— Они умеют лазать по деревьям? — пропыхтел он.
— Нет… Разве что детеныши, но только не взрослые екии!
— Кидайся в него головнями и подбрось еще дров в костер!
Барнвельт поспешно подхватил верхушку молодого деревца, срубленного вечером. Остаток ствола вместе с ветвями оказался чуть повыше его самого.
— По-моему, вот-вот он бросится, Сньол! — тревожно проговорила Зея.
— Кидай, не останавливайся!
Барнвельт зажал верхушку деревца в левой руке и принялся торопливо обрубать ветки мечом — по одному быстрому, с оттяжкой удару на каждую.
Через несколько секунд он получил длинный прямой шест, который оканчивался похожим на оленьи рога ершом из сучьев, обрубленных в футе-другом от ствола и довольно острых.
— А теперь, — бросил он, — видишь вон то большое дерево? Ну, где сучья почти у земли?
— О да!
— Сейчас мы на него залезем.
— Но как, ежели зверь, сей ужасный, отрезал нам путь к нему?
— Сейчас увидишь. Бери топор и не высовывайся у меня из-за спины.
Держа в левой руке горящую головню, а в правой импровизированную рогатину, он осторожно двинулся навстречу екию. Зверь, который никак не ожидал от своей добычи подобного поведения, отпрянул на шаг и встал на дыбы, оставшись на двух задних парах лап. При этом он весьма злобно рычал и ворчал.
Барнвельт, напряженный, как тетива, ткнул ему в морду рогатиной и замахнулся факелом. Зверь хрипло заорал, исходя пеной, и цапнул пучок сучьев передней лапой.
— Проваливай! Кыш! — завопил Барнвельт, вновь тыча его рогатиной.
Зверь по-рачьи отодвинулся вбок, пытаясь обойти торчащие сучки. Барнвельт старался этого не допустить, поворачиваясь вслед за ним и выставив факел.
Екий угрожающе рыкнул и подобрался для прыжка, но Барнвельт скакнул вперед и ткнул его прямо в глаза. Зверь отпрянул, содрогаясь всем телом и оглашая лес хриплым визгом.
Дюйм за дюймом он теснил хищника вбок. Каждый раз, когда тот готовился к прыжку, Барнвельт опережал его и заставлял отступить. Наконец ему удалось оказаться между екием и спасительным деревом. Зея держалась у него за спиной. Он прекратил орать на зверя, чтобы гаркнуть девушке:
— Лезь на дерево! Быстро!
Она повиновалась. Пятясь спиной вперед, он вслед за ней отступил к стволу и швырнул пылающую головню в башку екия.
Ветка стукнула зверя по носу, отчего тот бешено подскочил и вздыбился, хватая воздух передними лапами.
Барнвельт полез на дерево, цепляясь за ветки одной рукой, а другой сжимая рогатину. Преодолев первые несколько сучьев, он бросил свое деревянное оружие и полез уже быстрее.
Екий неистово взревел, подскочил к дереву и, встав на задние лапы, во всю длину вытянулся вдоль ствола. Барнвельт успел отдернуть ногу как раз в тот момент, когда жуткие челюсти щелкнули в каком-то дюйме от каблука.
— Мамочки! — выдохнул он, пристраиваясь на суку рядом с Зеей. — В жизни так не пугался!
— О, мой герой! — вскричала Зея, удушая его поцелуями. — Да как же храбрец такой и говорить может о страхе!
— Если б ты знала, что происходит внутри героев, дорогая, даже когда они спасают девиц прекрасных от чудищ ужасных! Интересно, скоро ли наш друг внизу устанет нас поджидать? — ответил Дирк и ткнул пальцем в екия, который все еще сидел под деревом и поглядывал вверх с весьма обнадеженным выражением на морде.
— Покуда не ослабнем мы от голода и жажды иль не уснем, свалившись прямо в пасть его ненасытную.
— Тогда он просчитался. Отмотай с пояса веревку и привяжись вон к той ветке. Я же говорил, что она пригодится!
Надежно привязавшись веревками к дереву, они расположились на суку в надежде пересидеть хищника. Правда, екий, похоже, никуда не спешил.
Зея сказала:
— Как посетила тебя мысль светлая простой рогатиною чудище кровожадное отвратить?
Барнвельт хихикнул.
— В моих краях так дрессируют зверей для представлений перед публикой. Когда укротитель екиев находится в клетке со своими зверями, то всегда держит под рукой легкий стул, чтобы держать их подальше, если они вдруг забудут, кто тут главный, и полезут на него. Мимо ножек им никак не пробраться, а просто отнять стул, видно, ума не хватает. Так вот, когда эта холера навалилась на нас, я зациклился на том, что нужен стул. А поскольку никакой мебели под рукой не оказалось, пришлось искать замену.
Зея вздохнула.
