В дальнем углу сада, между грядками марсилии и кервеля, спиной к ним стоял отец. Она сразу узнала его невысокую коренастую фигуру, толстую шею и надменную осанку. Джоанна спрятала лицо в просторном капюшоне так, чтобы плотная ткань свисала посередине, полностью закрыв его.
Услышав шаги, каноник повернулся. Его темные волосы и нависшие брови, наводившие на Джоанну ужас, совсем поседели.
— Deus tecum. — Брат Сэмюэль ободряюще похлопал Джоанну по плечу. — Да будет с тобою Бог, — И удалился.
Отец, прихрамывая, направился к ней. Теперь он показался Джоанне гораздо меньше, чем прежде. С удивлением она заметила в его руке костыль. Когда отец приблизился, она повернулась и, не говоря ни слова, знаком позвала его за собой подальше от яркого полуденного солнца, в часовню рядом с садом, в спасительную темноту. Там Джоанна дождалась, пока отец сядет на скамью, а сама устроилась подальше от него и низко склонила голову, чтобы капюшон скрывал ее лицо.
— Pater Noster qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum… — начал молиться отец старческим дрожащим голосом. Его парализованная рука дрожала. Джоанна присоединилась к молитве, и их голоса эхом отдавались в маленькой каменной часовне.
Закончив молитву, они несколько минут сидели молча.
— Сын мой, — наконец-то произнес каноник. — Ты отлично преуспел. Брат госпитальер рассказал, что ты собираешься стать священником. Значит, не посрамил чести нашей семьи. Я надеялся, что твой брат удостоится такой же чести.
Мэтью. Джоанна прикоснулась к медальону Святой Екатерины, висевшему у нее на шее.
Отец заметил этот жест.
— Я стал плохо видеть. Это медальон твоей сестры Джоанны?
Джоанна отпустила медальон, проклиная себя за глупость. Не догадалась даже спрятать его!
— Взял его на память… потом. — Она не могла заставить себя говорить об ужасах набега норманнов.
— Твоя сестра умерла… Она не была обесчещена?
Джоанна вдруг вспомнила Гилзу, кричавшую от боли и страха, когда норманны по очереди насиловали ее.
— Она умерла непорочной.
— Deo gratias, — перекрестился каноник. — Значит так было угодно Богу. Упрямый, ненормальный ребенок. Она никогда не обрела бы покоя в этом мире. Так гораздо лучше.
— Она не сказала бы этого.
Если каноник заметил в ее голосе иронию, то виду не показал.
— Мать очень страдала, узнав о ее смерти.
— Как поживает моя мать?
Каноник долго молчал.
— Ее больше нет, — ответил он дрожащим голосом.
— Нет!
— В аду, — отрезал каноник. — Горит в вечном огне.
— Нет! — Осознав, о чем он говорит, Джоанна едва не лишилась рассудка. — Нет!
Нет, только не ее мать, такая красивая, с такими добрыми глазами, нежными руками, дарившими утешение и радость… мама, которая так любила ее.
— Умерла месяц назад, — сообщил каноник. — Непокорная и необращенная ко Христу, призывая своих языческих богов. Когда повитуха сказала, что она умирает, я сделал все, что мог, но она отказалась принять святые дары. Я положил ей в рот облатку, а она выплюнула ее.
— Повитуха? Ты хочешь сказать… — Матери было больше пятидесяти лет, слишком поздно для родов. После рождения Джоанны у нее не было детей.
— Мне не разрешили похоронить ее на церковном кладбище вместе с некрещеным младенцем в ее утробе. — Он расплакался, его тело содрогалось от рыданий.
Неужели он любил ее? Как странно выражал отец свою любовь: грубыми скандалами, жестокостью. Его эгоистичная похоть убила ее!
Рыдания каноника постепенно затихли, и он помолился об усопшей. На этот раз Джоанна не присоединилась к нему. Про себя она произносила клятву, взывая к священному имени Тора Громовержца, как учила ее мать в детстве.
Отец смущенно откашлялся.
— Есть дело, Джон. Миссия в Саксонии… как ты думаешь… захотят ли братья воспользоваться моей помощью в работе с язычниками?
Джоанна удивилась.
— А как же твоя работа в Ингельхайме?
— Дело в том, что мое положение в Ингельхайме осложнилось. Недавняя… беда… с твоей мамой…
Джоанна сразу все поняла. Закон о женатых священниках, при короле Карле соблюдавшийся весьма условно, ужесточился в правление его сына, прозванного Людовиком Благочестивым за религиозное рвение. Недавний парижский синод утвердил закон безбрачия. Беременность Гудрун — явное свидетельство нецеломудрия каноника — случилась в самое неподходящее время.
— Ты потерял свое место?
Отец неохотно кивнул.
