Самое страшное, что патриотизм[122] не только возникает из вражды и разобщенности, он ещё и поддерживает и провоцирует их. Националистическая риторика — конёк всех диктаторов и политических жуликов. С маниакальным упорством они сообщают нам, что умереть, защищая Родину — это круто. Хотя она уже давно нуждается в защите только от таких политиков, а не от внешних врагов, которым на самом деле выгоднее и интереснее торговать, а не воевать с нами.
Людям очень хочется доверять друг другу, чувствовать единство, быть среди своих. Патриотизм и национализм делает «своими» большую группу людей, которые обладают некими общими признаками, вообще-то говоря, далеко не самыми важными — язык, цвет кожи, религия, ритуалы и обычаи. В современных многонациональных мегаполисах ту же роль играет принадлежность к субкультурам, любимая футбольная команда или музыка. Сталкиваясь с новым человеком мы, чтобы решить, как к нему относиться, стоим перед выбором — попытаться глубоко понять и узнать его, или ограничиться примеркой шаблонов — «интеллигент», «быдло», «еврей», «кавказец», «эмо» и так далее. Естественно, второй подход «лидирует по издержкам» с большим отрывом.
В реконистическом обществе появляется третий вариант — мгновенно получить подробную информацию о человеке из сети. Вместо приблизительных эвристик — национальных, религиозных и других стереотипов — сразу получить точный ответ на большинство вопросов.
Ещё один аргумент в пользу патриотизма и национального самосознания — культурное разнообразие. Представление о ценности этого разнообразия возникло в эпоху, когда страны-завоеватели предпочитали не церемониться с местным населением и силой уничтожали это самое разнообразие. Естественно, многие уникальные элементы культур завоёванных народов бесследно исчезли. Но даже в таких условиях бывало потеряно далеко не всё. Например, европейские варвары, разорившие Рим, фактически стали его культурными наследниками. Ни одна культура не погибает бесследно, она обогащает поглотившую её более молодую или более агрессивную.
Кроме того, уникальность и неповторимость культур часто переоценена. Разные культуры пересекаются очень сильно. Одни и те же сюжеты сказок и легенд, похожие языковые структуры, музыка, архитектура — всё это многократно дублируется с минимальными вариациями. Пропагандистская картинка исключительной роли одной конкретной культуры служит корыстным и агрессивным целям и имеет мало общего с реальностью.
Таким образом, сейчас и в обозримом будущем слияния и поглощения культур не приведут к большим потерям. Уникальные и востребованные элементы поглощённой культуры включаются в состав культуры общемировой. В этом нет никакой трагедии, скорее наоборот. Тем, кто сокрушается о том, что в мире каждый год исчезают десятки языков, стоит вспомнить, что создание всеобщего языка — заветнейшая мечта человечества с древних времён. А наличие культурных и языковых барьеров служит постоянным источником конфликтов и войн. Культурная глобализация не означает унификацию и стандартизацию. Современная глобальная культура гораздо богаче и разнообразнее любой отдельной национальной культуры.
Новая элита
При переходе от одной общественной формации к другой состав элит расширялся, а методы правления смягчались. Рабовладельцы опирались на силу, при феодализме строго контролировался доступ к земле — основному источнику пищи, и кроме монарха или императора, изрядной долей властных полномочий обладали землевладельцы. Капиталисты были ещё многочисленнее, а их методы эксплуатации — мягче. Наконец, эпоха информизма позволила влиться в состав элит чиновникам и наёмным менеджерам, прямое насилие окончательно вышло из моды, и даже денежные стимулы уже не так актуальны — в развитых странах на жизнь вполне хватает и минимальной зарплаты. Основной инструмент управления сейчас — манипуляция сознанием и искусственная стимуляция потребностей с помощью рекламы. Логично предположить, что при реконизме правящий класс станет ещё более многочисленным, а методы воздействия — ещё гуманнее.
Нам сегодняшним может показаться, что в будущем вообще исчезнет понятие правящего класса. Граница его будет настолько размыта, а преимущества и привилегии настолько несущественны на фоне общего высокого уровня жизни, что никакой разницы между «ведущими» и «ведомыми» заметить мы не сможем. Впрочем, то же самое мог бы сказать феодал или рабовладелец о сегодняшнем мире — полный бардак, чернь живёт как короли и не выказывает никакого почтения перед начальством, а начальник не может даже высечь подчиненного, не говоря уже о том, чтобы казнить. Беспредел!
