный взрыв, который частично разрушил печную трубу»… и т. д.
«Кажется», – замечает де Мирвиль в своем обозрении, – «что мы могли бы применить к мосье Бабинэ следующее замечание, сделанное очень остроумной женщиной Рейналу: „Если вы не христианин, то не из-за недостатка веры“ [129, с. 46].
Не только одни верующие удивлялись легковерию, проявленному мосье Бабинэ, продолжающему называть явление метеором, ибо доктор Бодин очень серьезно пишет о нем в труде о молниях, который он как раз в то время издавал.
«Если эти подробности точны, – говорит доктор, – какими они кажутся из описаний мосье Бабинэ и мосье Араго, то очень трудно применить к этому явлению название шаровая молния. Однако, мы предоставляем другим объяснить, если они смогут, сущность огненного шара, неиспускающего ощутимого тепла; имеющего вид кошки, медленно прогуливающегося по комнате и нашедшего способ бегства путем возвращения в печную трубу через отверстие в стене, покрытое бумагой, которую он отклеил, не повредив ее!»[104]
«Мы придерживаемся такого же мнения», – добавляет маркиз, – «как и ученый доктор по поводу трудностей точного определения, и мы не понимаем, почему бы нам в будущем не иметь молний в виде собак, обезьян и т. п. Только страшно становится уже при одной только мысли о том, какой зверинец может упасть на наши квартиры и прогуливаться, сколько вздумается, благодаря грозе».
В своем чудовищном томе опровержений Гаспарин говорит:
«В вопросах о свидетельствовании уверенность должна абсолютно прекратиться в тот момент, когда мы пересекаем границы сверхъестественного» [125, т. I, с. 288].
Так как демаркационная линия недостаточно зафиксирована и определена, кто из оппонентов более подходит, чтобы взяться за эту трудную задачу? Кто из двух больше вправе стать публичным третейским судьей? Есть ли это партия суеверия, которую поддерживают своими свидетельскими показаниями многие тысяч и людей? Ибо почти два года люди толпились в той местности, где каждый день проявлялись беспрецедентные чудеса Сайдвилля, теперь почти забытые среди других бесчисленных спиритуалистических феноменов; должны ли мы верить им, или же мы должны склониться перед наукой, представляемой Бабинэ, который на основании свидетельства одного человека (портного) признает появление огненного шара или метеорного кота и вследствие этого требует для этого явления места среди установленных фактов естественных феноменов?
Мистер Крукс в своей первой статье в ежеквартальном «Научном журнале» за октябрь 1871 г. упоминает Гаспарина и его труд «Наука против спиритуализма». Он замечает, что
«в конечном счете автор приходит к заключению, что все эти феномены должны быть объяснены действием естественных причин и вовсе не требуют приписывания к чудесам или ко вмешательству духов или дьявольских воздействий! Гаспарин считает фактом, вполне установленным его опытами, что воля при некоторых состояниях организма может на расстоянии действовать на инертную материю и большая часть его труда посвящена установлению законов и условий, при которых это действие проявляется».[105]