— Сказки, кои рассказывают о доблести генерала Сньола, видать, и впрямь былью являются. Скажи, а есть ли у тебя гарем из ньямских девиц сладострастных, как, говорят, полагается человеку заметному в далеких твоих краях?
— Да что ты, и одной-то не успел обзавестись. Слишком много приходится ездить.
Барнвельт пристальным взглядом посмотрел на принцессу. В голове его неотвязно вертелся все тот же образ субъекта в капюшоне с дырками для глаз, который таскает с собой мясницкий топор и после года неземной любви по квирибскому образцу начинает проявлять повышенный интерес к одному из возлюбленных.
Она удивленно подняла брови вместе с антеннами.
— И все же, насколько могу судить я, не находишь ты женщин породою непривлекательной!
— Смотря, каких женщин. Если б у нас в Ньямадзю были такие, как ты я бы давно обзавелся гаремом почище, чем у Соломона.
— Чем у кого?
— Да так, у одного допотопного царя — не обращай внимания, — и он поглядел вниз на екия, который явно не собирался оставлять свой пост. — Я вот думаю: не соорудить ли в конце концов копье из палки и кинжала и не проткнуть ли этого гада сверху… Пожалуй, не стоит — потеряем кинжал и еще больше его раззадорим.
Несколько часов просидели они на своем насесте, тупо таращась на екия, который не менее тупо таращился на них. Барнвельт задремывал, просыпался, потом снова задремывал. Снились ему при этом в основном бифштексы. Потом ноздрей его коснулся какой-то новый запах.
— Вот что заставит монстра сего убраться отсюда подобру-поздорову! объявила Зея, показывая куда-то рукой.
— Ого-го! — воскликнул Барнвельт, посмотрев в ту сторону.
Одна из брошенных ими горящих веток устроила в траве самый настоящий пожар. Снизу поднимались тонкие струйки дыма, под которыми с пощелкиванием и потрескиванием плясали крохотные язычки пламени.
— Заставит-то оно заставит, только мы тоже поджаримся, — заметил Барнвельт.
При виде разгорающегося пожара екий тоже забеспокоился. Огромная бурая башка отвернулась от сидящей на дереве парочки и ненадолго уставилась на огонь. Зверь неохотно пошевелился, еще разок опершись лапами о дерево, словно чтобы убедиться, что добычу действительно никак не достать.
А пожар и в самом деле разгорался. С неожиданным «пумп!» столбом огня занялся кустарник. Горящие листья стремительно взмывали вверх, кружились и опадали обратно на дымящийся дерн.
Екий обошел вокруг дерева, поглядывая на огонь и тревожно принюхиваясь к дыму. Наконец, рявкнув от отвращения, зверь затрусил прочь.
— Выждем еще минутку, — сказал Барнвельт, отвязывая страховочную веревку.
— Но пожар сей…
— Знаю, дорогая. Но будет совсем ни к чему, если этот красавец прискачет обратно и сцапает нас, как только мы слезем на землю.
Он выглянул из-за плотной листвы. Все было тихо, за исключением вздохов прибоя и нарастающего гула пламени.
— Порядок, приступаем к тушению. Ты заливай из чашек, а я буду затаптывать.
— На что тушить ты задумал пламя сие чудотворное? Думается мне, что оно лишь на пользу, ибо отвадит любого зверя недружелюбного, что шатается поблизости.
— А на то, что если начнется настоящий лесной пожар… И думать забудь!
— Но на Фоссандеране…
— Ради всех богов прекрати болтовню и отправляйся за водой! Потом объясню. Если подует с востока, мы просто сгорим к бесу!
Вооружившись толстой палкой, он принялся забивать ею пламя и затаптывать ногами. То количество воды, которое за один раз могла принести Зея из моря, плескавшегося поблизости, казалось смехотворно ничтожным. Но мало-помалу они одерживали верх.
Где-то через час, весь в копоти и саже, Барнвельт объявил, что пожар побежден. После купания в море Садабао и завтрака из ракушек они вновь устремились на запад, удаляясь от побережья и ориентируясь по солнцу.
На третий день, вскоре после полудня, Барнвельт с Зеей вышли из рахского леса на дорогу между Шафом и Малайером. Оба были исхудалые, грязные, оборванные и исцарапанные. Зея несла копье, которое Барнвельт соорудил из подходящего сука, привязав к нему кинжал, на случай новой встречи с екием. Однако пустить это оружие в ход случая так и не представилось. Барнвельт вздохнул.
— Вообще-то, следовало бы теперь шагать дальше на север, но давай-ка лучше присядем — может, поймаем какой транспорт.
Он воткнул топор в землю и тяжело опустился под деревом, прислонившись спиной к стволу. Зея плюхнулась по соседству и тут же положила ему голову на плечо. Он лениво пробормотал:
