– Кстати, насчет долга мистера Фарнеби, – начал он. – Давно он вам должен?
Мистрис Соулер была настороже. Другими словами, голова мистрис Соулер разгорячалась от горячего грога только тогда, как она употребляла его в большом количестве. Она отвечала, что долг давнишний и не прибавила ничего более.
– Уже прошел семилетний срок?
Мистрис Соулер опорожнила свой стакан и пристально посмотрела на Жервея через стол.
– У меня плохая память, – сказала она.
Жервей весьма любезно предложил ей третий стакан.
– Нечетное число приносит, говорят, счастье.
Мистрис Соулер приняла предложение в том же духе, в каком оно было сделано, справилась со своей памятью даже прежде появления третьего стакана.
– Семь лет? Спрашиваете вы, даже более чем дважды семь лет. Что вы думаете об этом?
Жервей не терял времени на думы, он поспешно продолжал:
– Уверены ли вы, что человек, которого я указал во время чтения, тот самый, что назывался Морганом и письма которого адресовались в гостиницу?
– Вполне уверена. Готова принять присягу, что это его глаза.
– И вы никогда не требовали с него долга?
– Как могла я требовать, когда я не знала, как его зовут до той минуты, как вы мне сказали это?
– Сколько он вам должен?
Имела ли мистрис Соулер четвертый стакан грога в виду или думала, что пора приняться за расспросы, нужные ей самой, трудно решить, но каковы бы ни были побуждения, только теперь она покачала головой и сказала:
– Деньги – мое дело. Вы только скажите мне, где он живет, и я заставлю его заплатить.
Жервей был готов на всякий случай.
– Вам не нужно делать ничего подобного.
Мистрис Соулер недоверчиво засмеялась.
– Так вы думаете, мой умница?
– Я не думаю, я уверен в том. Во-первых, Фарнеби может не признать долга по истечении семилетнего срока, во-вторых, взгляните на себя в зеркало. Вы полагаете, прислуга пустит вас к нему в дом, когда вы постучитесь в двери? Вам нужен ловкий помощник или вы никогда ничего не получите.
Мистрис Соулер была доступна голосу рассудка, несмотря на три стакана грога. Она прямо спросила:
– А сколько вы возьмете за это?
– Ничего, – отвечал он, – я вовсе не желаю, чтоб вы платили за комиссию.
Мистрис Соулер с минуту подумала и поняла его.
– Повторите это при молодой женщине, чтоб она была свидетельницей ваших слов.
Жервей толкнул под столом молодую женщину, предостерегая ее, чтобы она не сделала какого-нибудь возражения и предоставила бы все ему. Объявив во второй раз, что не возьмет ни фартинга с мистрис Соулер, он продолжал свои расспросы.
– Я действую в ваших интересах, мистрис Соулер, – сказал он, – и потеряете вы сами, если не будете терпеливо отвечать на мои вопросы и не скажете мне правды. Я опять возвращаюсь к долгу. Откуда взялся он?
– За содержание ребенка в продолжение шести недель должен он мне по десяти шиллингов в неделю.
Феба подняла глаза от тарелки.
– Чьего ребенка? – спросил Жервей, заметив движение Фебы.
– Ребенка Моргана, того самого, что вы называете Фарнеби.
– А вы знаете, кто была его мать?
– Желала бы знать. Давно получила бы я деньги от нее.
Жервей украдкой взглянул на Фебу, она была бледна и прислушивалась к разговору, не спуская глаз с мистрис Соулер.
– Давно ли это было? – продолжал Жервей.
– Шестнадцать лет тому назад.
– Фарнеби сам отдал вам ребенка?
– Своими собственными руками, через садовую решетку дома в Рамсгэте. Он сам и посадил меня на поезд, отправившийся в Лондон. При этом он дал мне десять тысяч фунтов стерлингов и больше ничего. Он обещал увидеться со мной в течение месяца и дать мне денег. Я никогда не видела его до сегодня, когда встретила у кассы, платившим за билеты.
Жервей снова взглянул на Фебу. Она не подозревала, что за ней наблюдают. Все внимание ее было поглощено ответами мистрис Соулер. Обсудив все слышанное, Жервей оставил речь о долге и начал расспрашивать о ребенке.
– Я уже обещал вам, что не возьму с вас ни одного фартинга, – прибавил он. – Скольких лет был ребенок, когда вам отдал его Фарнеби?
– Скольких лет? Ему не было и недели!
– Не было и недели, – повторил Жервей, устремив пытливый взор на Фебу. – Боже мой, да это был новорожденный младенец?
Волнение девушки достигло до высшей степени. Она наклонилась над столом, чтоб не проронить ни одного слова.
– А долго ли этот бедный ребенок оставался на ваших руках? – продолжал Жервей.
– Как могу я сказать с точностью после такого долгого отрезка времени? Несколько месяцев, должно быть. Знаю только, наверное, что сверх полученных мной десяти фунтов, он прожил еще не менее шести недель, а потом… – Она остановилась и посмотрела на Фебу.
– А потом вы от него освободились?
Мистрис Соулер почувствовала, что Жервей многозначительно толкает ее ногой под столом.
– Я не сделала ничего такого, чего бы должна была стыдиться, – сердито обратилась она к Фебе. – Будучи слишком бедна, чтоб содержать малютку на свой счет, я отдала ее одной доброй леди, которая ее усыновила.
Феба не могла более сдерживаться. Прежде чем Жервей успел открыть рот, она обратилась к мистрис Соулер с вопросом:
– А знаете вы, где теперь находится эта леди?
– Нет, не знаю.
– Вы знаете, где найти ребенка?
Мистрис Соулер взялась за, грог.
– Я знаю об этом не больше вашего. Намерены вы задавать еще вопросы, мисс?
Сильное возбуждение до того ослепляло Фебу, что она не заметила очевидной перемены к худшему в расположении духа старой женщины. Она опрометчиво продолжала:
– Никогда не видали вы леди с тех пор, как отдали ей девочку?
Мистрис Соулер опустила вдруг свой стакан в ту мину, ту, как подносила его к губам?.. Жервей остановился пораженный и не зажег второй сигары.
– Девочку? – медленно повторила старуха, устремив подозрительный и удивленный взор на Фебу. – Ее? – Она обратилась к Жервею. – Разве я сказала, что это была девочка? Разве вы меня спрашивали о том?
– И не думал, – отвечал Жервей.
– Неужели я сказала это, не будучи о том спрошена?
Жервей оставил Фебу на произвол старой, неумолимой женщины, перед которой она себя выдала. Этим единственным путем мог он выпытать что-либо от девушки.
– Нет, вы не говорили этого, – отвечал он.
Мистрис Соулер снова обратилась к Фебе.
– Откуда же вы знаете, что это была девочка?
Феба дрожала и ничего не говорила. Она сидела, опустив голову и сложив руки на коленях.
– Могу я спросить вас, – продолжала Соулер с необычайной вежливостью, – сколько вам лет, мисс? Вы настолько молоды и красивы, что для вас не может быть неудобств отвечать на подобный вопрос.
