Решив не дожидаться ответа Люциена, Виола выскользнула из комнаты. Этого никто не заметил, что ещё раз задело её Нарциссизм.
– Будь хорошей девочкой, – сказала Виола второй половинке себя, – и я покажу, какая ты миленькая.
Демон прыгал вверх и вниз в её голове.
"Когда?"
"Скоро."
"Сейчас", – захныкал демон.
"Скоро."
"Сейчас", – послышалось требование.
"Никогда."
"Скоро?" – Ещё одно хныканье.
"Скоро. У тебя слишком большие запросы."
Виола последовала за духовным следом Легион – Люциен не единственный владел таким талантом – и переместилась в её комнату. Девушка расхаживала по помещению, её волосы дико развивались позади неё. Она не оставила одеяло, а ещё сильнее прижала его к себе.
– Я не могу, не могу, не могу. Я не могу уйти. Не могу отправиться к нему.
– Легион, – нежно произнесла Виола. Да, ей было не по себе от чувств других людей, но она заглянула в душу этой сломленной куклы и хотела помочь.
Как странно. Когда-то Виола питалась душами, их энергией. Она осушала их, уничтожала. Однако, однажды она взяла не ту душу не в то время – единственное ужасное воспоминание, которое ей удалось сохранить – и обнаружила себя запертой в Тартаре. Затем, конечно, её соединили с Нарциссизмом, и единственная душа, которой она могла питаться, стала её собственной.
Как и часть тела бессмертных, душа Виолы восстанавливалась, и девушка продолжала ею кормиться. Но душа никогда не восстанавливалась полностью, потому что Виола никогда, по сути, не прекращала есть. Из-за отсутствия лучшей альтернативы. Поэтому, в основном, Виола была человеком и духовным каннибалом, и никогда не интересовалась другими.
"Зачем она снова сюда пришла? Она должна уйти."
Легион посмотрела на неё тёмными глазами, полными слёз и ноги Виолы приросли к месту.
– Я не могу. Не могу этого сделать. Он захочет прикоснуться ко мне. Причинить мне боль. Я... не могу.
Легион помчалась в ванную, согнулась над унитазом и её вырвало. Виола, наконец, смогла шевелить ногами, но не ушла из комнаты. Она зашла в ванную, придержала волосы девушки, и поняла, что ту на самом-то деле и не вырвало. Просто было нечем. Бедняжка, должно быть она неделями не ела приличной еды.
Казалось, бесконечное страдание длилось часами. Между рвотными позывами Легион рыдала. А когда переставала плакать, её начинало так трясти, что был слышен стук зубов. Никто не подошёл к двери её спальни, и Виола решила, что Повелители предпочли не отдавать девушку за освобождение Эшлин.
К счастью, в конце концов, нервный срыв Легион иссяк. Она сгорбилась над унитазом и больше не смогла выдавить из себя и слезинки.
Виола отступила, но эти красные, опухшие глаза следили за ней.
"Мне действительно пора уходить", – подумала Виола. Она пробыла в комнате слишком долго, чтобы вернулось внутреннее беспокойство.
– Я скажу воинам, что ты в затруднительном положении, ладно? – Мэддокс, возможно, попытается убить её за подобные усилия, но Нарциссизму необходимо внимание, и не важно какое.
– Я не могу уйти, не могу уйти, – шептала Легион. – Он был здесь, я почувствовала его, поняла, что он здесь, но не могла выдавить и звука, не могла выдать своё присутствие, не могла даже закричать, хотя мне хотелось кричать, и кричать, и кричать. Я спряталась под кроватью. Я должна была закричать, должна была закричать.
Слова Легион были насыщены чувством вины – эмоцией, с которой Виола отказывалась связываться.
– Да, понятно... гм, удачи тебе с этим. Приятно было познакомиться и всё такое. – Виола сделала шаг, затем ещё один, пятясь к выходу. Она не заводила дружбу. Никогда. Ни с кем. Особенно, не со сломленными китайскими куклами, которые требуют слишком много времени и усилий.
Глаза Легион не успели высохнуть от слёз, как начался новый поток.
– Но я не могу оставить с ним Эшлин. – Легион всхлипнула. – Она такая милая, и детки... однажды она позволила мне почувствовать, как они толкаются. Она в любой день может родить. Ей нужно вернуться домой. Мэддоксу нужно, чтобы она вернулась домой. Что мне делать?
Виола так сильно хотела достать свой телефон, задать вопрос в блоге и дальше следить за последующим потоком советов, но также сильно, как она хотела покинуть эту комнату, она хотела остаться в крепости.
При всех своих недостатках Повелители не пытались навредить ей. Не заставляли смотреть в зеркало, и они крайне обожали её. Ну, ладно, возможно последнее и не было правдой, а всего лишь заслугой демона Виолы. Но ничто не является ложью, если вы в это верите. Поэтому, да, Повелители её обожали.
– Думаю, ты должна, гм, следовать велению своего сердца? – О, дерьмо. Полный отстой. Девушка не знала, чего хотело её сердце, поэтому и спрашивала совета.
– Что бы ты сделала? – спросила Легион.
Виола предположила, что могла сочинить милую речь о том, что всегда готова помочь другим. Парни внизу, вероятно, предпочли бы это. Вот только проблема в том, что ложь кому-то, за исключением себя, создавала неприятности, а Виола ненавидела неприятности.
– Я бы спасла себя, и не важно, что пришлось бы пожертвовать теми, кто меня окружает. Хотя, я всегда только о себе и заботилась, поэтому... – Виола пожала плечами. – Решать тебе. Кого ты любишь больше? Себя или тех, кто тебя принял?
Глава 19
Обнажённый и прикованный к валуну Кейн стиснул зубы от унизительного положения. Миньонам не потребовалось много времени, чтобы поймать его, когда он дал дёру. Невинный маленький избранник Кейна оказался хуже всех: он вырывал ахилловы сухожилия и издевался над ним.
А теперь каждый из толпы, сменяя друг друга, пытался урвать то, что Кейн отказывался отдавать.
Он не отдаст им то, что они хотели. Не сделает этого. Но сколько ещё он мог выносить мучения? Давление росло, и было таким сильным, что причиняло боль.
"Ты мог справиться с подобным раньше."
Кейн мог пережить эти мучения.
"Дыши. Просто дыши."
Он зажмурился. В его венах плавилась кровь. Всё это время в голове Кейна смеялся его демон. Смеялся, наслаждаясь происходящим бедствием.
Кейн подумал о существующей вероятности того, что выживание не является верным курсом действий, а унижение плавно преобразуется в гнев. Он никогда не испытывал симпатии к своему демона, но сейчас просто ненавидел это существо каждой клеточкой своей сущности. Кейн хотел освободиться от него, а это подразумевало за собой необходимость смерти. Он хотел наказать Бедствие за то, что тот получает удовольствие от его страдания, не обращая внимания на судьбу, которая в итоге постигнет его.