Кто же будет правящим классом в реконистическом обществе? Декларировать абсолютное равенство как-то не хочется, ввиду его утопичности. Можно сказать, что современные распорядители капитала уже сейчас работают не со средствами производства, а с информацией, и информацией живут. При этом им будет совершенно не выгодно, чтобы все остальные знали то, что знают они. Куда же они денутся? Они уйдут или тихо как ушли рабовладельцы или громко как дворяне. Речь не идет об их физическом исчезновении. Просто их роль в обществе постепенно будет уменьшаться. Чья же роль будет расти? Разумеется, в обществе, живущем информацией, будет расти роль генераторов информации. Исследовательские лаборатории, университеты, производители программного обеспечения, проектной документации, дизайнерские бюро, медийные компании и даже интернет-проекты. Хозяева этих компаний будут править миром будущего и уже, собственно, с недавних пор, правят миром настоящего.
Чтобы найти источники новой элиты, стоит посмотреть на современные реалии. Википедию читают все. Многие в нее пишут, а некоторые следят за контентом и активно участвуют в проекте, сбиваясь в кланы и клики. Именно эти некоторые и являются, по сути, решателями вопроса о том, чему быть в википедии и в какой форме, а чему не быть. Получается, будет некий класс «модераторов»? Их явно будет больше, чем бюрократов сейчас, и методы управления, которыми они смогут распоряжаться, будут мягче. То есть основная тенденция сохранится.
Ключевым ресурсом будущего, скорее всего, станет репутация, которая станет, в том числе численным выражением качества и количества информации, произведённой индивидом, то есть производным ресурсом по отношению к информации. Она обладает очень интересными свойствами. В отличие от ключевых ресурсов прошлого и настоящего репутация в принципе неотчуждаема, ею невозможно торговать и обмениваться. Её невозможно отнять или спрятать. Она имеет свойство таять со временем — люди меняются, и поступки, совершенные много лет назад, имеют меньшее значение, чем сегодняшние. Это напоминает инфляцию, но без вредных последствий, так как репутация не является средством обмена и накопления. Если все остальные ресурсы необходимо каким-либо образом конвертировать во власть и влияние, то репутация в такой конвертации не нуждается, она сама — власть и влияние в чистом виде. Причем власть в самой высшей и совершенной форме — власть, не взятая силой, не купленная за деньги, не полученная обманом, а добровольно и сознательно врученная самими подчинёнными. Власть, которая мгновенно испаряется при попытке ею злоупотребить, а потому обладающая огромным моральным авторитетом и доверием.
Будущая элита — это те, чьей репутации в какой-то момент будет достаточно, чтобы оказывать влияние на какие-либо общественные процессы. Именно так, размыто и нечётко. Практически любой иногда будет входить в состав элиты. Войти в неё легко, а вылететь — ещё легче.
Скучающие аристократы
Наши представления о будущем обществе обычно сводятся к трём вариантам, которые многократно описаны в фантастической литературе и кино. Первый вариант — утопия, как в книгах советских фантастов о наступившем коммунизме. Второй — антиутопия, как в книгах фантастов антисоветских о нём же, или пара-тройка популярных антиутопических вариаций — «мир после ядерного апокалипсиса», «мир после бунта машин», «мир, в котором все деградировали до скотского состояния, потому что всю работу делают роботы». Третий вариант — всё то же самое, что и сегодня, только со звездолётами и бластерами.
Скорее всего, при чтении этой книги у вас сложилось впечатление, что авторы склоняются к первому, утопическому варианту. На самом деле всё не так просто. Мы действительно описываем оптимистичный вариант развития событий. Во-первых, потому что пессимистичных сценариев будущего — пруд пруди. Человеку свойственно заранее продумывать опасные и сложные ситуации, чтобы подготовиться и тем самым увеличить шансы на выживание. А если в будущем всё хорошо, то и беспокоиться не о чем. Во-вторых, несмотря на все жалобы и критику современного мира, представление о том, что наши предки были «мудрее» и жили в какой-то особенной «гармонии с природой», были «духовнее», мягко говоря, не соответствует действительности. Ещё каких-то пару веков назад подавляющее большинство населения планеты жило в ужасной нищете, бесправии, болезнях и невежестве. Люди работали с утра до ночи за гроши, беспробудно бухали, били друг другу морды, грабили и убивали гораздо больше, чем сейчас. Жизнь была короче, бестолковее и беспросветнее. Так что оптимизм авторов — всего лишь экстраполяция изменений, происходивших с человечеством за последние сто — двести лет.