— Но, Deo volente, у меня еще остались силы для службы Богу. Если бы ты замолвил за меня словечко перед аббатом Рабаном?…
Джоанна молчала. Переполненная горем, гневом и болью. В ее сердце не осталось места для сострадания к отцу.
— Ты не ответил мне. Стал слишком гордым, сын мой. — Он поднялся, в голосе его послышались знакомые повелительные нотки. — Помни, именно мне ты обязан тем, что находишься здесь и занимаешь такое положение. Contritionem praecedit superbia, et ante ruinam exaltatio spiritus, — сказал он решительно. — Гордыня — признак скорого упадка, надменность предвещает крах. Притчи, глава шестнадцатая.
— Bonum est homini mulierem nоn tangere, — парировала Джоанна. — Хорошо человеку не касаться жены. Первое Послание Коринфянам, глава седьмая.
Отец взмахнул клюкой, чтобы ударить ее, но потерял равновесие и упал. Джоанна протянула руку, чтобы помочь ему. Она схватил ее за руку и дернул к себе.
— Сын мой, — умоляюще и плаксиво прошептал каноник, — Сын мой, не оставь меня. Ты все, что у меня есть.
Джоанна с отвращением отпрянула от него, и капюшон соскользнул с ее головы. Она поспешно надела его, но было слишком поздно.
Отец ужаснулся, узнав ее.
— Нет, — выдохнул он, содрогнувшись. — Нет, этого не может быть.
— Папа…
— Дочь Евы, что ты натворила? Где твой брат Джон?
— Погиб.
— Погиб?
— Его убили норманны в храме в Дорштадте. Я пыталась спасти его, но…
— Ведьма! Колдунья! Демон ада! — Каноник перекрестил перед собой воздух.
— Папа, пожалуйста, позволь объяснить… — взмолилась Джоанна в отчаянии. Отца надо было успокоить, пока на его голос не сбежались монахи.
Каноник попытался опереться на клюку и встать. Он дрожал всем телом. Джоанна поспешила помочь ему, но он оттолкнул ее и сердито произнес:
— Ты убила старшего брата. Почему не пожалела младшего?
— Я любила Джона, папа. Я никогда не сделала бы ему ничего плохого. Это норманны, они напали неожиданно. — Джоанна схватилась за горло, чтобы не вырвались рыдания. Надо было выдержать спокойный тон, чтобы отец понял. — Джон сопротивлялся, но они убили всех, всех. Они…
Каноник повернулся к двери.
— Я должен остановить это, остановить тебя, пока ты не наделала больше зла.
Джоанна схватила его за руку.
— Отец, не надо, пожалуйста, они убьют меня, если…
Он резко повернулся к ней.
— Дьявольское отродье! Тебе следовало умереть в языческой утробе твоей матери! — Он пытался высвободиться. Лицо его побагровело. — Отпусти меня!
Джоанна отчаянно вцепилась в него. Если он выйдет отсюда, ее жизнь кончится.
— Брат Джон? — На пороге послышался голос брата Сэмюэля. Его доброе лицо выражало озабоченность. — Что-то не так?
Вздрогнув, Джоанна отпустила руку отца, и он направился к брату Сэмюэлю.
— Отведите меня к аббату Рабану. Я должен… Я должен… — вдруг каноник замолчал.
Вид у него был странный. Лицо стало еще краснее, причудливо исказилось, левый глаз опустился ниже правого, рот перекосило на сторону.
— Отец? — Джоанна поспешила к нему.
Он потянулся к ней, но правая рука непослушно задергалась.
Джоанна отпрянула в ужасе.
Каноник выкрикнул что-то невнятное и упал, будто срубленное дерево.
Брат Сэмюэль позвал на помощь. На пороге часовни сразу же появились пять монахов.
Джоанна встала на колени возле отца и обхватила его руками. Седая голова каноника беспомощно лежала у нее на плече. Взглянув ему в глаза, Джоанна ужаснулась: в них застыла лютая ненависть.
Губы его что-то шептали:
— М… м… м!..
— Ничего не говори, — сказала Джоанна. — Тебе нехорошо.
Он свирепо взглянул на нее. Из последних сил он тихо произнес единственное слово.
— М… m… m… Mulier!
Женщина!
Голова его качнулась и замерла, глаза застыли.
Джоанна склонилась над отцом, пытаясь уловить дыхание, прощупать пульс на шее. Через мгновение она закрыла ему глаза.
— Умер.
Брат Сэмюэль и другие перекрестились.
— Мне показалось, будто он что-то произнес перед смертью, — заметил брат Сэмюэль. — Что он сказал?
— Он… он призывал Марию, Богородицу.
Брат Сэмюэль печально кивнул.
— Святой человек, — Он обратился к братьям: — Отнесите его в храм. Мы подготовим его тело к погребению.
